Это была не первая дискуссия политических и военных руководителей страны. Однажды Сталин вытащил из ящика стола письмо Гитлера и довольно грубо бросил его Жукову: «Читайте». Для него это был самый веский аргумент. Сталин забыл о сути фашизма. Так Гитлер перехитрил человека, которому приписывали гениальную хитрость».
Сталин поверил этому письму Гитлера? На этот вопрос историк А.И. Уткин – и не только он один – отвечает утвердительно. А своей разведке, агентуре, генеральному штабу выходит, не верил?
Было ли это письмо доминирующим фактором в том, что Сталин не поверил в нападение Германии? Или что-то другое было важным фактором по сдерживанию советской обороны на западных рубежах? Речь даже не идёт о превентивном, упреждающем ударе, речь идёт о том, что я уже написал несколькими абзацами выше – о том, что страна «спала», когда миллионы врагов ринулись на нашу землю. Даже не буду приводить цифры наших потерь – они катастрофические, несмотря на отвагу и волю бойцов Красной Армии, которые встретили вооружённых до зубов оккупантов.
А имеем ли мы, я лично, право судить о Сталине? Я считаю, что имею право высказывать свою точку зрения и как писатель, и как гражданин. Мой дед, Шишкин Егор Васильевич, погиб в феврале 1942 года на Калининском фронте, другой дед, Евдокимов Семён Павлович, в 1949 году был осуждён по ст. 58 на 25 лет с конфискацией. А мать называли «дочь врага народа», не давали вступать в комсомол. Стало быть, моей семьи правленье Сталина коснулось напрямую.
Всё это я пишу, чтобы хотя бы чуть-чуть, если это в принципе возможно, воссоздать атмосферу начала войны.
Мне довелось жить и работать со многими ветеранами Великой Отечественной. Немало я слышал от них суждений, рассказов, как правило, очень скупых, о войне. Мне довелось прочитать и немало мемуаров и воспоминаний о войне, когда работал над своими книгами, связанными с тем историческим периодом: «Бесова душа», «Правда и блаженство», «Герои десантники». Помнятся мне и рассказы, которые впрямую не связаны с боевыми действиями.
…Однажды был в селе Никольское в нескольких километрах от Костромы. Село не очень большое, в центре – стела, и на каменных досках высечены имена погибших в годы Великой Отечественной войны. Около четырёхсот имен, целые семьи – отец с сыновьями. 400 сельчан! В основном по званию рядовые, а годы смерти почти у всех – 1941-й, 1942-й. И сколько таких сёл Никольских по России! А сколько сёл и деревень, где нет никаких стел!
Фашистская авиация. 1941 г.
Моя мать, Лидия Семёновна, бывая на родной стороне, окидывая рукой родные вятские просторы, рассказывала: началась война, мужиков забрали на фронт, лошадей и фураж забрали; зима, холод, голод, болезни; люди вымирали целыми семьями, целыми деревнями.
…И ещё один красноречивый эпизод. Как-то раз в редакцию журнала, где я работал, пришёл ветеран войны, принёс какой-то материал, по-моему, даже не связанный с войной. Мы спросили, что ему больше всего запомнилось о войне. Он рассказал, описал случай 1943 года. Он, новоиспечённый выпускник танкового училища, отправлялся на фронт. По дороге в часть ему удалось на пару суток заехать к себе в глухую деревню, навестить мать. Узнав о приезде, в дом пришла председательша колхоза, сказала ему: давайте мы вам устроим в соседней деревне проводины, там очень хорошие девушки, женщины, они угостят, чем могут, посидят с вами, споют… Он уклонился от прямого отказа. Сказал, что может быть и придёт в эту деревню. Не пошёл. Подумал: чего я приду? Ещё и на фронте не был, подвигов не совершал, чего они на меня будут смотреть как на героя, – одним словом, постеснялся. На другой день к ним в дом снова заглянула председательша. Сказала: жаль, что вы не пришли. Девушки и женщины вас очень ждали. Они два года живого мужчину не видели…Речь не идёт о какой-то там любви. Речь идёт о том, что они просто не видели живого мужчину уже два года…
А теперь посмотрим, как складывалась жизнь Николая Александровича Булганина в годы лихолетья.
В первые дни войны Булганин не был в кремлёвском кабинете Сталина. Там находился только его близкий в то время круг. Но фамилия Булганина, безусловно, упоминалась при назначениях в новых условиях жизни и войны.
«На второй день войны для руководства военными действиями решили образовать Ставку Главного Командования. При обсуждении вопроса Сталин принял живое участие. Договорились, что Председателем Ставки будет Тимошенко, а её членами Жуков, Сталин, Молотов, Ворошилов, Будённый и адмирал Кузнецов. При Ставке создали институт постоянных советников. Ими стали: Ватутин, Вознесенский, Воронов, Жданов, Жигарев, Мехлис, Микоян, Шапошников.
В этот же день была образована Комиссия Бюро СНК СССР по текущим делам. В неё вошли Вознесенский, Микоян и Булганин. Комиссия должна была собираться ежедневно для принятия решений по неотложным вопросам и быстрого решения текущих дел.
Вечером вновь собрались у Сталина. Сведения были тревожные. С некоторыми военными округами не было никакой связи. На Украине же дела шли не так плохо, там хорошо воевал Конев. Мы разошлись поздно ночью. Немного поспали утром, потом каждый стал проверять свои дела по своей линии: как идёт мобилизация, как промышленность переходит на военный лад, как с горючим и т. д.
Сталин в подавленном состоянии находился на ближней даче в Волынском (в районе Кунцево).
Обстановка на фронте менялась буквально каждый час. В эти дни надо было думать не о том, как снабжать фронт, а как спасти фронтовые запасы продовольствия, вооружения и т. д.»
28 июня 1941 года Булганин дважды заходил в кабинет Сталина, но оба раза был там совсем недолго. По-видимому, получив какие-то указания, тут же отправлялся их исполнять.
Довольно неожиданное назначение получает Н.А. Булганин в начале войны. Его назначают членом Военного совета Военно-воздушных сил.
«ПРИКАЗ СТАВКИ ГК № 00102
О создании Военного совета при командующем ВВС Красной Армии
29 июня 1941 г.
Создать Военный совет при командующем Военно-воздушными силами Красной Армии в составе генерал-лейтенанта т. Жигарева, генерал-майора т. Петрова, т. Серова, т. Булганина, корпусного комиссара т. Степанова.
Ставка Главного Командования ТИМОШЕНКО СТАЛИН ЖУКОВ».
ЦАМО. Ф. 148а. Оп. 3763. Д. 92. Л. 2.
Об этом назначении Булганина с некоторым удивлением, а возможно, неодобрением, вспоминал будущий маршал авиации А.Е. Голованов: «…Судя по оперативной сводке полка за № 01, выполняя боевые задания, экипажи встречали сильное противодействие как со стороны средств ПВО, так и истребительной авиации. Лишь за один день 24 июня 14 самолётов не вернулись на свой аэродром. Только с 25 июня стали поступать к нам более или менее достоверные данные о противнике. Данные были неутешительные. Танковая дивизия немцев прорвалась к Вильно; противник уже в районе Бобруйска. А у нас в полку к исходу дня 28 июня из 72 самолётов осталось только 14, способных выполнять боевые задания. Остальные были сбиты или требовали ремонта. Мы, как уже было сказано, летали без прикрытия. И без прикрытия наши экипажи сбили в воздушных боях за первую неделю войны 18 истребителей Ме-109.
3 июля, на двенадцатый день войны, я неожиданно получил распоряжение немедленно прибыть в Москву.
Центральный аэродром, на котором сел наш самолёт, был замаскирован под поле, где женщины убирают урожай.
В штабе ВВС меня принял Н.А. Булганин, назначенный членом Военного совета ВВС. Я доложил о проделанной боевой работе нашего полка и по задаваемым вопросам понял, что этот человек пока что мало разбирается в вопросах боевого применения авиации. Поговорив со мной, он сказал, чтобы я никуда не отлучался».
Ничуть не удивительно, что Булганин «пока что мало разбирается в вопросах боевого применения авиации». Не на тех должностях он служил, чтобы хорошо разбираться в авиации.
Печальная, если не сказать по-другому, статистика начала войны. В первые дни боёв фашисты уничтожили 1200 советских самолётов, свыше 800 из них – на аэродромах.
Вот Голованов рассказывает дальше: «…Через некоторое время я оказался в Кремле, в уже знакомом кабинете. Народу было много, но я мало кого знал. Вид у всех был подавленный. Многие из присутствующих были небриты, их лица, воспалённые глаза говорили о том, что они уже давно не высыпаются. Оглядевшись, кроме уже знакомых мне лиц, узнал, по портретам, Н.А. Вознесенского. С удивлением увидел, что В.М. Молотов одет в полувоенную форму защитного цвета, которая ему совсем не шла.
Н.А. Булганин и И.С. Конев. Западный фронт. 1941 г.
Среди присутствующих резко выделялся Сталин: тот же спокойный вид, та же трубка, те же неторопливые движения, которые запомнились ещё с первых моих посещений Кремля до войны, та же одежда.
– Ну, как у вас дела? – спросил Сталин, здороваясь.
Я кратко доложил обстановку и что за это время сделал полк.
– Вот что, – сказал Сталин, – мы плохо ориентированы о положении дел на фронте. Не знаем даже точно, где наши войска и их штабы, не знаем, где враг. У вас наиболее опытный лётный состав. Нам нужны правдивые данные. Займитесь разведкой. Это будет ваша главная задача. Всё, что узнаете, немедленно передайте нам. Что вам для этого нужно?
– Прикрытие, товарищ Сталин, – ответил я.
– Что мы можем дать? – спросил Сталин Булганина.
– Немного истребителей, – ответил Булганин.
Сталин пошёл по дорожке, о чём-то думая. Вернувшись и подойдя ко мне, он сказал:
– На многое не рассчитывайте. Чем можем – поможем. Рассчитывайте больше на свои силы и возможности. Видите, что делается!»
Булганин, как и многие другие заместители председателя правительства, был всегда «под рукой» у Сталина. И фактически Булганина всегда ждала новая ответственная должность. Ему поручали заниматься самыми различными проблемами, в том числе укреплением противовоздушной обороны столицы. А когда противник оказался на подступах к ней, его послали членом Военного совета к командующему Западным фронтом И.С. Коневу.