Еще раз, я присоединяю эти две пластины из металлической сетки к концам обмотки электрического реактора. Разряд… принимает форму сияющих потоков».
В конце каждой своей лекции я демонстрировал наиболее зрелищные эффекты, когда большие колеса переливающихся аур повисали в темноте, омываемые невидимыми потоками высокочастотной энергии. Затем над головой добровольца возникал пляшущий огненный нимб, а холодное свечение тусклого голубого оттенка охватывало конвульсивно подрагивающие в такт электрическим колебаниям трупные мышцы…
Вы знаете, Джон, я, как и мой друг Марк Твен, всегда любил всяческие розыгрыши и театральные эффекты. И вот когда напряжение застывшей аудитории достигало предела, я жутким свистящим шепотом в полной тишине эпатировал экзальтированную публику страшными рассказами об оживающих под накатом резонирующих волн электрического эфира мертвых клетках. Светящимся жезлом я обрисовывал двигатель, работающий лишь на одном подводящем проводе, и тут же предрекал, что так же смогут заработать в потоке эфирной энергии не успевшие окончательно омертветь трупные органы. Дамы падали в обморок, а зачарованные мужчины, гордившиеся своим здравым смыслом и неподверженностью обману, с изумлением слушали мои рассуждения о моторах, работающих совсем без проводов, и о встающих на поле боя солдатах, облученных потоком резонансных волн электрического эфира. Я с упоением говорил об энергии эфирной среды, буквально переполняющей просторы Вселенной и поддерживающей живительные процессы в органической природе, предрекая, что когда-нибудь человек будет свободно использовать ее для борьбы со старением и смертью…
Скажу вам, Джон, прямо, если бы я в те времена забросил все другие задачи и посвятил себя исключительно проблемам атомной физики, то мы бы сейчас имели уникальные энергетические установки, черпающие практически бесконечную энергию из глубин вещества. Конечно, – изобретатель глубоко вздохнул, – наверняка это привело бы и к созданию еще одного вида смертоносного оружия, наподобие описанного Гербертом Уэллсом в романе «Освобожденный мир». – Тесла выбрался из кресла и, придерживаясь рукой за бок с ноющими ребрами, кособоко добрался до книжной полки. Выбрав томик сочинений Уэллса, он опять расположился в кресле и, хитро поглядывая на репортера, процитировал:
«Мы не только сможем использовать уран и торий; мы не только станем обладателями источника энергии настолько могучей, что человек сможет унести в горсти то количество вещества, которого будет достаточно, чтобы освещать город в течение года, уничтожить эскадру броненосцев или питать машины гигантского пассажирского парохода на всем его пути через Атлантический океан. Но мы, кроме того, обретем ключ, который позволит нам наконец ускорить процесс распада во всех других элементах, где он пока настолько медлителен, что даже самые точные наши инструменты не могут его уловить. Любой кусочек твердой материи стал бы резервуаром концентрированной силы».
И вы только представьте себе, Джон, эти слова настоящего провидца были написаны в 1912 году! Без ложной скромности скажу, что только я мог тогда понять всю глубину выводов этого замечательного английского романиста, тем более что пришел к ним за пятнадцать лет до этого. Но это еще далеко не все, вы только послушайте, как Уэллс описывает атомное оружие! – И Тесла продолжил чтение:
«…Обеими руками он вынул большую атомную бомбу из ее гнезда и поставил на край ящика. Это был черный шар в два фута в диаметре. Между двух ручек находилась небольшая целлулоидная втулка, и, склонившись к ней, он, словно примеряясь, коснулся ее губами. Когда он прокусит ее, воздух проникнет в индуктор. Удостоверившись, что все в порядке, он высунул голову за борт аэроплана, рассчитывая скорость и расстояние от земли. Затем быстро нагнулся, прокусил втулку и бросил бомбу за борт… Полыхнуло ослепительное алое пламя, и бомба пошла вниз – крутящийся спиралью огненный столб в центре воздушного смерча…
Когда он снова поглядел вниз, его взору предстало нечто подобное кратеру небольшого вулкана. В саду перед императорским дворцом бил великолепный и зловещий огненный фонтан, выбрасывая из своих недр дым и пламя прямо вверх, туда, где в воздухе реял аэроплан; казалось, он бросал им обвинение. Они находились слишком высоко, чтобы различать фигуры людей или заметить действие взрыва на здание, пока фасад дворца не покачнулся и не начал оседать и рассыпаться, словно кусок сахара в кипятке».
Какая ужасающе правдивая и в то же время примитивная картина, – с болью в голосе проговорил изобретатель. – Когда-то я искренне верил, что мое умение получать чрезвычайно высокие напряжения очень пригодиться для «расщепления атома». Даже сегодня ученые с трудом получают потенциалы в миллионы вольт, тогда как я еще сорок лет назад оперировал напряжениями в сотню миллионов вольт. В начале девяностых годов прошлого века я наивно считал атомы своеобразными биллиардными шарами, закутанными в кокон силового поля. Затем я пришел к сложной модели, включающей ядро и последовательные слои силовых оболочек. Эта схема, которую мои ассистенты, – изобретатель улыбнулся, – называли «Атомной луковицей», была несравненно удачней последующей (через пятнадцать лет!) картины атома Резерфорда – Бора, состоящего из небольшого сложного ядра, окруженного вращающимися вокруг него электронами. Вообще говоря, – Тесла презрительно хмыкнул, – считать электроны шарами, вращающимися вокруг шара ядра, так же глупо, как и представлять атом неделимым бильярдным шаром, популярным в восьмидесятые годы XIX столетия. И расщепленный атом Уэллса мне также напоминает подобный расколотый шар, – изобретатель снова раскрыл книгу:
«Впервые за всю историю войн появился непрерывный продолжительный тип взрыва; в сущности, до середины XX века все известные в то время взрывчатые вещества представляли собой легко горящие субстанции; их взрывные свойства определялись быстротой горения; действие же атомных бомб, которые наука послала на землю в описанную нами ночь, оставалось загадкой даже для тех, кто ими воспользовался. Атомные бомбы, находившиеся в распоряжении союзных держав, представляли собой куски чистого каролиния, покрытые снаружи слоем неокисляющегося вещества, с индуктором, заключенным в герметическую оболочку.
Целлулоидная втулка, помещавшаяся между ручками, за которые поднималась бомба, была устроена так, чтобы ее легко можно было прорвать и впустить воздух в индуктор, после чего он мгновенно становился активным и начинал возбуждать радиоактивность во внешнем слое каролиния. Это, в свою очередь, вызывало новую индукцию, и таким образом за несколько минут вся бомба превращалась в беспрерывный, непрекращающийся огненный взрыв. <…>
До сих пор все ракеты и снаряды, какие только знала история войны, создавали, в сущности, один мгновенный взрыв; они взрывались, и в тот же миг все было кончено, и если в сфере действия их взрыва и летящих осколков не было ничего живого и никаких подлежащих разрушению ценностей, они оказывались потраченными зря. Но каролиний принадлежал к бета-группе элементов так называемого „заторможенного распада“, открытых Хислопом, и, раз начавшись, процесс распада выделял гигантское количество энергии, и остановить его было невозможно. Из всех искусственных элементов Хислопа каролиний обладал самым большим зарядом радиоактивности и потому был особенно опасен в производстве и употреблении. И по сей день он остается наиболее активным источником атомного распада, известным на земле. Его период полураспада – согласно терминологии химиков первой половины XX века – равен семнадцати дням; это значит, что на протяжении семнадцати дней он расходует половину того колоссального запаса энергии, который таится в его больших молекулах; в последующие семнадцать дней эманация сокращается наполовину, затем снова наполовину и так далее. Как все радиоактивные вещества, каролиний (несмотря на то, что каждые семнадцать дней его сила слабеет вдвое и, следовательно, неуклонно иссякает, приближаясь к бесконечно малым величинам) никогда не истощает своей энергии до конца, и по сей день поля сражений и области воздушных бомбардировок той сумасшедшей эпохи в истории человечества содержат в себе радиоактивные вещества и являются, таким образом, центрами вредных излучений…».
Выражение крайнего недоумения не сходило с лица О’Нила все время, пока изобретатель цитировал чудовищные картины будущего. Видя, что репортер ерзает на месте от нетерпения, Тесла легким кивком поощрил его вопросы.
– М-м-мистер Тесла, – журналист даже слегка заикался от волнения, – вы же знаете, что я довольно искушенный литератор и очень люблю творчество Уэллса. Но только сейчас я понял, как прочитанное вами стилистически диссонирует с остальными фантастическими произведениями этого поистине великого писателя. Скажите, пожалуйста, мистер Тесла, а нет ли и вашего здесь вклада?
– А вы, Джон, весьма проницательны, даже слишком, – изобретатель опять разразился своим каркающим и ухающим смехом. – Похоже, что я сильно недооценивал журналистскую догадливость… Вы совершенно правы, все было именно так, и сейчас я, уже не боясь насолить мистеру Уэллсу, почивающему на лаврах на заоблачном писательском Олимпе, могу рассказать все.
Дело в том, что вскоре после выхода его замечательнейшего романа «Первые люди на Луне» на меня обрушился град звонков, писем и телеграмм от заинтригованных писателей, просивших рассказать о моем способе межпланетной радиосвязи. Легко отослав их к своим публикациям в различных научных и научно-популярных журналах, я еще раз перечитал отрывок романа Уэллса, где он описывает некоего вымышленного ученого, построившего приемник межпланетных сигналов на основании моих схем и… схем Маркони. Поняв, что читатели будут в очередной раз введены в глубокое заблуждение, я написал мистеру Уэллсу обширное послание, в котором подробно обрисовал положение с приоритетами и реальными вкладами русского гения Попова и вашего покорного слуги в открытие радио и телерадиоуправляемых систем. Конечно же, мне пришлось осветить и неблаговидную роль нашего итальянского «коллеги», фактически укравшего идею беспроволочного телеграфа из открытых статей Попова и развившего ее с помощью моих патентов и других талантливых инженеров в свои радиопередатчики. Что тут ни говори, а вклад Маркони в радио – это просто хитроумие беспринципного дельца, интеллектуального воришки и жулика, да и просто… безграмотного афериста, ну да это совсем иная история…