Хотя путешествие доставляло всем большое удовольствие, к радости примешивалась и тревога. Путешественников постоянно терзало опасение, что поезд могут взорвать террористы. Чтобы уменьшить вероятность диверсии, всякий раз отправлялись два одинаковых поезда, двигавшихся на расстоянии нескольких километров друг от друга, поэтому потенциальные убийцы не знали, в котором из них едут царь и его семья. Неизбежными спутниками продолжительных поездок были неудобства и скука. Хотя поезд мог двигаться быстрее, скорость его обычно составляла 25–30 верст в час. Поэтому переезд из Петербурга в Крым занимал две ночи и день. И все это время состав шел, стуча колесами и раскачиваясь по рельсам, проложенным по бескрайним просторам России. Летом крыши вагонов раскалялись, и в салон-вагонах становилось жарко, как в печи. Всякий раз, как поезд оказывался в лесу или возле реки, машинист останавливал состав на полчаса, чтобы дать пассажирам возможность поразмяться и отдохнуть в тени деревьев или насладиться речной прохладой.
Однажды поезд остановился на высокой насыпи. Мосолов пишет: «Дети садились на большие серебряные подносы и, пользуясь ими наподобие салазок, спускались по откосу… Девочки держали пари, кто из них первой прибудет вниз… Генерал-адъютант Струков объявил детям, что он первый очутится внизу. Дети не верили. Когда состязавшимся скомандовали спуститься, Струков в парадной форме, с Александро-Невской лентой, держа свою почетную саблю с бриллиантами (за взятие Адрианополя) в руках, прыгнул с высоты более трех саженей с насыпи, рискуя сломать себе ноги, и, конечно, опередил детей. Императрица очень журила его за эту выходку, но французы [члены депутации] были в восторге».
В отличие от царского поезда, служившего средством передвижения, яхты предназначались для отдыха. В июне царь отправлялся на две недели в неспешное, с остановками плавание вдоль скалистых финских берегов. Днем яхта шла шхерами от острова к острову, а вечером останавливалась на якорную стоянку в какой-нибудь заброшенной бухте, на берегу которой возвышалась одинокая рыбацкая хижина. Проснувшись поутру, пассажиры видели вокруг синее море, сверкающее мириадами солнечных бликов, желтый песок и красный гранит островов, поросших вечнозелеными соснами.
Самой любимой яхтой императора был красавец «Штандарт». Водоизмещением 4500 тонн, с корпусом, выкрашенным чернью, судно было изготовлено по особому заказу на верфи в Дании. Стояла ли яхта на якоре где-нибудь в балтийской бухте или же была пришвартована в Ялте у скал крымского побережья – повсюду она притягивала взоры знатоков своими изящными очертаниями. Размером с небольшой крейсер, оснащенный паровой машиной и работавшей на угле котельной установкой, «Штандарт» тем не менее был спроектирован как парусное судно. Украшенный золотым вензелем огромный бушприт устремлялся вперед, как бы продолжая нос клипера; посреди возвышались три стройные, покрытые лаком мачты и две белые дымовые трубы. Над надраенными палубами были натянуты белые парусиновые тенты, защищавшие от солнца плетеные столы и стулья. Под верхней палубой располагались гостиные, салоны, кают-компании, обшитые красным деревом, с паркетным полом, хрустальными люстрами, бархатными портьерами. Помещения, предназначенные для императорской семьи, были отделаны ситцем. Помимо судовой церкви и просторных кают для царской свиты, на яхте имелись помещения для офицеров, механиков, котельных машинистов, палубной команды, буфетчиков, лакеев, горничных и целого взвода моряков Гвардейского экипажа. Кроме того, на нижних палубах нашлось достаточно места, чтобы разместить духовой оркестр и балалаечников.
«Жизнь на яхте была простая и беззаботная», – вспоминала те дни А. А. Вырубова. Члены царской семьи свободно общались с членами экипажа и знали многих моряков по именам. Зачастую судовых офицеров приглашали на обед к царю. «Старшие великие княжны были в белых юбках, бледно-голубых вышитых блузках, а младшие в красных с серыми горошинками юбках и белых блузках», – вспоминала Т. Боткина. Когда царские дочери гуляли по палубе, завязывались беседы между ними и молодыми морскими офицерами, пытавшимися ухаживать за девушками. Даже зимой, когда яхта вставала на ремонт, узы судовой дружбы не ослабевали. «Если ставилась какая-то опера, в особенности „Аида“, матросов со „Штандарта“ нередко приглашали в качестве статистов, – вспоминала великая княгиня Ольга Александровна. – До чего же забавное зрелище представляли собой эти рослые, крепкие юноши, неуклюже передвигавшиеся по сцене в шлемах, с голыми волосатыми ногами, обутыми в сандалии. Несмотря на отчаянные жесты постановщика, они, широко улыбаясь, глядели на нас [сидевших в царской ложе]».
Когда дети были маленькие, к каждому ребенку прикрепляли матроса-няньку, в обязанности которого входило следить, чтобы подопечный не упал за борт. После того как дети подросли и, уйдя на берег, купались в море, «няньки» продолжали наблюдать за ними. По окончании навигации каждый из опекунов получал от царя золотые часы.
Но и на борту яхты император не оставался свободен от государственных дел. Хотя он запрещал министрам и полицейским агентам появляться на борту «Штандарта», каждый день из столицы прибывали посыльные суда, доставляя государю доклады и документы. Как бы напоминая о нахождении на «Штандарте» августейшего пассажира, яхту постоянно сопровождал эскорт миноносцев. Они или стояли поблизости на якоре, или же прочесывали горизонт.
Вырубова вспоминала: «Летом мы снова ушли в шхеры… на любимой яхте Их Величеств „Штандарт“. Государь ежедневно гулял на берегу, два раза в неделю приезжал фельдъегерь с бумагами, и тогда он занимался целый день». Когда «Штандарт» бросал якорь неподалеку от поместья какого-нибудь русского или финского вельможи, тот, случалось, замечал у порога своего дома императора, который вежливо просил у владельца разрешения воспользоваться его теннисным кортом. Подчас государь отсылал свитских и гулял с одними лишь детьми, собирая грибы и отыскивая на берегу шхер разноцветные камешки.
Из-за частых недомоганий императрица редко сходила на берег. Большей частью она сидела на палубе, вязала, занималась рукоделием, писала письма, любовалась морем и чайками. Оставшись в салоне, она исполняла на пианино произведения Баха, Бетховена и Чайковского. Подросши, девочки по очереди оставались с матерью. В 1907 году, когда Анна Вырубова была впервые приглашена на яхту, обе женщины проводили дни, греясь на солнце, вязали и беседовали.
К чаю возвращался на судно царь с великими княжнами. Они рассказывали о своих приключениях, приносили с собой лесные цветы, мох, ягоды, кусочки кварца. Чай пили на верхней палубе, слушая исполняемые духовым оркестром марши или же наигрыши балалаечников. Иногда девочки исполняли театральные скетчи. Анна Вырубова описывает случай, когда неподалеку от «Штандарта» бросила якорь «Полярная звезда», на борту которой находилась вдовствующая императрица, навестившая семью сына: «Помню, как вечером, проходя мимо двери Алексея Николаевича, я увидела императрицу-мать, сидящую на его кроватке: она бережно чистила ему яблоко, и они весело болтали».
Больше всего Александра Федоровна любила закат. Когда последние лучи заходящего солнца скользили по стволам деревьев, скалам, поверхности воды, она, поднявшись на палубу, наблюдала за спуском флага и слушала сильные голоса выстроившихся на верхней палубе моряков, произносивших слова вечерней молитвы. Позднее, когда государь играл в биллиард и курил на палубе со своими адъютантами, императрица читала и шила при свете лампы. Спать ложились рано. Укачавшись на волнах, вся семья засыпала, и когда в одиннадцать вечера буфетчики приносили чай в гостиную, там уже никого не было.
В 1907 году плавание на «Штандарте» едва не закончилось трагедией. Судно выходило узким проливом в открытое море. Пассажиры сидели на верхней палубе и пили чай. Внезапно раздался удар. Опрокинулись чашки, упали стулья, попадали на палубу музыканты. В пробоину устремилась вода, судно накренилось и начало оседать. Взвыли сирены, стали спускать на воду шлюпки. Куда-то запропастился трехлетний Алексей Николаевич. Родители места себе не находили, пока ребенок не отыскался. Свидетельница происшествия А. Вырубова вспоминала: «Моментально у правого борта стали миноносцы, конвоирующие яхту, и детей с их няньками перевели на финский корабль. Государыня и я бросились в каюты и с поспешностью стали связывать все вещи в простыни; мы съехали с яхты последними, перейдя на транспортное судно „Азия“… Детей уложили в большую каюту, императрица с наследником поместилась рядом, а государь и свита – в каютах наверху. Всюду была неимоверная грязь… Государь принес императрице и мне таз с водой, чтобы помыть руки. На следующий день пришла яхта „Александрия“, где мы жили две недели очень тесно, пока пришла „Полярная звезда“».
В августе 1909 года «Штандарт» малым ходом проследовал мимо острова Уайт. То был последний визит императорской семьи в Англию. Царь прибыл незадолго до королевской регаты, к самому началу гонок. В честь высокого гостя король Эдуард VII устроил парад своего военно-морского флота. Построившись в три линии, самая могучая в мире армада броненосцев и линейных кораблей встала на якорь. Когда британская королевская яхта «Виктория и Альберт» приближалась к каждой из стальных громад, приветственно приспускались флаги, грохотали орудия, залпы, оркестры исполняли гимны «Боже, Царя храни!» и «Боже, храни короля!», летевшие над морем от одного корабля к другому. На палубе яхты, прижимая ладонь к козырьку, стояли статный король и его русский гость в форме английского адмирала.
После военно-морского парада начались яхтенные гонки – главное событие летнего сезона. Появились сотни парусников, на солнце сверкал целый лес их лакированных мачт. «Обеды и балы устраивались как на берегу, так и на судах, – вспоминал наблюдатель. – Между яхтами и кораблями эскадры сновали сверкающие бронзой труб паровые катера, изящные вельботы и быстрые гички, увлекаемые вперед взмахами длинных белоснежных весел. Днем, словно крылья гигантских бабочек, над синей гладью залива Солент раскрывались паруса яхт; ночью на ониксовом фоне воды горели якорные огни и вспыхивали фонарики, похожие на светлячки. В ночное небо взлетали и рассыпались брызги фейерверка».