Иоанну и Никифору необходимо было смягчить в целом повествование о добыче мощей. Сделать его более человеколюбивым. Что они, видимо, и сделали. Но даже в таком варианте изложения мы можем увидеть более жесткие реалии произошедшего.
Как писал в XIX столетии архимандрит Антонин (Капустин), «их тексты занесены и в римский Мартиролог под 9 мая». Текст Никифора был создан через два года после перевоза мощей. То есть автор знал всех участников события лично. Известно, что сохранились три версии этого документа, одна из них — «ватиканская», а другая — «греческая».
Что поведал нам Никифор? Среди приведенных отрывков перевода его текста нам доведется цитировать труд архимандрита Антонина (Капустина) «Перенесение мощей святителя и чудотворца Николая из Ликии в Италию», выпущенный в Киеве в 1870 году. Он сделал свой пересказ-перевод из Никифора, о чем мы будем дополнительно сообщать.
Для начала Никифор рассказал о себе. По о. Антонину: «Я Никифор, последний из всех барян, неискусный и ненаставленный в светоточной речи настолько, чтобы изобразить сокровенные нравы и святую жизнь исповедника Господня, и совсем неспособный, приступаю однако же, поддерживаемый его помощью, к краткому рассказу о его перенесении». И далее: «…некоторые из барян, люди умные и знаменитые, отправились торговли ради на трех судах, нагруженных пшеницей и другими товарами, в Антиохию. Бывши уже в пути, они по Божию внушению согласились между собою или на переднем или на обратном пути взять, если Бог захочет, из города Мир тело блаженнейшаго Николая, исповедника Христова. Жертвуя собою и всем своим, они решили во что бы то ни стало исполнить свое намерение».
Никифор пытается объяснить, что мощи барийцы забрали случайно, а не преднамеренно. И это понятно. В процессе повествования Никифор дает нам имена двух специальных участников экспедиции, «паломников», «грека и француза», а еще и двух священников — Лулуса и Гримоальда (Lupo е Grimoaldo, иногда их называют Лупп и Дрого). О Гримоальдо упоминает в 6-й главе своего пересказа также и Архидиакон Иоанн. Священнослужителям было поручено сопровождать операцию. Известно, что чуть позднее, в 1121 году, человек по имени Гримоальд станет князем-принцем Бари, а византийский документ, подтверждающий его власть, назовет его так: «Гримоальд Аль-феранит, благодатью Божией и благословением Николая, князь Барийский». Он же спас из тюрьмы святого Иоанна Матерского, который в те годы проповедовал в Бари. Князь Гримоальд считался покровителем церкви Святого Николая в Бари и хранившихся там мощей святителя Николая. Об этом писал также Антонио Беатилло в начале XVII столетия в своей знаменитой книге о жизни и чудесах святителя Николая — покровителя Бари (Historia della vita, miracoli, traslatione e gloria dell’illustrissimo confessore di Christo S. Nicolo arciuescouo di Mira, e patrono della cittA di Bari… c. 971). He одно ли это и то же лицо? Разве что священнический сан Гримоальдо, упомянутый в источнике, может помешать развитию данной версии.
Итак, Никифор продолжает.
Прибыв в Миры, барийцы, после разведки по поводу безопасности, осторожно, но энергично пошли в церковь. По о. Антонину, только «47 из них, запасшись каждый своим оружием, благоговейнейшим образом устремились к святому телу. Остальные, подобным же образом вооруженные, остались стеречь корабли из страха тех же турок, наводнивших область ту и жестоко истреблявших народ. Так благоразумно поступили они, разделившись на две партии, чтобы удобнее исполнить задуманное дело. Итак, те 47, достигши св. храма благочестивого исповедника, и, нашед там только четырех сторожей, смиренно вошли в церковь, поклонившись св. престолу».
Сначала с лестью, а затем с угрозами заставили «гости» хранителей раскрыть место гробницы святого. Те первоначально сопротивлялись, уже испытав вторжение и жестокость сарацин. Тогда моряки-барийцы перешли к решительным действиям. Сначала — по Никифору — объявили, что их послал сюда сам Папа Римский и что это их церковная миссия. Но сторожа все равно отказали пришельцам. Барийцы предложили им деньги. Много денег. По Архидиакону Иоанну — по 100 солидов с каждого корабля. Целое состояние! Но сторожа не поддавались. Они вдруг поняли, что барийцы готовы были взломать церковный пол и взять мощи в любом случае, а потому, как пишет автор, потеряли дар речи («сделались совсем без языка»).
Со своей стороны, барийцы пришли к выводу, что «золото отвергается как помет, ласкательства речей избегают, как змеиного яда, и всячески стараются убежать, чтобы дать знать обо всем гражданам». Стало ясно, что погрома не избежать. Гости начали угрожать сторожам оружием, приставили меч к горлу одного из них. Он указал место. А затем…
«Взяв железный молоток, — пишет Никифор, — они ударили по мраморной плите на полу… расчленив ее на мелкие кусочки… Нашли необычайно белый мраморный саркофаг… Моряк Маттео (в русском варианте его называют Матфей. — К. К.-С.) разбил саркофаг до половины тела и прямо в ботинках дерзновенно спустился в священную гробницу. Там он погрузил руки в жидкость и обнаружил, что в ней плавают святые мощи… Он искал череп. Найдя его, он вылез из могилы, а мутноватая жидкость пропитала всю его одежду и все тело». При этом благовоние распространилось вокруг и мгновенно достигло даже берега моря, его почувствовали оставшиеся там моряки. Иногда приводят сведения, что напарником барийца Матфея по разбитию гробницы был некий «француз Александр».
Затем, не имея с собой даже специального сосуда или ящика, мощи завернул в свое облачение один из священников — Дрого, которого итальянцы называют Гримоальдо (та же «душевная, сказочная» легенда об одежде сохранится и в рассказах о нашествии в Миры позднее венецианцев за остатками мощей, когда приезжий епископ будто бы завернет святые кости в свой головной убор).
У о. Антонина читаем: «…юноша, старательно отыскивая останки святейшаго тела, нашел их все целыми. Другой из пресвитеров именем Дрого завернул их в новую бумажную одежду своего тела довольно искусно».
После такого действа, опасаясь бурной реакции местных христиан, они быстро вернулись на корабли, радуясь драгоценной добыче. Жители Мир, сбежавшиеся на зов, плача и протестуя, кричали им: «Согласно нашему греческому хронографу, прошло 775 лет, в течение которых ни один император, ни какой-либо человек не совершал такого деяния» (была такая попытка, задуманная императором Василием I в IX столетии, но она не осуществилась). Они пытались разжалобить барийцев и просили: «Верните нам нашего отца и господина… и, если не все, отдайте нам хотя бы часть его, чтобы мы не были полностью лишены такого великого покровителя». Барийцы же ответили им так: «Вы можете удовлетвориться святой жидкостью и иконой» святителя, имея в виду то, что они не смогли забрать с собой.
По переводу архимандрита Антонина из Никифора, барийцы отвечали так: «Вы же сами сказали, что со времени кончины святого исповедника Божия прошло 775 лет. Довольно от него получили благодеяний как вы, так и предки ваши. Теперь воля его уйти отсюда, чтобы и другие части мира просвещать. Вы довольно можете утешиться тем, что имеете его гроб, полный святой влаги, и его икону, от которой много получили благодеяний. Справедливо же, чтобы такой большой и знаменитый город, как Бари, имел у себя такого покровителя».
Что ж, звучит логично. Тем более из уст победителей, которых, как известно, — судить бесполезно.
И действительно, барийцы вернули местным жителям прихваченную ими святую икону (вариант рассказа об иконе у Никифора — они не смогли ее взять), да еще, как позднее любили прибавлять итальянцы, — выдали им некую сумму денег. То есть поступили, по их мнению, «справедливо»…
Затем, повествует Никифор, чтобы воспрепятствовать любой краже части реликвий, моряки возобновили плавание в сторону Бари. Автор называет десятки портов и прибрежных городов, которые они проплывали, включая Патару — родину святителя Николая. Трудностей хватало. Погода и море не благоприятствовали. И прибавлялась еще одна проблема. Моряки стали тайком красть частицы мощей, осознавая их важность. «Не имея же сил идти далее, бранились между собою, предполагая, что кто-нибудь из них украл что-нибудь из мощей святого. Немедленно приказано было корабельщиками приготовить святую книгу Евангелие, на которой все пловцы должны были поклясться, что никто из них не взял ничего от них (мощей). Тогда пятеро из них показали, что они имеют нечто от святых мощей. Возвратив все и приложив к прочим частям, как они сами, так и все другие, поклялись, что никто из них не будет больше ничего иметь при себе от святых мощей».
Так и доплыли до апулийских берегов, где были торжественно встречены гражданами города.
Могли ли «специалисты» из Бари оставить в Мирах часть мощей? В спешке и при сопротивлении — могли. Так считают многие исследователи. И это, по мнению известного итальянского историка, книговеда, специалиста в сфере истории Церкви, не так давно ушедшего из жизни Никколо Дель Ре, вполне допустимо. «Можно предположить, — писал он, — кое-что могло остаться в древней гробнице в Мирах после поспешной и решительной кражи моряков из Бари».
Это сохраняет право венецианцам аргументировать подлинность своей части мощей святителя Николая. Но об этом позднее.
Во всяком случае, Никифор легко оправдывает поступок своих земляков — барийцев, которые, по его мнению, «отнимают самую святую добычу не так, как они отнимают ее у врага, а как если бы они взяли ее из сокровищницы Господа».
Вывод прост и элегантен, но и по-своему циничен…
Однако время показало, что барийцы не только «грабили», но и реально спасали останки святителя от возможного поругания. Что, правда, не отнимает у жителей Мир Ликийских права на свой аргумент: они могли бы сами спрятать мощи святителя Николая так, что их бы не нашли сельджуки или завоеватели Османской империи. Просто не успели этого сделать.
Но нашли бы их позднее потомки? Ответ лишь один — на все воля Божья.
А барийская экспедиция эти останки сохранила.