К. К.-C.), призванный Императором Константином для того, чтобы представиться ему».
Епископ называет префекта претория, консула Аблабия «истинно боящимся Бога» (по переводу на русский XIX века; более точный вариант перевода из текста Афанасия — «тот, кто действительно боится Бога, это есть Аблабий, префект претория»).
В другом месте его называют «праведный верующий».
Немалая оценка!
Однако и в «Деянии о стратилатах» префект Аблабий почему-то ведет себя «не очень хорошо» с точки зрения автора (так же как и у Евнапия). Этим ощущением быстро проникается и читатель. Ибо есть в повествовании три настоящих героя-воина, подавившие восстание тай-фалов, их защищает не кто-нибудь, а сам святитель Николай. Аблабий же призывает казнить их как предателей императора! То есть он словно бы выступает против самого святителя!
Есть в данной истории что-то странное. Словно бы не хватает полноты правды. О чем-то в ней недосказано, что-то преувеличено, а что-то намеренно искажено, для того чтобы мы могли видеть в префекте Аблабии только отрицательного персонажа. Отсюда можно сделать вывод, что писал «Деяние о стратилатах» (и, возможно, самый ранний житийный текст о Николае Чудотворце) тот автор, для которого Аблабий был неприятен или даже был врагом.
Из известных для нас людей, подробно описывавших события того времени и живших тогда же или десятилетие-другое позже, первым вспоминается все тот же Евнапий. Но мог ли он написать текст о стратилатах? Вряд ли. Ведь нехристианин не стал бы прославлять представителей иной веры, тем более в жанре жития. Ему бы очень хотелось «столкнуть лбами» двух христиан: одного — самого приближенного к императору политика, другого — самого известного святителя. Есть все же одна «загвоздка» — еще при жизни святитель Николай не имел такой известности, как тот же Аблабий. Имя Аблабия знали все в империи. А имя епископа из Мир Ликийских — лишь в некоторых регионах империи. И даже сам император, следуя «Деянию о стратилатах», спросил о Николае: «Кто это?»
Таким образом, мы видим, что автор «Деяния о стратилатах» создавал его тогда, когда известность святителя Николая была уже очевидной для всех, когда он мог быть реально противопоставлен такой фигуре, как Аблабий.
Автор «Деяния о стратилатах» привлекает фигуру святителя Николая для того, чтобы показать «не очень христианскую сущность» самого Аблабия. Но для этого автор должен был быть вполне уверен, что епископ Мир Ликийских Николай уже настолько важен для христианского миропонимания, уже настолько признан как святой и как чудотворец, что упоминание о нем снимет все сомнения у читателя — кто «хороший», а кто «плохой» в споре стратилатов и Аблабия.
Почитание святителя Николая началось, конечно же, после его кончины. Подробнее мы скажем об этом позже. Но можно сказать, что между кончиной святого и его признанием (пусть даже и без канонизации) всегда проходит какое-то время. И это не год-два, а более. По этой причине мы вынуждены предложить свою версию времени создания «Деяния о стратилатах». Оно не могло быть создано при жизни святого или даже в первые годы после его кончины. Это сегодня, с «высоты» третьего тысячелетия от Рождества Христова нам кажется, что авторы первого Жития святителя Николая создали текст немедленно, словно бы ждали его кончины. Напротив, сила и власть префекта Аблабия до 337 года были таковы, что вряд ли кто мог осмелиться написать о нем, во-первых, плохо, а во-вторых, с убеждением, что он «перечил» самому святому. Сформулировать непререкаемую и чудодейственную святость епископа Николая Мирликийского можно было лишь чуть позднее.
Здесь интересно рассмотреть версию о том, почему и зачем Аблабий вступил в конфликт со стратилатами. Может быть, в этом вся разгадка авторства и времени создания текста? Зачем ему, добившемуся наивысшего почета при дворе императора, обвинять в предательстве интересов Римской империи нескольких военачальников, да еще и покровительствуемых известнейшим духовным подвижником?
На эти вопросы есть предположительные ответы. И они весьма неожиданны.
Префект Аблабий был выдающейся личностью. Воспользуемся вновь трудом Евнапия о философах и софистах, который, предполагая оставить об Аблабии только отрицательную информацию, все же не смог скрыть много того, что мы замечаем в подтексте.
При его рождении было предсказано, что он займет место в жизни почти царское, как минимум — рядом с царем. Евнапий пишет:
«Аблабий… происходил из очень незнатного рода, а со стороны отца — из слоя низкого и бедного (как будто бы он был уроженцем острова Крит. — К. К.-С.). О нем сохранилась следующая история, которую никто пока не опровергнул. Один из египтян, принадлежащий к тем, которые занимаются астрологией, однажды пришел в город… Придя же, он тотчас кинулся в таверну пороскошнее, чувствуя, что после дальней дороги у него пересохло во рту, сказал, что он чуть не задохнулся от жажды, и приказал приготовить для себя особое сладкое вино, деньги за которое он тут же заплатил вперед. Хозяйка харчевни, видя явную прибыль, засуетилась и стала с усердием ему прислуживать. Она умела также помогать женщинам при родах. Когда хозяйка поднесла килик египтянину и тот уже собирался пригубить вино, вбежал один из соседей и зашептал ей на ухо: «Твоя подруга и родственница может умереть от родовых мук, если ты к ней не поспешишь». (А так оно и было.) Когда женщина об этом услышала, она тут же оставила египтянина, который сидел с разинутым ртом, и, даже не налив ему теплой воды, пошла и разрешила ту женщину от бремени, и сделала все, что требуется при родах, и лишь затем, омыв руки, возвратилась к посетителю. Застав его раздраженным и в гневе, женщина объяснила причину своего промедления. Когда великолепнейший египтянин услышал об этом и заметил час события, он стал испытывать еще большую жажду, но уже в отношении того, что исходит от богов, а не того, что удовлетворяет телесную страсть, и громким голосом вскричал: «Иди же, женщина, скажи матери, что она родила немногим меньшего, чем царь». После этого пророчества он щедро наполнил свой килик и попросил женщину узнать, как имя ребенка. Его звали Аблабий, и он оказался таким баловнем Судьбы, благоволящей ко всем юным, что стал даже могущественнее императора… и вообще, он обходился с императором, словно с беспорядочной толпой народа».
Можно ли сказать, что пророчество для Аблабия сбылось, что он будет «немногим меньшим, нежели царь»? Вполне. Ранг префекта претория Востока считался рядом с императорским, да и титул консула был первым после цезаря или августа (хотя даже сами императоры не гнушались назначать себя консулами).
Известный языческий ритор-софист Либаний (Libanius), фактический современник святителя Николая и Аблабия, ставший в будущем учителем в науках для таких подвижников, как Василий Великий, Иоанн Златоуст и Григорий Назианзин, в одной из своих речей («За Фалассия») добавлял к истории карьеры будущего префекта претория не менее важные факты. Либаний говорит о современном ему Сенате, куда входят, пробиваясь по карьерной лестнице, не очень знатные люди. Но Либаний это приветствует, считая, что они достойны, если смогли этого достичь, и говорит следующее: «Если же требуется, чтобы я назвал некоторых и по имени, о нынешних членах Сената… Уроженец того же острова [Крит] Аблабий, сперва служитель при лицах из судебного персонала правителя Крита, выехал оттуда и, совершая плавание по морю с целью зашибить копейку (эту фразу Либаний заимствует у Евнапия, прямо на него сославшись. — К. К.-C.), молился морским богам. Явившись же в столицу, овладел расположением царя и когда вступал в Сенат, являлся словно бог в среде людей».
Выделим здесь особо слова о том, как Аблабий «молился морским богам». Вам ничего это не напоминает? Особенно в связи с нашим хожением в Жития святителя Николая — покровителя тех, кто плавает в море. А ведь они с Аблабием могли быть почти одного возраста.
Добавим к этим рассказам и то, что кроме карьерных и политических достижений Аблабий являлся также еще и автором известных стихов, которые он посвящал императору Константину Великому. Поэт позволял себе многое, даже эпиграммы. А писать эпиграммы, будучи предельно близким к императорскому двору, — это весьма смелое занятие. Однако Аблабий делал это. При этом император Константин обращался нему в письмах: «дорогой мой» или «мой самый приятный».
Многое говорит нам о нем, как о творческой личности, замеченной императором. И вот тут перед нами открывается нечто интересное.
В исторических источниках, рассказывающих о том времени, находится упоминание еще одного героя по имени Аблабий (Ablabius). Его идентифицируют как историка и писателя, который занимался изучением жизни одного известного народа. Догадываетесь какого? Да, того самого — готов, частью которого были и тайфалы! Те самые тай-фалы, против которых воевали стратилаты.
Кто же это были такие — тайфалы, с которыми отправилось сражаться римское войско? Как древнегерманские племена, предположительно принадлежащие к остготской группе, жившие где-то между нижним Дунаем и Трансильванскими Альпами, частично во Фракии (а не Фригии), к III–IV веку поселившиеся в Северном Причерноморье, оказались в центре Анатолийской территории?
Словарь Брокгауза и Ефрона открывает: «Тайфалы — германское племя, входившее в состав восточной готской группы. Во время нашествия гуннов были подчинены остготскому королю Германриху. Перешедши вслед за вестготами через Дунай, они участвовали в борьбе последних с императором Валентом».
Скупо, но все же.
Предполагают, что часть остготов — тайфалы — каким-то образом перебралась во Фригию, а может быть, их переселил или пытался переселить сюда император Константин (он, бывало, совершал такие жесткие деяния). Самое интересное, что когда пишут о частичном переселении тай-фалов во Фригию, то ссылаются как раз на историю с их мятежом из Жития святителя Николая (из «Деяния о стратилатах»). Других источников — нет. И наоборот — нет источников и для подтверждения информации, которую мы получаем в самом Житии.