«Чем я сейчас занимаюсь? Рисую. Мы в семье все рисуем, и до самого конца. Моя мама, Атя, рисовала, моя сестра Елена Бенуа-Клеман была талантливой художницей».
Беседа зашла о Москве и москвичах. Николай Бенуа рассказал о своей поездке в составе официальной труппы театра Ла Скала в 1964 г., через сорок лет после его отъезда из России. «Вернувшись в Ленинград, в мой город на Неве, я снова увидел дом, где я родился, нашел даже родственников, одну старую кузину, согбенную от возраста, девяностолетнего учителя, который помнил меня. На меня произвела впечатление Москва, которую я помнил небольшой, серой, с плохими, покрытыми грязью дорогами. Сегодня это большой метро-полис, открытый небу».
Собаки снова залаяли.
Хозяин ненадолго оставляет меня одного. Я обхожу стены студии, полностью занятые картинами, набросками и семейными реликвиями. Каждая рамка — фрагмент истории театра. В углу — иконы маленькие и большие, сверху красивый портрет князя Багратиона-Мухранского[261], выполненный Николаем в Италии в 30-е годы. На фортепьяно — фотопортреты Тосканини и Питера Устинова, племянника Бенуа. В соседней столовой находится подобие позолоченного деревянного киота с иконами и фотографиями, круглый стол, покрытый зеленой бархатной скатертью с вышивкой, которую супруга-певица привезла из далекого турне.
Николай Бенуа возвращается со швейцарскими шоколадками, которые высыпает на стол.
«Дорогой Сильвера, театр состоит из иллюзий, и ничего больше. Публика хочет, чтобы ее удивляли и заставляли переживать. Я — за спектакль, который остается спектаклем. И потом, музыка должна всегда исполняться, а не насиловаться несвойственными ей вещами. Если есть желание, чтобы публика возвращалась, необходимо делать акцент на техническом мастерстве, на богатстве воображения. На сцене всё иллюзия, даже музыка, и нужно играть в эту иллюзию».
Я рассказал ему, что, когда был ребенком, более всего в голове у меня оставалась наука. Помню в Ла Скала «перспективу галереи» в «Анне Болейн». И Николай рассказывает мне трюки, которые сегодня никто бы уже не повторил. Море, которое открывается в «Моисее» Россини, пожары, которые, кажется, уничтожат всё в последнем акте «Дон Жуана» Моцарта, снежная лавина в «Валли» Каталани. Потом он мрачнеет: «Представь, что они продолжают уничтожать старые сцены, смывают декорации, чтобы заменить их на суррогат. История — это история излишеств, но видимо, так и должно быть. Должны остаться только воспоминания».
Потом я спрашиваю его о Висконти, и он мне отвечает:
«Он был лучшим, давал мне полную свободу. Он обладал огромной культурой и сильной интуицией, давал сразу точную эстетическую формулировку. Помню, как для „Ифигении в Тавриде“ Глюка мне пришло вдохновение от работ Тьеполо. И ему идея сразу понравилась. Это была культура, рождавшая культуру. Но это были другие времена».
Миро Сильвера с Николаем Бенуа и Дизмой Де Чекко, 1986 г.
На фотографии дарственная надпись: «Дорогому другу Миро с большой любовью, благодарностью и дружбой. Твой Николай Бенуа»
«Теперь Николай Бенуа рисует, путешествует, чувствует еще запах театра. Мог бы написать книгу воспоминаний. Но не думаю, что он сделает это…»
Николай Александрович был связан рабочими и дружескими отношениями с журналистом и музыкальным критиком Ренцо Аллегри. Любопытно совпадение фамилии журналиста с фамилией первого учителя Николая, сценографом Оресте Аллегри: этот факт удивляет и самого журналиста. Р. Аллегри является автором более восьмидесяти книг, самые популярные и читаемые: «Тосканини — сладкий тиран»[262], «Джульетта Симионато»[263], «Мария Каллас. Любовные письма»[264], «Настоящая история Каллас с неизданными документами»[265]. Аллегри двадцать четыре года проработал в еженедельнике «Gente», в котором вышли восемь статей о Николае Бенуа, это были восьмидесятые годы, Николая Александрович был уже пожилым человеком, ему хотелось рассказать свою долгую жизнь. Так родилась идея написать мемуары.
Ренцо Аллегри
Ренцо Аллегри:
Мы познакомились и стали друзьями, когда он был самым известным из всех живущих сценографов, хотя и жил больше воспоминаниями. Не существует в истории театра Ла Скала ни одного сценографа, который бы работал на протяжении почти полувека. Только директором сценической части он оставался тридцать семь лет. И что же сделали для него? Ничего. По простой причине, по политическим мотивам. Потому что он оставил коммунистическую Россию и переехал в Италию.
Значит, его воспринимали как сбежавшего из Советского Союза?
Он никогда не интересовался политикой. Ни при коммунизме, ни при фашизме, ни после фашизма. У него не было ни одного партийного билета. Его пытались заставить. Я спрашивал у него, и он мне ответил, что не состоял ни в какой партии. Мы много это обсуждали. Он говорил: «Я не получал политических льгот ни от кого, разве что от Ленина. В смысле, что я получил разрешение на выезд из России в 1924 г. непосредственно за подписью Ленина».
Я был редактором готовящейся книги, написанной самим Бенуа, но не нашел в Италии большого издательства, заинтересованного в публикации, даже «Мондадори», с которым я издал около тридцати книг.
В восьмидесятые я договорился с директором «Gente», который был смелым человеком, не зависел ни от каких партий и не боялся никого. И мы опубликовали в серии статей всю жизнь Бенуа.
Вы познакомились по поводу этих статей?
Нет, я знал его уже в семидесятые. У меня была рубрика в журнале. Я был вхож в оперные круги, брал у всех интервью, начиная с Каллас. Появлялись дружеские отношения, приезжали к нам домой на обед. Когда я узнал, что о нем позабыли в театре, решил, что расскажу о его жизни. Так, в течение восьми недель вышли восемь статей. Он был очень доволен, собрал из журнальных статей книжицу.
Николай Александрович написал заметки для последующей публикации воспоминаний. Аллегри подготовил их к изданию, он был уверен, что такой замечательный персонаж вызовет большой интерес у издателей. Но момент был неподходящий — издатели посчитали книгу несвоевременной.
В России, в Петергофе, Музей семьи Бенуа решил опубликовать воспоминания Николая Александровича Бенуа. Текст перевела с итальянского известная переводчица Ирина Георгиевна Константинова, благодаря которой российский читатель познакомился со многими сказками и стихами Джанни Родари, а также с книгами об итальянских певцах и композиторах, в числе которых: письма Джакомо Пуччини, мемуары Лучано Паваротти, сборник статей Ренцо Аллегри о звездах мировой оперной сцены, воспоминания Джузеппе Ди Стефано. В соавторстве с мужем, Львом Михайловичем Тарасовым, она написала книгу «Театр Ла Скала». В итоге, в 2013 г. в издательстве «Европейский Дом» была выпущена книга «Николай Бенуа рассказывает…», а презентация ее состоялась в Музее Бенуа.
В домашнем архиве Аллегри хранятся письма Николая Александровича, адресованные ему и его супруге Витторине. Приведем (в нашем переводе с итальянского) некоторые из них, в которых прослеживается обеспокоенность Бенуа судьбой его книги.
Милан, 20.11.1985
Дражайшая и любезнейшая синьора Витторини,
Вернувшись из Парижа, обнаружил Ваше приятнейшее письмо от 4 ноября, из которого узнаю, что у вас всё хорошо и что дорогой Ренцо в Катании, весь в делах Риччарелли — Баудо[266]. К счастью, у нас была возможность даже из-за рубежа следить за блестящими в «Gente» и интереснейшими статьями в «Gente». За какую бы тему он ни принялся — выходит шедевр!
И тем временем «созревает» моя книга, так как я вспомнил другие события и приключения разного жанра, включая и немного… галантные.
Считаю, что затронуть эти ноты будет только на благо коммерческому успеху нашей публикации…
Но, естественно, невозможно не уделить больше места моей художественной и профессиональной деятельности, которая всегда служила источником радости и горечи (включая и Ла Скала) и сделала мою жизнь такой разнообразной и наполненной эмоциями.
Поэтому еще хватает работы, чтобы дополнить и расширить чудесный рассказ Ренцо в «Gente», чтобы довести текст до полноценной книги.
Затем, необходимо продумать иллюстративную часть, чтобы в достаточной мере обогатить текст, дать иллюстрации, которые расскажут о моих художественных трудах, и выбор этого материала также займет немало времени…
Так что, приняв во внимание все эти соображения, позволю себе, любезнейшая Витторини, быть меньшим оптимистом в отношении степени готовности нашей книги, которую Вы считаете «почти готовой»!
В данный момент я очень занят подготовкой сценографии к опере П. Чайковского «Мазепа» для Большого театра. Но в любой момент, как только Ренцо мне свистнет, я сразу же буду в его распоряжении. Я очень рассчитываю на то, что именно его блестящее перо расскажет о том, что мне дорого, ему отдаю предпочтение по отношению ко всем другим предложениям, поступившим в последнее время!
В ожидании от вас приятных новостей, прошу Вас, любезнейшая и дражайшая синьора Витторини, принять мои самые сердечные приветы, а также от имени Дизмы, дорогому Ренцо и вашим милым детям.
преданный Вам,
Николай Александрович ждал публикации книги с большим нетерпением. Для него была важна идея оставить после себя воспоминания, как его отец, и передать следующим поколениям свой опыт в законченной форме литературного труда, как завершение карьеры, как завершение жизненного пути. Но, к сожалению, книга не вышла в Италии. Горечь от неисполненной мечты читается в строках другого его письма, хранящегося в частном архиве Ренцо Аллегри. Это письмо было отправлено за год до смерти Бенуа, в нем он еще не до конца осознает провал идеи публикации его мемуаров в Италии.