Историю про особняк на Гоголевском бульваре, официально числившийся конспиративной квартирой НКВД, и про его посещение Рыжовой рассказала сотрудница 1-го отдела ГУГБ, работавшая там. Там была ценная мебель из карельской березы и красного дерева, пианино, много ковров и различных безделушек и украшений, а в одной из комнат были установлены две кровати, трельяж и шкафы для одежды. В буфете множество фарфоровой посуды и рюмки разных цветов. Его посещали только по специальному разрешению Ежова. Как пояснила сотрудница, за время ее работы к Ежову приезжали несколько женщин, добавив: «Только одну из них я знаю по фамилии. Это была Рыжова… Насколько я помню, она приезжала два раза. Они проводили вместе несколько часов и Н.И. Ежов уезжал, вслед за ним уезжала и Рыжова…»
Рыжова заботилась о Ежове, беспокоилась о его репутации. Только начав свою работу в секретариате, она обратила внимание на окружавших его сомнительных людей. Но, как она поясняла позднее, «я не могла указывать Ежову о его друзьях». И вместе с тем замечала: «…Я вообще его знакомых терпеть не могла». А на вопрос об одном из них попросту ответила: «Не знаю. Просто он мне не нравился и часто я говорила, как это он дружит с Марьясиным – разложившийся тип».
Серафиму Рыжову арестовали 17 декабря 1938 года. После ухода Ежова из НКВД Берия стал арестовывать лиц из его ближайшего окружения. В январе 1939 года Рыжову допрашивал сам Лаврентий Павлович. Она показала: «Считаю необходимым в заключение сообщить ряд известных мне фактов некоммунистического поведения Ежова в быту, заслуживающих, на мой взгляд, внимания следствия. В семье Ежовых были нелады, они вызывались бытовой распущенностью, которой отличался сам Ежов, не стеснявшийся по части интимных связей с женщинами (про интимные связи Ежова с мужчинами она, очевидно, не знала. – Б.С.). Ежов находился в интимной связи с бывшим пом. зав. политико-административным сектором ЦК Остроумовой, последняя забеременела от Ежова и сделала аборт.
Ежов сожительствовал со стенографисткой Кекишевой. Жена Ежова рассказала мне, что однажды он пригласил к себе Кекишеву домой, якобы для работы, напился пьяным и вступил с ней в интимную связь.
Дочь жандарма Мансурову, работавшую в Воронеже Ежов перевел на работу в Москву, в информационный сектор ОРПО ЦК. С Мансуровой Ежов, со слов его жены, также находился в интимной связи.
В 1938 году Мансурова была арестована, но затем, по распоряжению Ежова, затребована из Воронежа в Москву, о чем как-то раз мне сообщил Цесарский.
Со слов Евгении Соломоновны, Ежов находился в интимной связи с ее подругой, по имени Гита (фамилии не помню), работающей в ТАССе.
Далее, Ежов находился в связи с Петровой Татьяной Николаевной, сотрудницей «Текстильимпорта».
Она часто звонила Ежову, приходила к нему в НКВД. Петрова забеременела от Ежова, в связи с чем обратилась к нему с письмом, переданным через меня. Жена Ежова узнала о случившемся, встретилась с Петровой и через заместителя Наркомздрава Гуревича организовала ей аборт, который делал профессор Брауде.
По распоряжению Ежова, Петровой было выдано из ЦК пособие, в размере 300 рублей, а Евгения Соломоновна добавила Петровой еще 400 рублей.
Ежова мне говорила, что ее муж до последнего времени продолжал встречаться с Петровой на конспиративной квартире НКВД.
Ежов находился в интимной связи с троцкисткой Подольской, дочь которой, якобы за проституцию, он направил в исправительно-трудовой лагерь.
В октябре 1937 года Ежов пригласил меня к себе на дачу в отсутствие жены (она отдыхала на курорте). На даче кроме меня присутствовали Поскребышев с женой и мой муж Рыжов Михаил Иванович.
Ежов споил до бесчувственного состояния Рыжова и после ухода Поскребышева вступил со мной в интимную связь»[216].
Серафима Александровна Ежова, 1898 года рождения, русская, уроженка Борисоглебска, член ВКП(б), была расстреляна 27 января 1940 года по обвинению в контрреволюционной деятельности. 15 сентября 1956 года ее реабилитировали[217].
Мансуровой повезло больше. Зинаида Гликина на следствии подтвердила ее связь с Ежовым: «…К числу женщин, с которыми Н.И. Ежов был интимно связан, относится и арестованная как враг народа Мансурова Шура… Н.И. Ежов, как мне известно от Хаютиной-Ежовой, бывал и на квартире у Мансуровой, которая жила в одном доме с С.А. Рыжовой. Должна кстати сказать, что Рыжова многое знает из области разврата Н.И. Ежова». С Ежовым она могла познакомиться еще в 1920 году в Казани, где была на партийной работе. Ее исключили из партии и уволили из ЦК в ноябре 1937 года. Затем она была арестована и приговорена ОСО при НКВД 11 ноября 1939 года к 5 годам лагерей. В 1955 году ее реабилитировали и восстановили в партии. Она умерла 31 октября 1966 года, будучи персональным пенсионером[218].
Академик В.И. Вернадский в дневниковой записи 4 января 1938 года наивно полагал: «Две взаимно несогласованные (инстанции) – вернее, четыре: 1) Сталин, (2)) Цент[ральный] Ком[итет] партии, (3)) Управление Молотова – правительство Союза, (4)) Ежов и НКВД. Насколько Сталин объединяет? Сейчас впервые страдают от грубого и жестокого произвола партийцы еще больше, чем страна. Мильоны арестованных. На этой почве, как всегда, масса преступлений и ненужные никому страдания»[219].
17 января Вернадский вернулся к той же теме: «Письмо от Гули (Г.Г. Старицкого) (фотограф Георгий Георгиевич Старицкий был племянником жены В.И. Вернадского Натальи Егоровны Вернадской. После второго ареста в середине 30-х годов он проживал в Норильске как ссыльный. – Б.С.) из Норильска (через) Ленинград. Тревожное письмо Личкова (имеется в виду письмо Б.Л. Личкова от 12 января 1938 года из района Рыбинска (дер. Погорелки), где заключенный геолог работал на строительстве гидроузла. – Б.С.). Надо написать Сталину и Ежову. Днем была Е.А. Лебедева (Елизавета Александровна Лебедева, вдова почвоведа А.Ф. Лебедева. Она пыталась узнать о судьбе своего сына – студента Николая Лебедева, арестованного осенью 1936 года. Рассказывала о приеме у прокурора НКВД на Кузнецком (Мосту) – Петухова, кажется. Впечатление вежливого циника, наглости – люди не считаются. Очередь – вся в слезах. Он наслаждается.
С Кржижановским о(б) инст[итуте] ист[ории] знаний. Соберет собр[ание] академиков. По-видимому, пред[седателем] през[идиума] (Верховного) Совета будет Калинин. Партия боится Сталина. Ежов и Сталин не одно?»[220]
25 января 1938 года В.И. Вернадский вернулся к теме НКВД, вышедшего из повиновения партии, отметив также бессмысленность распоряжения о высылке из квартир родственников арестованных «врагов народа»: «Аресты продолжаются. Есть случаи возвращения арестованных. Фольклор ежовский: после ареста кремлевского д[октора] Левина (старый друг Як[ова] Вл[адимировича] Самойлова), лечившего Ежова, жена обратилась к Еж[ову] – по телефону, говоря, что это ошибка, д[олжно] б[ыть]. Еж[ов] говорит: НКВД не ошибается. Все больше говорят о болезни или вредительстве руководителей НКВД.
Была Зиночка (З.М. Супрунова). Прекр[асно] выдержала экзамены. Катя (Е.А. Черноярова), ее бабушка, подала заявление Вышинскому, обвиняя Портенку (агент НКВД) в ложном доносе в связи с кварт[ирными] дрязгами и невинной высылкой Е.П. (Супруновой). Сейчас у них все наши. Поселится Наташа Бонева (внучка Н.А. Булацель) – мать арестовали, из квартиры выселили и боятся держать без прописки. Общежитие того инст[итута], где учится Нат[аша], переполнено. Совершенно бессмысленное распоряжение»[221].
Иногда ходатайства наверх с просьбой не выселять того или иного сотрудника оканчивались успехом, и людей оставляли в квартирах. 1 февраля Вернадский отметил: «Утром А.Н. Лебедева. Резко изменилось положение с квартирой. Очевидно, и ее письмо, и письмо Комарова Ежову подействовало. К ней приходили из района и милиции, уговаривая ее уступить им (независимо приходили) одну комнату, обещали содействие в выдаче всех вещей. Хотят обделать дела. Направил (ее) к Веселовскому – новое звено в акад[емической] орг[анизации]. Говорят, со связями. Его товарищ и друг – упр[авляющий] канцелярией Совнаркома. Новые бюрократы»[222].
4 февраля Владимир Иванович записал: «По-видимому, курс (рубля) пал: ярко повышена на 20 % плата за книги. Ошибка в установке на франк? Или падение в связи с моральным падением страны – развалом? Здесь сейчас всюду тревога за полюсную экспедицию. Обвиняют Шмидта, и действительно – непрост[ительное] легкомыслие. Леваневский, флот сидит в[о] льдах. Все больше толков в связи с деятельностью Ежова.
Днем была М.Ю. Авинова. Ник[олай] Ник[олаевич] (Авинов) (муж Марии Юрьевны Авиновой (урожденной Новосильцовой), бывший кадет и председатель Всероссийской комиссии по выборам в Учредительное собрание, был расстрелян 10 декабря 1937 года. – Б.С.) арестован 12-й раз – два месяца. Она не может найти где. Есть, помимо тюрем, больше 20 при районах. Она написала письмо Сталину, прося разрешить уехать в С[еверную] Ам[ерику] (к брату Ав[инова]), хотя она считает себя и мужа за беспарт[ийных] большевиков (это верно) и являются они покл[онниками] Сталина.
Стоит стон и сумятица в связи с арестами. Все разваливается. Хлеб черный улучшился»[223].
В.И. Вернадский, кажется, искренне поверил в заговор Ягоды. Или, по крайней мере, полагал, что в такой заговор поверил Сталин. 11 февраля 1938 года Владимир Иванович писал в дневнике: «Видел панику правительства: они ожидали, что Ягода захватит власть и они погибнут. Думают, что предупредили в последнюю минуту. Сейчас, м[ожет] б[ыть], в связи с этим – толки о Ежове»