Вот такие факты расследовал Николай Булганин и доводил их до революционного трибунала. Разумеется, не гнушалась железнодорожная ЧК и мелкими спекулянтами, которых под видом беженцев, переселенцев и просто бродяг, беспризорников было немало на оживлённых станциях перегона «Москва – Нижний Новгород».
Революции, советской власти нужны были молодые перспективные кадры. И Николай Булганин быстро пошёл в гору. Через несколько месяцев работы в качестве зама он уже сам становится начальником ЧК на железнодорожном транспорте «Москва – Нижний Новгород». С этой поры он ближе сходится с верхушкой местной ГубЧК.
Встреча с влиятельным человеком в судьбе любого гражданина, особенно в переломное время – это всегда возможности. Для кого-то возможности нажить неприятности, поломать судьбу, а для кого-то – шанс подняться «над толпой». Но чтобы это сделать, надо иметь ещё ко всему прочему талант и смелость. И, наверное, удачу.
Николай Булганин всегда по жизни оказывался удачлив. Чертовски удачлив! И их связка с Кагановичем – подтверждение тому.
Лазарь Моисеевич Каганович появляется в Нижнем Новгороде в мае 1918 года. Его отправляет на Волгу ЦК РКП(б) в качестве агитатора и коммунара ЧОН (Части особого назначения). Вместе с тем Каганович служил в Нижнем Новгороде на разных должностях, включая высокие должности председателя Губкома и Губисполкома.
Летом 1919 года на юге России пылает огонь Гражданской войны. 3 июля после захвата Крыма и Донбасса, Харькова и Царицына белый генерал А.И. Деникин поставил задачу взять Москву.
9 июля 1919 года Центральный комитет партии выдвинул лозунг Ленина: «Все на борьбу с Деникиным!» Красное командование предпринимает чрезвычайные меры по укреплению Южного фронта. Это касается и нижегородцев.
Вот что пишет Л.М. Каганович: «В августе 1919 года, когда военное положение на Южном фронте особенно осложнилось, Нижегородская губерния дала многие тысячи красноармейцев, значительная часть которых пришла на сборные пункты добровольно, особенно коммунисты. При обсуждении в Нижегородском губкоме персональных списков товарищей для отправки на фронт я поставил вопрос об отправке на Южный фронт меня и некоторых других руководящих товарищей из губкома и губисполкома. Вместе со мной об этом желании заявили товарищи Сергушев, Воробьёв, Мордовцев и другие.
Губком, согласившись с направлением товарищей Сергушева, Воробьёва и Мордовцева, возражал, однако, против моего отъезда, в связи с этим я выехал в Москву для постановки этого вопроса в ЦК.
Секретарь ЦК тов. Стасова, одобрив моё желание, выразила озабоченность возможностью моего отъезда из Нижнего и сказала, что необходимо посоветоваться по этому вопросу с Владимиром Ильичом. Переговорив с тов. Лениным, она мне сказала, что тов. Ленин выразил желание поговорить со мной: «Идите в Кремль, где товарищ Ленин вас примет».
Тов. Ленин прежде всего расспросил меня о положении в Нижегородской губернии, и после моих ответов, в том числе о прошедшей губернской партконференции, губернском съезде Советов, об улучшении положения в деревне и так далее, товарищ Ленин сказал: «…В настоящее время, когда у нас на Южном фронте, в том числе в прифронтовых губерниях, как, например, в Воронежской губернии – важнейшем центре важнейшего направления Южного фронта, положение архитяжёлое, мы должны брать лучшие силы откуда угодно и направлять их туда. ЦК сейчас направляет туда большую группу ответственных работников. ЦК удовлетворит и вашу просьбу о направлении вас на Южный фронт. Я, – сказал товарищ Ленин, – думаю, что лучше всего будет направить вас туда, где можно будет полнее использовать ваш организационный опыт. Вот Воронеж требует срочного укрепления, там нам необходимо укрепить оборону и подготовить бой с прорвавшимися деникинскими генералами… Советую вам взять из Нижнего побольше хороших работников, я скажу об этом товарищу Стасовой».
Я согласился с предложениями тов. Ленина, поблагодарил за удовлетворение моей и моих товарищей просьбы и доверие и обещал сделать всё, чтобы выполнить возложенное на меня задание.
Не задерживаясь в Москве до получения письма ЦК о кадрах, я тотчас выехал в Нижний и через два дня выехал из Нижнего в Воронеж.
В Воронеж я прибыл в начале сентября. Уже в пути я ощутил всю напряжённость обстановки, после Козлова (Мичуринска) я пробирался к Воронежу на порожняковых товарных поездах. Для ускорения продвижения я пересаживался при задержке на станциях на отходящие такие же «углярки», как их тогда называли.
Помню, как на одной из станций меня «обнаружили» в одном из таких порожних угольных вагонов и повели к коменданту. Я был до неузнаваемости запылён угольной пылью, и комендант вначале меня принял за безбилетного пассажира, пробирающегося в запретную зону укреплённого района, и лишь после предъявления ему документов комендант извинился и официально помог мне добраться до Воронежа».
Исходя из этих воспоминаний, Каганович, получается, ехал и вовсе один. Но в воспоминаниях Булганина Каганович ехал в Воронеж с семьёй. И из Нижнего Новгорода отправлялся он с председателем НижгубЧК Яковом Воробьёвым. А сопровождал их не кто иной как начальник железнодорожного ЧК Николай Булганин. Исследователи жизни и деятельности Якова Воробьёва В.В. Колябин и В.А. Харламов (В.А. Харламов – бывший директор Государственного архива Нижегородской области – прим. Е.Ш.) пишут для публикации в книге «Евреи Нижнего Новгорода, выпуск № 3 (данный отрывок даётся мной целиком, без сокращений – прим. Е.Ш.): «В конце лета, когда положение в Нижегородской губернии относительно стабилизировалось, Яков Зиновьевич обратился в губернский и Центральный Комитеты партии с просьбой откомандировать его на фронт. Он получил направление на работу в Воронеж. Но до места назначения не доехал…
В этой небольшой публикации мы не повторяем многих известных событий, непременным участником которых был Яков Зиновьевич (см. книгу Яков Воробьёв». ВВКИ, 1983 г. (Волго-Вятское книжное издательство – прим. Е.Ш.)). Он – бундовец, анархист – сам избрал судьбу большевика, красногвардейца в бурные Октябрьские дни 1917 года, без колебаний принял назначение на пост председателя Нижгубчека в лихую годину Гражданской войны. Но о его последних днях и часах мы узнали совсем недавно.
В ноябре 1985 года в Нижегородский архив поступили воспоминания бывшего ректора ГГУ (Горьковский государственный университет им. Н.И. Лобачевского – прим. Е.Ш.) В.И. Широкова о беседе с председателем Совмина СССР Н.А. Булганиным в 1956 году. Оказалось, Булганин, как боевик Нижгубчека в 1919 году, был свидетелем гибели Я.З. Воробьёва и других товарищей. «Мы ехали из Нижнего через Москву на Южный фронт по мобилизации с согласия Нижегородского губкома партии. Воробьёв с семьёй находился в одном утеплённом товарном вагоне и с ним я – боевик Нижгубчека. В другом таком же утеплённом вагоне ехал Л.М. Каганович с семьёй…
На вокзале Курска мы стояли несколько часов. Менялась поездная бригада, запаслись топливом и водой. Неожиданно из степи на привокзальные пути нахлынуло много конников, как потом мы узнали, мамонтовцев. Я увидел их издали, бросился к ближайшей теплушке Кагановича и попавшимся под руку куском опоки (меловой известняк – прим. Е.Ш.) написал на двери теплушки Лазаря Моисеевича: «Тиф!!!» В это время мамонтовцы выскочили из-за состава с другого конца эшелона. Бежать навстречу конникам к теплушке Воробьёва не имело смысла. Мне оставалось только одно – нырнуть под вагон, что я и сделал незамедлительно… Я потом увидел, как несколько конников, подскочив к очередному вагону, настежь распахнули его дверь – это был вагон Воробьёва – и закричали: «Жиды, жиды, бей жидов, бей жидов, спасай Россию!» Воробьёва вытащили из вагона и повели на площадь перед перроном вокзала. Туда же другие бандиты тащили ещё двух мужчин еврейского происхождения. В создавшейся обстановке я не видел, куда увели жену и детей Якова Зиновьевича…
Мамонтовцы быстро выкопали яму, поставили в полный рост Воробьёва и других товарищей…, засыпали их вровень с плечами землёй, оставив над поверхностью только головы. А затем отошли на железнодорожные пути и открыли по головам засыпанных… беспорядочный винтовочный огонь.
Так погиб Яков Зиновьевич Воробьёв по совершенно случайному стечению обстоятельств, так пал наш товарищ, бесстрашный большевик, первый председатель Нижегородской ЧК».
Яков Воробьёв погиб в 1919-м, веря в правоту и необходимость своего сурового дела, в грядущее торжество коммунистической идеи».
С одной стороны, достоверность этой истории вызывает некоторые сомнения. С другой стороны, придумать её невозможно. Она, безусловно, состоялась, и казнь Воробьёва исторически подтверждена. Мало того, эту трагическую для большевика Воробьёва и спасительную для большевика Кагановича историю Николай Александрович Булганин поведал ректору Горьковского университета после проведения XX съезда КПСС, на котором ректор В.И. Широков был делегатом от Горьковской области. Стало быть, Л.М. Каганович мог опровергнуть этот рассказ, который до него вполне мог «докатиться» и который, судя по всему, В.И. Широков не особенно скрывал. Но этого не последовало.
Значит, событие состоялось. Вряд ли бы Н.А. Булганин пустился в сочинительство и фантазии, имея за плечами огромный политический опыт, речь ведь идёт о 1956 годе. Однако неувязки остались. Вероятно, детали гибели Я. Воробьёва и спасения Л. Кагановича не все изложены. Или что-то в горячке чрезвычайного налёта казаков на состав на курском вокзале было упущено.
Почему мамонтовцы не заглянули в вагон с надписью «Тиф!!!»? Да, тиф в то время жестоко гулял по России, его боялись, от него погибали тысячи и тысячи наших граждан, пожалуй, тиф в то время можно сравнить с нынешним COVID, а ту теплушку в 1919 году – с «красной зоной», в которую заходить смертельно опасно. И всё же бойцы корпуса генерала Мамонтова, люди отчаянные и искушённые, не полюбопытствовали проверить её? А вдруг там были ценности, спиртные напитки, еда? Почему они поверили меловой надписи на вагоне и даже не пронаблюдали за этой теплушкой?