Николай Байбаков. Последний сталинский нарком — страница 67 из 90

Иначе говоря, министры нагнетали ситуацию, чтобы выбить для Нечерноземья отдельное финансирование. А все потому, что в итоговом варианте проекта постановления не было ни слова об особом финансовом статусе Нечерноземья. Претензию на этот статус отклонил Госплан СССР.

Окончательный вариант проекта постановления вынесли на обсуждение в Совете министров СССР. Российскую версию отстаивал заместитель председателя Совмина РСФСР Н. Ф. Васильев. В поддержку выступал сельскохозяйственный отдел ЦК КПСС во главе с главным куратором сельского хозяйства страны Ф. Д. Кулаковым. Кончилось тем, что в один из пунктов принятого 20 марта 1974 года постановления ЦК КПСС и Совета министров СССР «О мерах по дальнейшему развитию сельского хозяйства Нечерноземной зоны РСФСР» было включено положение: «Установить, что в годовых, пятилетних и долгосрочных перспективных планах развития народного хозяйства СССР и РСФСР, а также в соответствующих планах общесоюзных и союзно-республиканских министерств и ведомств СССР и союзно-республиканских и республиканских министерств и ведомств РСФСР показатели развития сельского хозяйства и связанных с ним отраслей промышленности Нечерноземной зоны РСФСР и объемы подрядного строительства в этой зоне предусматриваются отдельной строкой, с выделением соответствующих показателей по Главнечерноземводстрою». Кроме того, предписывалось создать в составе Госплана СССР отдел территориального планирования по Нечерноземной зоне РСФСР, а ЦСУ СССР — установить соответствующую показателям планов статистическую отчетность по этому региону.

Госплан, что называется, «дожали». И Байбакову ничего не оставалось, как смириться.

Однако задачи на девятую пятилетку (1971–1975), поставленные перед сельским хозяйством XXIV съездом КПСС, решены не были. Объем закупок импортного продовольствия не сократился, а возрос. Не стало лучше и в начале десятой пятилетки. Как сказано в материалах декабрьского (1977) пленума ЦК, за 1976–1977 годы было получено продукции на 4,4 миллиарда рублей меньше, чем намечалось. В 1977-м на 16 миллионов тонн был недовыполнен план по производству зерна, на 1,8 миллиона тонн — по скоту и птице. Все больше средств требовалось на закупку продовольствия за границей. Как отмечали в своих докладах на этом пленуме Байбаков и министр финансов СССР В. Ф. Гарбузов, пришлось «прибегнуть к увеличению импорта зерна, мяса, сахара и других продовольственных товаров сверхпредусмотренного количества по пятилетнему плану, что значительно осложнило платежный баланс страны в свободно конвертируемой валюте».

На том же пленуме была подчеркнута «выдающаяся роль» Брежнева в формировании «новой» аграрной политики страны. Особо выделяли эту роль в своих докладах первый секретарь Свердловского обкома Б. Н. Ельцин и первый секретарь Ставропольского крайкома М. С. Горбачев.

Для обоих это был дебют на пленуме ЦК. Причем Ельцин заранее не планировал выступать, но обратился с запиской в президиум пленума и попросил слова. Свое выступление он начал так: «ЦК, Политбюро и лично Л. И. Брежнев показывают нам замечательный пример конкретного, делового, последовательного подхода к достижению намеченных рубежей. Для каждого из нас, для всей нашей партии это огромная школа, вдохновляющий образец ленинского стиля <…>. Опираясь на последовательное выполнение аграрной политики нашей партии <…>, мысли и положения, высказанные Л. И. Брежневым…» Кстати, Брежнев этих слов не услышал, он по состоянию здоровья отсутствовал, а его доклад был роздан участникам пленума в перерыве, который пришлось увеличить до 40 минут, чтобы можно было с ним ознакомиться. После перерыва секретарь ЦК М. А. Суслов предложил пленуму принять беспрецедентное решение. Он заявил: «Мы только что единогласно приняли постановление пленума. Тогда позвольте считать, что в работе нашего пленума принимал участие товарищ Брежнев Леонид Ильич, и сообщить об этом в печати». Далее в рассекреченной стенограмме пленума: «Голоса. Правильно (Бурные продолжительные аплодисменты)». По предложению Суслова было решено после пленума вернуть текст доклада Брежнева для «доработки» с целью «последующего направления на места».

Скорее всего, доклад никуда не направили, так как многие его положения контрастировали с содержанием сделанного на том же пленуме и куда менее радужного доклада Байбакова. Председатель Госплана, исходя из реалий, предлагал уменьшить контрольные цифры развития экономики на 1978 год, в том числе в производстве сельскохозяйственной продукции.

Советская номенклатура приобретала продукты питания в закрытых распределителях. Но ни у кого из ее представителей не было иллюзий насчет реального положения с продовольствием. Вот что писал тогда в своем дневнике заместитель заведующего международным отделом ЦК КПСС Анатолий Черняев:

«6 января 76 г.

На Новый год моя секретарша ездила в Кострому на свадьбу дочери своего мужа. Спрашиваю:

— Как там?

— Плохо.

— Что так?

— В магазинах ничего нет.

— Как нет?

— Так вот. Ржавая селедка. Консервы — “борщ”, “щи”, знаете? У нас в Москве они годами на полках валяются. Там тоже их никто не берет. Никаких колбас, вообще ничего мясного. Когда мясо появляется, — давка. Сыр — только костромской, но говорят, не тот, что в Москве. У мужа там много родных и знакомых. За неделю мы обошли несколько домов и везде угощали солеными огурцами, квашеной капустой и грибами, т. е. тем, что летом запасли на огородах и в лесу. Как они там живут!

Меня этот рассказ поразил. Ведь речь идет об областном центре с 600 000 населением, в 400 км от Москвы! О каком энтузиазме может идти речь, о каких идеях?»

По данным официальной статистики, цели, поставленные Продовольственной программой, по ключевым показателям были выполнены. Увеличилось потребление: мяса и мясопродуктов в расчете на душу населения с 58 кг в 1980 году до 70 кг в 1990 году; молока и молочных продуктов — с 314 до 330 кг; яиц — с 239 до 265 штук.

Авторитетные экономисты ставят эти результаты под сомнение. Большинство из них считают, что 11-й и 12-й пятилетние планы в части продовольственных товаров были совершенно нереалистичными. В чем, безусловно, повинен и Госплан. Но отказать высшему партийному руководству в его всегдашнем стремлении «догнать и перегнать» Байбаков был не в силах.

Председатель госплана поощряет «нетрудовые доходны»

Байбаков до конца жизни оставался приверженцем колхозов и совхозов. «У нас большинство колхозов и совхозов еще не работали в нормальных условиях — в условиях экономической свободы. Если на деле дать им права и свободы, приблизить к селу перерабатывающие производства, хранилища, построить дороги, обеспечить хозяйства необходимой техникой и оборудованием, улучшить бытовое, медицинское и культурное обслуживание тружеников, то и результаты приблизятся к американским», — говорил он, уже будучи пенсионером союзного значения. И очень огорчался, что «теперь наша пропаганда в значительной мере направлена на дискредитацию колхозов и совхозов и поддержку одних лишь фермеров и арендаторов, которые будто бы быстро накормят страну».

Сам Байбаков в свою бытность главой Госплана уповал на подсобные промыслы. Видел в них форму экономической самоорганизации, способ закрепления трудовых ресурсов на селе. Организовать подсобные промыслы в колхозах и совхозах — эту идею ему подали сотрудники Госплана, ранее связанные с сельскохозяйственным производством. «Я с 1958 года работал председателем колхоза “Солнечный”, — говорил на совещании Н. Т. Борченко, заместитель начальника отдела сельского хозяйства Госплана, — и на деле почувствовал, как важно для нас подсобное хозяйство. Вот, к примеру, мы попросили передать колхозу кирпичный завод, производящий 3 миллиона кирпичей в год. Райисполком нас поддержал. Так вот, предприятие из убыточного в течение пяти лет превратилось в рентабельное с полуторамиллионной прибылью. Но главное, появился и резерв рабочей силы. Теперь и на уборке урожая людей хватает, и на заготовке кормов тоже. И из колхоза не убегают».

В итоге при отделе сельского хозяйства Госплана создали подотдел подсобных промыслов. Курировать его был назначен Н. П. Гусев, заместитель Байбакова по сельскому хозяйству. По инициативе Гусева в Госплан на совещания стали приглашать руководителей колхозов и совхозов, где с развитием подсобных промыслов дела пошли в гору.

Увлечение Госплана «непрофильным бизнесом» не понравилось в ЦК. Вы хотите, чтобы сельхозники занялись промышленностью? А кто будет заниматься селом? Зачем вам производить на селе продукцию, не имеющую отношения к сельскому хозяйству?

Звучали возражения и со стороны Министерства финансов. «Как это так — дать колхозам и совхозам право на договорной основе устанавливать заработную плату и цены?» — вопрошал министр финансов В. Ф. Гарбузов. Специалисты Госплана убеждали его, что социальное возрождение села невозможно без свободы предпринимательской деятельности и что эта деятельность нуждается в финансовой поддержке государства.

— А у меня дыра в бюджете! — неизменно отвечал при встрече с ними Гарбузов, а затем звонил Байбакову: — Николай Константинович, когда ты выгонишь этих своих предпринимателей?

— Я уважаю тех работников, которые не оторваны от жизни и способны даже председателю возразить, — отвечал Байбаков.

Подсобные промыслы в колхозах и совхозах были предметом острейшей борьбы в руководящих инстанциях. И в этой борьбе не обходилось без жертв. Несколько председателей колхозов угодили под суд за «нетрудовые доходы». Очерк знаменитого спецкора «Известий» Анатолия Аграновского так и назывался — «Суд да дело», в нем рассказывалось, как судили председателя колхоза за то, что, найдя подходящий сарай, он открыл там подсобное предприятие и наладил доходное дело. Руководители Московского обкома партии В. И. Конотоп и Московского облисполкома Н. Т. Козлов вообще приняли решение, запрещающее этот вид хозяйственной деятельности.

«Мне запомнилось, — пишет Байбаков, — посещение в начале 80-х годов всем составом коллегии Госплана премьеры интересной пьесы “Тринадцатый председатель” в театре имени Вахтангова. В центре спектакля судьба председателя колхоза, которого судят за активность в развитии промыслов, за его позицию, идущую вразрез с господствующими в обществе нравами и обычаями. В основу пьесы положена подлинная история расправы над председателем подмосковного колхоза Иваном Снимщиковым, который в 1971 году был исключен из партии и отдан под суд за увлечение промыслами, а полностью реабилитирован только в 1989 году. Мой заместитель Н. П. Гусев был активным защитником этого председателя и одним из вдохновителей написания пьесы».