Николай Булганин. Рядом со Сталиным и Хрущевым — страница 23 из 104

Мы докладывали тогда о ходе реконструкции Москвы в Политбюро. Доклад сделал, кажется, Каганович, хотя, может быть, и Чернышёв как главный архитектор города. Мне понравились указания Сталина по соответствующим вопросам…»

Хрущёв даже в некоторых воспоминаниях уточняет: «Я не помню, выступал ли там Сталин по этому вопросу, однако основные направления плана были доложены ему ещё до пленума, на заседании Политбюро. Сталин высказал свою точку зрения, и она была полностью отражена затем в Генеральном плане реконструкции Москвы.

Вновь скажу, что участие Сталина в решении конкретных вопросов нравилось мне, человеку молодому, который только ещё приобщался к городским вопросам, тем более Москвы. Москва того времени уже была крупным городом, но с довольно отсталым городским хозяйством: улицы не благоустроены; не было должной канализации, водопровода и водостоков; мостовая, как правило, булыжная, да и булыга лежала не везде; транспорт в основном был конным…

Пленум ЦК положил начало реконструкции города на новых основах. Это был шаг вперёд, и большой шаг. Здесь опять мы увидели внимание и заботу товарища Сталина о Москве и москвичах. Да, так тогда говорили, особенно Лазарь Моисеевич Каганович любил подхалимские эпитеты такого рода, они тотчас подхватывались всеми, и получался гулкий отзвук, прокатывавшийся эхом по всей Москве. Это восхваление с течением времени нарастало».

В 1935 году И.В. Сталин и В.М. Молотов утвердили Постановление «О генеральном плане реконструкции города Москвы». Размах реконструкции был огромен. Предполагалось, что новый генеральный план будет воплощён в жизнь за 10 лет. План предусматривал строительство новых широких транспортных магистралей и расширение имеющихся. Существующие мосты предполагалось обновить и расширить, дополнив новыми (в их числе знаменитый Крымский мост). И ещё десятки «капитальных» положений.

Это был действительно коренной передел города: огромное количество домов сносилось: надо было расширять дороги, с памятниками истории и культуры тоже не очень-то церемонились. Всё, что касалось царской власти, стиралось с лица земли. За памятниками пошли храмы и монастыри: их закрывали, разбирали, взрывали.

Были уничтожены Страстной монастырь, Никитский, частично Зачатьевский, Златоустовский, Сретенский и многие другие. Те, что не стирались с лица земли, закрывались, и в «освободившихся» зданиях размещались какие-нибудь культурные организации, а также склады или производства.

Был ли причастен к разрушению памятников и храмов Н.А. Булганин? Разумеется, был! Наверное, ещё и часто поддакивал Никите Хрущёву, человеку без образования, не знающему русской истории и культуры, совсем не понимающему, что на протяжении веков православие было и остаётся неотъемлемой составляющей духовной жизни народа. Каганович тоже не мог похвастаться глубокими знаниями русской духовной культуры или хотя бы приличным образованием. Сталин, хоть и получил некое религиозное просвещение, был далёк от русского православия и мало представлял его значение для простого народа и интеллигенции. Но зачинателем гонений на церковь выступал, конечно, В.И. Ленин.

Приведу цитату из своей книги «Правда и блаженство», где есть рассуждения старого священника в письменном обращении к Ленину: «Уважаемый Владимир Ильич! Вас, вождя российского пролетариата, вынесла во главу управления страной История Отечества. Если не признать Божью волю, то именно ход Истории востребовал революционных мер в судьбе России. Почему ж в таком случае большевики так безжалостно обходятся с русской долготерпимой Историей? Что бы Вы сказали, уважаемый Владимир Ильич, если бы нашёлся человек, который стал обливать кислотой полотна Микеланджело и Тициана, жечь книги Вольтера и Руссо, истреблять партитуры с нотами Моцарта и Бетховена? Вандал! Дикарь! В таком случае, оскверняя и уничтожая церковные святыни, взрывая храмы, истребляя священнослужителей, большевики тоже превращаются в вандалов и дикарей. У России на протяжении многих веков не было иной Истории, кроме Истории русской, христианской, православной.

Не было иной Культуры, кроме Культуры русской, христианской, православной. Не было иного образования, кроме русского, христианского, православного. Да, безбожие всегда присутствовало и в русском светском искусстве, и в русском обществе, но на всяком цветущем древе присутствуют сухие ветви… При этом даже «передовое» светское искусство не могло обойтись без образов культовых. Пушкин и Гоголь, Тютчев и Достоевский – плеяду авторов можно продолжить.

Пусть вера Христова чужда Вашей классовой идее, пусть вера считается Вами «сивухой» для пролетариата, но немыслимо вести на эшафот всю русскую Историю, в том числе историю Ваших православных родителей, Ваших православных предков. Историю России нельзя признать «опиумом» для народа. Не рабство, а поиск истины и справедливости заложены в исканиях русского народа и обращении его к православной Церкви… Ответила ли Церковь и вера Христова на все запросы народа? Нет. Но ответит ли на все вопросы пролетарское учение? Нет. Это становится тем более очевидно, когда в кровавой гражданской сече льются потоки русской крови. Кровь имеет память!»

Но как бы там ни было, вездесущий и всепроникающий Ленин уже объявил, вслед за Марксом, религию опиумом для народа или назвал даже веру Христову «сивухой»… А Ленин был в то время в ранге нового святого. Неспроста ведь жрецы от власти хотели возвести ему поднебесную пирамиду в Москве на месте храма Христа Спасителя.

Что мог сделать в этом положении Н.А. Булганин? Он был в качестве мелкого клерка, исполнителя в данном раскладе. Он мог только промолчать… Нет, наверное, он мог что-то защитить, отстоять, хитростью отбить у ретивых разрушителей ту или иную позицию при реконструкции города. Но принципиально он не мог пойти против течения даже на самой малой глубине, у бережка…

А по сему Булганин был причастен к варварскому сносу и Сухаревой башни, и множества церквей, и памятников культуры и архитектуры, связанных с именами Пушкина, Лермонтова, Карамзина. И всё же это была какая-то коллективная ответственность.


Сухаревская башня. 1934 г.


Посредине Сухаревской площади с 1695 года и до 1934 год стоял шедевр гражданской архитектуры, построенный в петровское время. Несмотря на протесты искусствоведов, историков и предложения по благоустройству площади с сохранением башни, снос Сухаревой башни состоялся.

Сам же для себя Булганин мог отстоять только личное пространство. И примером тому этот факт. В 30-е годы атеист Хрущёв предложил семье Булганиных переехать на дачу в подмосковное село Огарево. Там по распоряжению Хрущёва перестроили для этой цели церковь. Получилось две квартиры, одну из которых заняли Хрущёвы. Булганин всячески сопротивлялся переезду и так и не переехал. Дочь Хрущёва Рада в своих воспоминаниях по этому поводу сказала: «Видимо, побоялись осквернить храм, хоть и пустующий».

…Никуда не денешься: проблемы городского хозяйства брали руководителей Москвы за горло: рабочий люд, те, кто был постарше, хоть и понимал, что где-то грешен их разрушительный труд, но бунтовать не мог. Впрочем, это отдельная тема и пока ещё мало изученная.

* * *

Процесс генеральной реконструкции московских улиц был запущен в 1935 году, но его потребность назрела много раньше. Индустриализация обеспечила массовый приток переселенцев из села в город. Жильё в Москве. Эта тема всегда была болезненной. Имея грандиозные планы на реконструкцию города, нельзя было не заботиться о кадрах, которые эту реконструкцию будут претворять в жизнь.

Москва нуждалась в большом количестве многоквартирных домов, широких улицах и развитой инфраструктуре. За улучшение «жилищных условий» город должен был заплатить своим историческим обликом. Архитекторы, конечно, старались кое-что сохранить из наследия предков. И сохранили кое-что в первозданном виде. Однако далеко не всё.

При разработке Генерального плана реконструкции Москвы действия ЦК МК и Моссовета имели много рационального. Была образована постоянно действующая архитектурно-планировочная комиссия МК, МГК и Моссовета (сокращённо Архплан) под председательством Кагановича. В комиссию также вошли Булганин, Хрущёв, другие деятели партии и Моссовета, а главное – большая группа видных архитекторов: академики Жолтовский, Щусев, Щуко, профессора Чернышёв, Веснин, Бархин, Гельфрейх, архитекторы Крюков, Алабян, Мордвинов, Иофан, Николаев, Колли и другие. Эта комиссия заседала еженедельно. Рассматривались вопросы, связанные с составлением плана – по магистралям, участкам, узлам и районам, и также отдельные проекты важных сооружений, в том числе и больших домов.

«Важное значение, – вспоминал Каганович, – тогда имело постановление МК, МГК и Моссовета о новой организационной форме объединения архитекторов – Архитектурно-проектных и Архитектурно-планировочных мастерских. Это была хорошая и плодотворная инициатива, так как до этого архитекторы Москвы работали в одиночку или мелкими группами. Мы их называли, полушутя, полусерьёзно, по примеру деревни, «индивидуалами», или, как выражались тогда в деревне, «инадувалами», а чаще всего кустарями и надомниками.

Вначале некоторые «индивидуалисты», особенно «модные», кочевряжились, но громадное большинство архитекторов с охотой восприняли это предложение. Жизнь показала, что это не только не привело к обезличке, к затиранию индивидуальных творческих способностей, как некоторые предрекали, а, напротив, помогло архитекторам развернуть свои творческие силы. Сегодня я не могу не выразить чувства большого удовлетворения тем, что наше тогдашнее предложение оказалось столь жизненным – творчество архитекторов расцветало. Нельзя не радоваться тому, что мы, старые большевики (мы помним, что к «старым большевикам» Каганович относил и Н.А. Булганина – прим. Е.Ш.), ранее никогда не занимавшиеся подобными вопросами, соединили свои усилия со знаниями старых специалистов, отдавших Советскому строю лучшие стороны старой своей культуры.