Бердяев, натура тонко и болезненно чувствующая, испытывал некую брезгливость к жизни, как физическую, так и душевную. Он старался с этим справиться, но без особого результата. Брезгливость у него вызывала физиологическая сторона жизни, еда, например. Он был очень чувствителен к запахам, любил духи. Его попытка приятными запахами духов подавить неприятие тех вещей, которые были ему неприемлемы, кажется особенно трогательной, в этом было проявление некой беззащитности, хрупкости его натуры. В то же время он не считал себя эстетом, хотя ему нравились красивые лица, вещи, одежда, мебель, дома, сады. Пятно на одежде или обуви вызывали у Николая Александровича отвращение, и он стремился закрыть глаза, только бы не видеть этого. У него было очень острое зрение. Входя в гостиную, Бердяев сразу замечал все изъяны в лицах гостей, малейший прыщик не оставался им незамеченным. Философскую натуру очень угнетало, что в мире больше уродства, чем красоты.
Бердяев считал, что не был самолюбивым, утверждал, что почти никогда не обижался, – пробовал, но ему это мало когда удавалось. Состояние больного самолюбия ему было малопонятно, эта черта в людях вообще отталкивала его.
Еще в детстве и юности Бердяев вел борьбу за личную свободу, случалось, делал он это иногда с гневом и яростью. В семье ему всегда удавалось отстоять свою независимость. Он порвал с аристократическим кругом – для него было главным происхождение по духу, всё, что не связано с этим, вызывало у Николая Александровича чувство протеста. Он считал, что все родовое противоположно свободе. Его выход из аристократической среды, оторванность от семьи он объяснял своей безумной любовью к свободе и к началу личности. Род всегда представлялся Бердяеву угнетателем личности, проводником необходимости и подчинения. Поэтому борьба за свободу для философа вначале была борьбой против власти родового над человеком.
Еще до поступления в университет Николай заинтересовался социализмом. Он познакомился с трудами идеолога народнического социализма Николая Михайловского, находил заслуживающими внимания его идеи, но считал, что философские основы у него слабы. Для Бердяева из всех форм социализма наиболее приемлемой была теория «борьбы за индивидуальность» Михайловского, который, подобно Герцену, защищал индивидуалистический социализм. Конфликт личности и общества представлялся Бердяеву основным вопросом. Пребывая в таких настроениях, он заинтересовался марксизмом. Николай Александрович, как обычно, много читал, и к тому времени уже хорошо ориентировался в марксистской литературе. Он чувствовал, что в русской жизни происходит что-то новое, и ему было необходимо осмыслить свое отношение к происходящему.
Наступило время, когда Николая должны были перевести в Пажеский корпус. Он должен был жить в Петербурге, у двоюродного брата. Но вместо этого Николай Бердяев начал готовиться на аттестат зрелости для поступления в университет экстерном. Аттестат был получен лишь со второй попытки.
В 1894 году Николай Бердяев поступил на естественное отделение физико-математического факультета Киевского университета Святого Владимира. В университете он лучше многих других студентов ориентировался в естественных науках. Но в 1895 году Бердяев перевелся на юридический факультет.
Он не только хотел познать истину и смысл жизни, он захотел изменить мир, согласно истине и смыслу. Бердяева не интересовала академическая карьера, он выбрал путь философа, и эта дорога привела его к революции. На первом курсе университета он познакомился с Давидом Яковлевичем Логвинским, учившимся на естественном факультете. Лонгвинский был единственным, с кем у Бердяева установились товарищеские отношения. Николай находил Давида очень одаренным и выделял его среди других студентов. Особенно интересовало Бердяева общение с Логвинским по социологическим вопросам.
Николай рано почувствовал отчуждение к дворянскому обществу, слишком многое в существовавших нравах того времени возмущало его, слишком многого он, бунтарь по своему духу, не мог принять. Всякое государственное учреждение ему, как человеку крайне впечатлительному, помимо ограничивающего свободу, казалось инквизиторским, чудовищным. Во власти люди перерождались в худшую сторону. Бердяев вспоминал, как один жандармский генерал Н. (философ не указывал его имени) бывал с визитами у его родителей. Очень любезный при встречах, этот человек совершенно иначе вел себя в тюрьме, на допросах политзаключенных. Николай Александрович никогда не считал заслугой высокое положение в обществе. Ему было чуждо разделение людей по иерархической лестнице. В то же время марксист Бердяев продолжал бывать в салоне Браницкой. Он и не предполагал, что во время революции усадьба будет разгромлена, дом сожжен, а графиня Браницкая будет вынуждена бежать и умрет на чужбине.
Николай наблюдал в себе некую двойственность – в нем одновременно была революционность и сохранялись дворянские инстинкты. Революционность он понимал прежде всего в неподчинении существующему миропорядку вообще, и это было скорее индивидуальное бунтарство, чем социальное.
Николаю Александровичу было несвойственно чувство ревности, он не понимал, что значит зависть, не был подвержен мстительности – целый ряд человеческих страстей не имел власти над ним. Он никогда ни с кем не соревновался, как будто смотрел со стороны, был больше наблюдателем, чем участником. Он не стремился к успеху, как его понимало большинство людей. Мир иерархии вызывал у него отвращение. Он боролся с миром не как человек, желающий победы, а как человек, который хочет освободиться от власти негативных сторон жизни.
Революционные веяния того времени обещали перемены, будущее было неопределенным, зыбким. Николай, думая о своих революционных взглядах, ожидал испытаний, приучал себя к мысли, что ему предстоят страдания и жертвы во имя его убеждений. Он готовил себя к тому, что его может ожидать тюрьма, ссылка, жизнь, полная лишений. И это его не пугало.
Логвинский познакомил Бердяева с группой студентов, близких к марксизму. Там же он встретился с А. В. Луначарским. Это было время интеллигентских споров. Первый марксистский доклад Бердяев услышал в частной квартире одного поляка. Этот доклад вызвал у него не просто отчуждение, но настоящую тоску – отсутствие свободы, которую он так искал, к которой стремился, вызвало у него чувство удушья, и все же он не стал судить о марксистском учении по первому впечатлению.
Он постоянно спорил с А. В. Луначарским, не соглашавшимся признать независимость истины от революционной классовой борьбы, что для философа Бердяева означало ограничение на пути к познанию. Бердяев был очень яростным спорщиком. В такие моменты для него не существовало никаких авторитетов.
Бердяева не покидало чувство, что мир и общество основаны на зле и несправедливости. В марксизме его привлекла именно борьба с несправедливостью. Он вступил в революционный студенческий кружок и киевский Союз борьбы за освобождение рабочего класса. Таким образом, он разрывал связь с аристократическим окружением, в чем в очередной раз проявился его бунт против несвободы внешнего мира и условностей. Марксизм Бердяева изначально носил своеобразный характер, он называл себя «аристократом от социализма», акцентируя внимание на том, что его мало интересовала классовая борьба. Свобода как таковая – вот его цель.
Часто у окружающих о Бердяеве складывалось ошибочное мнение. Внешне будучи спорщиком, иногда даже горячим, внутренне он находился далеко от предмета спора. В самых жарких дискуссиях Николай чувствовал себя крайне одиноким. Еще одно противоречие Бердяева – социальные вопросы вызывали у него пламенный отклик, но всякий социальный порядок был ему чужд как ограничение свободы. В марксистских кружках он был очень активен, читал доклады, вел пропаганду, но рядом с этим миром у него был другой – мир созерцания и философии. Он, может, и хотел бы, чтобы окружающая среда стала родственной ему, но стену внутреннего отчуждения никогда не удавалось преодолеть.
Бердяев не раз задумывался над вопросом, почему он стал марксистом. Он не разделял взглядов социалистов-революционеров, а к террору всегда относился отрицательно. Марксизм представлял нечто новое, давал, как тогда казалось, надежду на выход русской интеллигенции из кризиса. Марксизм отличал от других революционных течений гораздо более высокий культурный уровень, что не могло не импонировать Бердяеву. Становясь марксистом, он оставался идеалистом в философии. Революция не была для него религией, как для предыдущих поколений русских революционеров. Марксизм того времени способствовал смешению разных понятий и идей. Молодого философа в марксизме более всего привлекала широта мировых перспектив, изменения в планетарном масштабе. Бердяев считал Маркса гениальным человеком и принимал его критику капитализма. Старые революционные направления в России потерпели поражение. В марксизме чувствовался потенциал, возможность победы революции. Николай не только искал смысла жизни в свободе, он мечтал изменить мир согласно этому смыслу, и более не хотел оставаться созерцателем и отвлеченным мыслителем. Он хотел действовать. Эти соображения привели его к марксизму, который, как и многие другие течения, оказался в итоге узок для него.
Бердяев читал лекции и доклады членам Киевского социал-демократического комитета, многие марксисты считали его идейным руководителем. В одну из своих поездок за границу он нелегально, в двойном дне сундука, привез большое количество социал-демократической литературы. При всем этом Николай Бердяев не был профессиональным революционером, прежде всего он оставался философом.
Несмотря на аристократическое происхождение, Бердяев легче, чем другие интеллигенты, находил общий язык с простым народом. В Киеве, например, некоторые рабочие, враждебно настроенные к интеллигенции, относились к Бердяеву хорошо, выделяли его среди остальных.
В первый раз Николай Бердяев был арестован за участие в большой студенческой демонстрации. Студентов окружили казаки, и демонстрантов взяли под стражу. Несколько дней студенты просидели в арестантских ротах, после чего всех отпустили.