«Метод получения мощных излучений». Отрывочные дневниковые записи, содержащие схему «нового процесса получения мощных лучей или излучений», в основном содержат краткий критический разбор работ Ленарда и Крукса, а также описывают инновационные системы получения сверхвысоких напряжений, и лишь в заключительной части приводится довольно расплывчатое и схематичное описание изобретения.
Так что же произошло с техническими документами на аппараты, извергавшие смертоносное излучение с башни Теслы? Были ли в изобретениях Теслы еще и таинственные «лучи, дезинтегрирующие всю попадавшую на их пути материю»? Если правительственные органы в присутствии еще живых свидетелей, дававших показания под присягой, всячески открещивались от похищения архивов Теслы, то значит, что-то было в них ценного! И может быть, настойчиво циркулирующие слухи о сверхсекретном исследовательском проекте с мощным информационным прикрытием, под кодовым названием «Миссия НИК», имеют под собой реальную почву? Многие «независимые эксперты» по ту сторону Атлантики уверенно утверждают, что бесследно пропавшие рукописи Теслы все еще существуют, исследуются и дают начало все новым и новым сверхсекретным проектам Пентагона.
Большинство подобных экспертов сходятся в том, что настоящие секреты «магнетронного мазера Теслы» и его «телесиловых лучей» спрятаны в глубине сейфов под грифом совсекретного проекта «Миссия НИК». Однако трудно сказать, какое отношение все эти «лучи смерти Теслы» имеют к современному пучковому оружию, испускающему частицы и плазменные образования. Мы до сих пор не знаем точно, как конструировал свои волновые пушки и пучковые орудия изобретатель, но нет сомнения, что в этих загадочных аппаратах не последнюю роль играли различные модификации катушек и резонансных трансформаторов Теслы.
Если продолжить наши гипотетические построения, то в проекте «Миссия НИК» обязательно должен быть раздел, связанный с творчеством великого советского теоретика. Ведь хорошо известно, что однажды попавшая в поле зрения Ландау физическая проблема или просто задача погружалась в его подсознание и всплывала в нужный момент уже доработанной, решенной и даже обсчитанной. То же произошло и со статьями Эйнштейна, когда по линии спецтематики в бригаду теорфизиков УФТИ попало совсекретное задание на расчет сверхмощного поликонтурного магнетрона. Читателю уже, наверное, ясно, что это и было знаменитое «пучковое орудие Теслы», генерирующее самые настоящие «лучи смерти».
Теперь становится понятной реакции Ландау на подобное техзадание. У него уже было готовое и очень красивое решение проблемы в виде квантового усилителя радиоволн — будущего мазера. Поэтому запутанная физика электродинамики многокамерного поликонтурного магнетрона показалась Дау «совершеннейшей патологией и ахинеей». Подобное экспертное заключение, да еще и высказанное в очень резких тонах, только подлило масла в огонь разгорающегося конфликта, вылившегося в «дело УФТИ» и арест Ландау.
Впрочем, в логике тех событий еще очень много неясного, и об этом мы уже говорили…
Выйдя из застенков НКВД под поручительство академика Капицы, Ландау опять с тягостным недоумением грустно разглядывает все то же техзадание на создание «лучевого орудия Теслы» в полном соответствии, мягко говоря, с несколько легкомысленными комментариями самого изобретателя:
Мое новое изобретение касается именно лучей смерти. Созданный мною аппарат может иметь карманный вид, а может быть размещен на гусеничном ходу в зависимости от потребляемой мощности. Силовое излучение этого орудия сможет останавливать самолеты в воздухе и поворачивать корабли в море, как будто они натолкнулись на непроницаемую стену. Оно же в другом режиме будет питать воздушные корабли особой конструкции, которые могут находиться в просторах воздушного океана сколь угодно долго…
Какой же выход мог найти «гений Дау» из создавшегося безвыходного положения?
«Гений Дау» выбрал красивый выход: он решил магнетронную задачу, предложив концепцию нового и по-своему уникального «плоскостного» прибора — планотрона. Одновременно он довел до конца расчетную схему сверхмощного мазера и предложил воплотить ее «в железе» некоторым знакомым экспериментаторам.
К сожалению, Кентавр, не вникнув в суть планотронных расчетов, часть из них сразу же просто положил «под сукно», а своим соисполнителям в УФТИ отправил негативную оценку Ландау, данную им перспективам дальнейшего развития подобных исследований. Однако он не учел, что в спецхране Харьковского физтеха уже хранились первичные расчеты этой «патологической ахинеи», где присутствовали и предложения по изменению постановки задачи. Об этом, скорее всего, академик Капица просто не знал. Таким образом, в руках харьковских физиков оказалось вполне достаточно информации, чтобы изменить направление и продолжить данные радиофизические исследования совершенно необычным образом. Получив несколько противоречивых указаний из Наркомата тяжелого машиностроения, Института физпроблем Капицы и собственно от дирекции УФТИ, харьковские радиофизики не растерялись, а продолжили работы в полном соответствии с критическими замечаниями Ландау.
Что же это были за идеи? Еще харьковские расчеты показали Ландау, что в концепции магнетронного орудия Теслы есть большой изъян — фокусировка луча. Поэтому Лев Давидович с ходу набросал два возможных варианта решения — составлять внушительные батареи супермагнетронов Теслы или перейти к принципиально иной схеме, предложенной Эйнштейном. В ней радиоволны должны были излучаться принципиально новым тогда прибором — молекулярным генератором. Как теоретику Ландау было несложно разработать в основных чертах принципиальную схему такого генератора, а вот дальше начались практические трудности.
Прежде всего новой лучевой пушке нужен был особый источник энергии, ведь необходимо было создать упорядоченный молекулярный пучок в сильно разряженной атмосфере «электронного ствола». Тут же возникла и необходимость разработки молекулярного сепаратора, собирающего к оси сортирующей системы молекулярный поток и направляющего его в резонатор. В объемную камеру резонатора должен был попадать пучок тщательно отсортированных молекул, которые, пролетая вдоль его оси, и будут излучать «боевые» кванты электромагнитной энергии.
Тем временем наступила середина 1940-х гг., и конфронтация Берии и Капицы при реализации Атомного проекта привела к тому, что Петр Леонидович был вынужден покинуть свой институт и, обосновавшись на подмосковной даче, проводить опыты в «избе физпроблем». Нет оснований полагать, что в тот период Ландау скрывал от Капицы попытки построить квантовый генератор. Во всяком случае и великому экспериментатору, и великому теоретику было абсолютно ясно, что в «избе физпроблем» этот замысел осуществить не удастся. Оба также прекрасно понимали, что если Капице не удастся заинтересовать Хозяина какой-то ценной «военной» разработкой, то…
Так Дау пришлось второй раз возвращаться к расчетам чудовищного много контурного магнетрона Теслы. Но перспективные решения уже много лет обрабатывались в подсознании теоретика, и спустя несколько месяцев Капица приступил к работе над принципиальными схемами планотрона и ниготрона, как их впоследствии назвал сам ученый. Так через несколько лет появились письма «о принципиально новых методах электромагнитного воздействия на войска и технику вероятного противника». Вполне возможно, что этот шаг действительно спас Капицу и Ландау от поднимающейся новой волны репрессий, которую оборвала только смерть Сталина.
Впрочем, это уже совсем другая история…
Биографический справочник
Иоффе Абрам Федорович (1880–1960), русский физик и организатор науки. Родился 29 октября 1880 в г. Ромны Полтавской губернии в семье купца второй гильдии. Окончил Ромненское реальное училище (1897), затем Санкт-Петербургский технологический институт (1902). В 1903 г. отправился в Мюнхен к Рентгену, лучшему, по отзыву петербургских профессоров, физику, для приобретения опыта в постановке эксперимента по проверке созданной Иоффе еще в годы учебы в училище резонансной теории запаха и чувства обоняния.
Сначала работал практикантом, живя на собственные средства, потом получил место ассистента.
В 1906 г., отклонив лестное предложение Рентгена остаться в Мюнхене, вернулся в Россию. Был зачислен старшим лаборантом в Политехнический институт, в 1913 г., после защиты магистерской диссертации, стал экстраординарным профессором, а в 1915 г., защитив докторскую диссертацию, — профессором кафедры общей физики. Параллельно читал лекции в Горном институте и на курсах Лесгафта. В 1916 г. организовал в институте свой знаменитый семинар по физике. Его участниками были молодые ученые из Политехнического института и университета, вскоре ставшие ближайшими соратниками Иоффе при организации Физико-технического института (1918).
В 1918 г. Иоффе организовал физико-технический отдел в Рентгенологическом и радиологическом институте в Петрограде, в 1919 г. — физико-механический факультет в Политехническом институте для подготовки физиков, которые могли бы решать задачи, важные для промышленности, в 1932 г. — Агрофизический институт. По его инициативе начиная с 1929 г. были созданы физико-технические институты в крупных промышленных городах (Харькове, Днепропетровске, Свердловске, Томске), Институт химической физики АН СССР. В годы войны Иоффе участвовал в строительстве радиолокационных установок в Ленинграде, во время эвакуации в Казани был председателем Военно-морской и Военно-инженерной комиссий. В 1952–1955 гг. возглавлял лабораторию полупроводников АН СССР.
Капица Петр Леонидович (1894–1984), советский физик. Родился 26 июня 1894 г. в Кронштадте. Окончил Кронштадтское реальное училище (1912), затем Петроградский политехнический институт (1918). Руководителем дипломной работы Капицы был академик А.Ф. Иоффе. На его же кафедре Капица остался работать после окончания института. В 1921 г. вместе с Иоффе и другими учеными отправился в командировку в Англию. Занимался приобретением оборудования для научных учреждений России, работал в Кембриджском университете у Э. Резерфорда. Здесь выполнил исследования по а- и 0- излучению, создал метод получения сильных магнитных полей. За эти работы в 1923 г. получил премию им. Дж. Максвелла. В том же году получил степень доктора философии в Кембриджском университете. С 1924 г. — помощник директора Кавендишской лаборатории. В 1925 г. был избран членом совета Тринити-колледжа, в 1929 г. — членом Лондонского королевского общества и членом-корреспондентом АН СССР. В 1930 г. возглавил лабораторию Монда Королевского общества, специально созданную для проведения работ под его руководством.