В апреле 1942 г. в Ла Скала сменилось руководство: вместо Йеннера Маталони пришел новый суперинтендант Карло Гатти, с которым у Николая Александровича сложились прекрасные отношения.
Спектакли в театре продолжали ставить, но в середине августа 1943 г. английская авиация нанесла очередной массированный удар по городу и здание Ла Скала было разрушено.
В ту памятную августовскую ночь Бенуа находился в гостях у друга, князя Чезаре Кастельбарко-Альбани. Из его загородного дворца открывалась панорама Милана: весь горизонт пылал пожаром, ужасное зрелище. Рано утром Бенуа выехал в город. «Я был одним из первых, кто добрался к театру, пострадавшему от бомб, — рассказывает Бенуа в еженедельнике „Gente“[208]. — Со мной был Луиджи Ольдани, генеральный секретарь Ла Скала, и когда мы увидели разорванный прекрасный зал, не смогли удержать слез. Он был открыт сверху, как банка сардин. Крыши не было. Многие ложи обрушились или были повреждены.»
Театр становится передвижным: за военные годы им было поставлено 63 спектакля на сценах провинциальных театров Комо, Брешии, Бергамо, Кремоны, Канту. В 1944 г., к двадцатилетию смерти Пуччини, в Комо триумфально прошла «Турандот». Весь материал для спектаклей перевозился грузовиками. С марта 1944 г. театр перебрался под крышу миланского театра «Лирико».
Миланская квартира Бенуа тоже пострадала от бомбардировок. Беспокоясь о безопасности семьи, Николай Александрович принял решение временно перебраться в местечко Клузоне под Бергамо, на чудесную виллу среди зеленых холмов. После недолгого пребывания в живописной глуши семья переехала на новое место, в Лалио, на берегу озера Комо. Там находилась вилла Олеандра, принадлежавшая другу-художнику Эмилио Витали, вынужденному бежать из-за антисемитских преследований. Витали оставил старинную резиденцию в пользование семье Бенуа, а сам ушел ночью — с женой, детьми и 70-летней свекровью — через горы в Швейцарию. На следующее утро на его виллу явились нацисты…
Ванда Шаккалуга и Уго Дель Ара, 1958 г.
Сам же Николай Александрович разрывался между театром и своими домашними: часто он добирался на работу на велосипеде, преодолевая десятки километров, или по нескольку дней ночевал в театре, иногда в опустевшей миланской квартире на виа Данте.
В те годы супруги Бенуа, сохраняя брак, отдалились друг от друга: Николай сблизился с балериной Вандой Шаккалуга, любовная связь с которой продолжалась в течение нескольких лет[209] (о своих отношениях с Вандой Бенуа даже писал своим родителям).
Летом 1947 г. Бенуа отправился в Аргентину по приглашению директора театра «Колон» Чирилло Грасси-Диаса. По возвращении в Италию он узнал о новом увлечении своей «Вандины» и решил прекратить отношения. Эту историю он пересказал и в своих воспоминаниях[210], осторожно заменив имя Ванды на Вильду, а имя счастливого соперника, Уго, на Иво, так как в конце 1980-х гг. персонажи этой истории не только были живы, но и счастливо женаты[211]. В самом деле, после расставания с Бенуа Ванда Шаккалуга вышла замуж за танцовщика Уго Дель Ара. Она снималась в кинематографе: на ее счету роли в фильмах «Incontro con Laura» (1945), «Uomini senza domani» (1948), «Voulez-vous jouer avec moa?» (1954), участвовала в телевизионных программах в качестве танцовщицы и хореографа.
Весной 1945 г. роли поменялись: теперь победившие выявляли и расстреливали фашистов и коллаборационистов. Попал под расстрельную статью и сам Маталони. Он был видным деятелем в эпоху Муссолини, занимая два высоких поста: президента провинции Милана и руководителя Ла Скала, и, конечно же, был известен как активный член фашистской партии. Но Николай Бенуа был уверен, что к зверствам режима Маталони не имел никакого отношения. Суперинтендант неоднократно возмущался действиями нацистской Германии, называя нацистов безумными фанатиками, особенно ему было ненавистно преследование евреев. Маталони даже помогал сотрудникам-евреям скрываться заграницей (как это было с руководителем хора Витторе Венециани) или же выручал из-под ареста (как Джузеппе Адами). Бенуа помнил о 18-летнем немецком юноше по имени Вахтель, которого он взял на обучение сценографии в Ла Скала. Будучи евреем, тот бежал из родной Германии в Италию, где принял католичество — Бенуа выступил его крестным. Тем не менее, Вахтелю всё равно угрожал арест, но Маталони сумел спасти и его, вовремя переправив заграницу.
Николай Александрович вспоминал, что однажды имя Ла Скала помогло спастись комедиографу и либреттисту Джузеппе Адами, которого в начале войны немцы арестовали в Милане, заподозрив в нем еврея. Он был схвачен на трамвайной остановке и отправлен в отель «Реджина», печально известное место, где допрашивали и пытали задержанных. Только личное вмешательство Маталони и волшебное слово «Ла Скала» спасли Адами от верной смерти.
Николай Александрович, узнав о смертном приговоре Маталони, посчитал своим долгом вмешаться и обратился к коллегам театра с просьбой написать коллективное прошение о помиловании. В итоге казнь удалось предотвратить в самую последнюю минуту. Однако гуманную инициативу Бенуа ряд людей в новом руководстве театра восприняли негативно. Комиссию по управлению театром тогда возглавлял американец по имени Буш, и он исключил Бенуа из ее состава. В знак протеста Николай Александрович подал в отставку. Он решил заняться станковой живописью, переключить свою деятельность на частные заказы, которых поступало немало. На место Бенуа в театр пригласили из Рима Перикле Ансальдо. Но, разобравшись в ситуации и будучи давним другом Николая, он счел для себя неприемлемым «захватить» еще не остывшее место и отказался от предложения.
Впрочем, проблема довольно быстро разрешилась. Замена мистера Буша в руководстве театра на маэстро Антонио Гирингелли способствовала возвращению Бенуа в театр. Вместе с мэром Милана Антонио Греппи маэстро наотрез отказался принимать отставку директора сценической части и уговорил его вернуться в театр. Однако и прошлое заступничество за Маталони некоторые недоброжелатели Бенуа трактовали как проявление симпатии к фашистам.
Глава 5Послевоенное время
Театр сильно пострадал от бомб и нуждался в восстановлении. Одно из первых послевоенных постановлений мэрии Милана того времени: восстановить театр — символ города, чего бы это ни стоило. Бенуа с целью сбора средств предложил руководству театра провести выставку-продажу театральных эскизов, и 14 мая — 14 июня 1944 г. во дворце Клеричи проходит грандиозная для той поры выставка современной театральной живописи «Mostra di pittura teatrale contemporanea». Комитет выставки возглавил его коллега по театру Марио Мантовани. Среди выставленных работ: Гвидо Маруссиг «Хлеб и вода» (1934), Феличе Казорати «Кавалькада валькирий» (1944), Лодовико Польяги «Эскиз для „Нерона“ А. Бойто». Такая инициатива не была обычной для Италии, но Бенуа считал, что выставки театральных работ необходимы, потому что позволят любителям живописи восхититься богатой палитрой и буйством фантазии, присущими многим «картинам-эскизам», а меломаны смогут с помощью этих изображений вновь испытать те эмоции, которые обычно испытывают зрители на спектакле — об этом он напишет в каталоге к своей выставке 1987 года. Выставка 1944 г. имела большой успех, а результаты от продаж превысили все ожидания, внеся ценный вклад в дело восстановления театра.
В том же году в Галерее Борромини в Комо прошла персональная выставка Николая Бенуа. Из сорока выставленных картин почти все были проданы[212], во многом благодаря тому, что в Комо одновременно с выставкой шли спектакли Ла Скала. Бенуа останавливался в Гранд Отеле Брунате Комо, где оставил хозяину Бартоломео Нарди несколько эскизов.
В тот период для Ла Скала самой важной задачей становится восстановить оперу в своих правах, придать новое дыхание произведениям «веризма», правдиво отражающим действительность. Произведения ставятся те же, репертуарные, что и в эпоху Артуро Тосканини. Театр привлекает к сотрудничеству выдающихся режиссеров, таких как Гвидо Сальвини. С подачи Бенуа художественный руководитель театра Франческо Сичилиани начинает приглашать для оформления декораций самых востребованных художников, среди которых — Сирони, Казорати, Марки, де Кирико, Кашелла, Прамполини, Нехер, Каутский. Результат такого сотрудничества получался разным по качеству и по влиянию на публику, но зато позволил коллективу остаться современным, снова «выйти на сцену».
Николай Бенуа в 1944 г.
Ведущий в Италии театральный режиссер второй половины XX в. Джорджо Стрелер выделял Бенуа: «Многогранность и эклектичность Николая выражались равно и в рисованных декорациях и в частично сконструированных. Но главное, что его характеризует — это неизменное присутствие образного мышления в воспевании тем и мест, в методичном и рациональном облагораживании пространства и ситуаций; и здесь можно было бы привести много удачных примеров, особенно из вердиевского репертуара, но более всего в целостном восприятии оперы, которое характерно для сценографии Ла Скала. Николаю Бенуа удалось создать последние образцы волшебного синтеза, особенно во вкусе типичного зрителя прошлой Ла Скала, готового к празднеству и к чарам, расположенного к мистериям и к культуре, полученной в классическом лицее»[213].
Через несколько лет, в 1948 г., Николай с семьей уезжает в Аргентину на строительство новой сцены в театре «Колон» Буэнос-Айреса. Его встречают как настоящую знаменитость, он вхож в круг видных аристократов и политиков. Кроме непосредственной работы в театре, Бенуа выполняет заказные портреты своих новых друзей и поклонников, периодически возвращаясь в Италию по служебным делам. Внезапная политическая катастрофа в Аргентине — падение правительства и дефолт — застают его в Милане. Он вынужден прервать работу в театре «Колон», без возможности вернуться в Буэнос-Айрес. По воспоминаниям Бенуа, большая часть его сбережений пропала из-за дефолта: он не мог себе позволить даже купить авиабилет. Другой вероятной причиной «невозвращения» к семье, оставшейся в Аргентине, было окончательное охлаждение между супругами.