Николай Байбаков. Последний сталинский нарком — страница 77 из 90

О якобы чудесных свойствах «каприма» Байбаков узнал от И. И. Брехмана, крупного специалиста по лекарственным растениям. Тот работал в Дальневосточном научном центре Академии наук СССР. В конце 70-х — начале 80-х годов он и его сотрудники заметили, что люди, пьющие корейскую водку, настоянную на женьшене, не испытывают похмелья. Такое же свойство демонстрировала отечественная зубровка и настоянная на инжире немецкая водка. Дальневосточные ученые сделали вывод: чистая водка — это яд, а вещества, ослабляющие ее вредное действие, — противоядия. Так появился «каприм».

Байбаков решил доложить о «каприме» на заседании антиалкогольной комиссии. К тому времени на основе «каприма» виноделами Кахетии была создана водка «Золотое руно». И вот, захватив с собой бутылку «Золотого руна», он прибыл на заседание. Ему хотелось наглядно продемонстрировать беспохмельную водку, а также внести предложение о ее производстве и продаже в одном из районов страны. Но не тут-то было. Член комиссии, заведующий отделом ЦК Б. И. Гостев, увидев бутылку, пришел в смятение. Затем выхватил ее из рук Байбакова и унес к себе в кабинет. Вернувшись, назидательно заметил, что приносить водку в ЦК КПСС, пусть даже в качестве наглядного пособия, непозволительно. Доказывать чудесные свойства «Золотого руна» Байбакову пришлось исключительно путем красноречия, не прибегая к коллективной дегустации.

Но однажды состоялась и дегустация. «Как-то в конце субботнего дня, — вспоминает Байбаков, — ко мне в кабинет пришел тогдашний мой первый заместитель Николай Иванович Рыжков с проектом государственного бюджета на очередной год и рассказал о трудностях при его разработке.

— Одна из причин разрыва между расходами и доходами, — пояснил он, — снижение объема производства и реализации спиртного.

Николай Иванович был необычно возбужден: его поджимали сроки, пора было уже представлять план “наверх”, а сделать этого мы не могли, поскольку не достигнута сбалансированность.

Тогда я ему рассказал о водке с “капримом” и предложил испытать ее действие на себе, добавив, что если с нами и случится беда, то на работе это не отразится, ведь завтра как-никак воскресенье. Поняв, что это не шутка, он скрепя сердце согласился. И мы вдвоем опорожнили бутылку “Золотого руна”, закусив лишь яблоком. Домой отправились навеселе. Утром следующего дня я не ощутил ни синдрома похмелья, ни ухудшения самочувствия и подумал, что, если бы мне пришлось выпить столько же обычной водки, я бы стал неработоспособным и, наверное, лежал бы в постели с головной болью. В понедельник перед началом работы я узнал у Николая Ивановича, что и он чувствовал себя нормально. Это убедило меня, что я на верном пути, и я активно взялся за проведение намеченного эксперимента».

Далее события развивались так. В Кахетии изготовили несколько тысяч бутылок водки с «капримом». Их доставили в очень «пьющий» Магадан. Для чистоты эксперимента выбрали два района Магаданской области с одинаковой заболеваемостью алкоголизмом (около 10 % населения). В контрольном Ольском районе ассортимент алкогольных напитков остался прежним, а в соседний Северо-Эвенкский завезли только «Золотое руно». Испытания были рассчитаны на два года. Но через десять месяцев после их начала, в феврале 1985 года, Байбакова вызвали в Политбюро и обязали подготовить постановление ЦК КПСС «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма». «Работая над постановлением, я знал, что производство водки в 1990 году должно, по наметкам, сократиться в два раза. Правда, объем выпуска коньяка, шампанского, пива и сухих вин планом не урезался».

Сокращение производства алкоголя обсуждалось в апреле на заседании Секретариата ЦК. В плане 1985 года водка занимала 24 % товарооборота, и Байбаков в осторожной форме дал понять, что уменьшать ее выпуск не надо бы.

— Товарищи, не торопитесь — разбалансируем бюджет. Все-таки речь идет о 25 миллиардах рублей.

— Нет, давайте вначале резко сократим производство, а потом введем сухой закон, — категорично заявил Лигачев, один из инициаторов постановления.

— Но как же можно начинать без подготовки?! — пытался возражать Байбаков, но не был услышан.

Постановление ЦК КПСС «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма» вышло 7 мая, одновременно с аналогичным постановлением Совмина СССР. Эти документы предписывали всем партийным, административным и правоохранительным органам решительно и повсеместно усилить борьбу с пьянством и алкоголизмом. Предусматривались значительное сокращение производства алкогольных напитков, уменьшение числа мест и времени их продажи. И сразу на полную мощность была включена пропаганда трезвого образа жизни. Печать, радио, телевидение наполнились сообщениями о «безалкогольных свадьбах» и «безалкогольных ресторанах». Из фильмов вырезали эпизоды, где герои прикладываются к рюмке. В такой обстановке ни о каком «каприме» уже не могло быть и речи. Подготовка к производству беспохмельной водки была прекращена.


Выступление первого заместителя председателя Совета министров СССР Г. А. Алиева. 23 марта 1985. [ТАСС]


На осеннем совещании Секретариат ЦК проанализировал ход выполнения постановления. Как и положено, отметили, что «проделана определенная работа», но «вместе с тем…» Вместе с тем критиковали секретарей крайкомов и обкомов партии: почему медлите в снижении производства спиртных напитков?! Было решено уменьшить выпуск водки наполовину, но не к 1990 году, как планировалось, а к 1987-му — в ознаменование 70-летия Октябрьской революции.

После того совещания сокращать производство спиртного, в том числе вин и коньяка, стали еще ретивее. Байбаков бессильно наблюдал, как скукоживается бюджет: в 1985 году — на 199 миллионов рублей, в 1986-м — на 121 миллион. За три года (1985–1988) производство алкогольной продукции уменьшилось почти в два раза. Если в прежних антиалкогольных кампаниях (а их было несколько в СССР) сокращение производства крепких алкогольных напитков сопровождалось расширением производства вина и пива, то теперь произошло сокращение выпуска всех видов хмельного.

За отставание в борьбе с алкоголизмом чаще всех на больших совещаниях критиковали первого секретаря ЦК Азербайджана Г. А. Алиева:

— Делайте вино, делайте больше шампанского. Где, как не в Азербайджане, можно развивать виноградарство.

Говорилось это в начале 1980-х годов, когда Азербайджан собирал всего 840 тысяч тонн винограда. Реагируя на критику, Алиев наметил довести сбор до 3 миллионов тонн. После обсуждения в Госплане решил остановиться на двух. А кончилось все масштабной — несколько тысяч гектаров — вырубкой виноградников. Производство шампанских и других сортов вин в республике свелось после этого к минимуму. То же происходило в Грузии, Армении, Крыму.

«Благие дела Лигачева и Соломенцева, возглавивших антиалкогольную кампанию, обернулись огромным ущербом для бюджета, невиданной спекуляцией спиртным в торговле, ростом самогоноварения, взрывом токсикомании, нарождением черного, спиртового криминала, — пишет Байбаков в своей книге “Сорок лет в правительстве”. — Подолгу выстаивая в огромных очередях за спиртным, люди, не выбирая выражений, костерили на чем свет стоит порядки, руководство и пуще всего генсека, доведших их до такого унизительного состояния. Теперь это признано ошибкой. Серьезной ошибкой. Ясно, что следовало более осмотрительно и постепенно проводить в жизнь политику отрезвления народа, и прежде всего — создать материальные условия для замены “убойных” напитков более умеренными».

Но не Лигачев с Соломенцевым были главной мишенью Байбакова в этом фрагменте его мемуаров. «Борьба с алкоголизмом, — пишет он, — явилась бесславной и, к сожалению, закономерной прелюдией перестройки. Она нанесла ощутимый удар по экономике».

«Перестройка» — вот ключевое здесь слово. И метит Байбаков, конечно, в ее автора. Горбачеву крепко — и, заметим, вполне справедливо — достается от тогдашнего председателя Госплана, мучительно искавшего, чем залатать «алкогольные» прорехи в бюджете. Пытаясь справиться с этой головоломной задачей, Байбаков не знал, что руководить плановым комитетом СССР ему остается четыре месяца.

Госплан эпохи Байбакова

На проспекте Маркса, 1, в величественной серой громаде с надписью «Госплан СССР», отчеканенной на фронтоне, Байбаков провел 22 года. Воцарился там в 1957-м, потом был сослан Хрущевым на Кубань и в 1965-м вернулся по воле Брежнева.

В этом здании Байбакову в его бытность наркомом (министром) приходилось бывать по разным делам и раньше. До него Госплан СССР возглавляли Г. М. Кржижановский (1921–1923, 1925–1930), А. Д. Цюрупа (1923–1925), В. В. Куйбышев (1930–1934), Н. А. Вознесенский (1938–1941, 1942–1949), М. 3. Сабуров (1941–1942, 1953–1955), А. Н. Косыгин (1959–1960), П. Ф. Ломако (1962–1965).

Первоначально Госплан выполнял консультативные функции, а также устанавливал задания по стране и по некоторым республикам. С 1925 года он стал формировать «контрольные цифры» развития народного хозяйства СССР. Они именовались директивами. В дальнейшем наряду с годовыми планами Госплан СССР стал разрабатывать пятилетние планы развития народного хозяйства страны. Всего было разработано 13 пятилетних планов: первый — на 1928–1932 годы (в 1959-м вместо пятилетнего был принят семилетний план), последний, тринадцатый, пятилетний план был рассчитан на период с 1991 по 1995 год, но остался на бумаге, так как Советский Союз в 1991 году распался, и Россия взяла курс на децентрализованную рыночную экономику.

Так вот, бывая в этом здании посетителем, пусть даже высокопоставленным, Байбаков знал о работе Госплана не больше, чем ему полагалось знать. Возглавляя его почти четверть века, он постиг изнутри, что такое Госплан. Собственно, о том и пойдет дальше речь в нашем повествовании. Чем был Госплан эпохи Байбакова? Какое место он занимал в системе тогдашней власти? К кому благоволил, а к кому был суров? Как принимались решения? Какие скрытые механизмы работали? И самое главное — как выглядел сам Байбаков в этом производственном интерьере?