Распутин сумел расправиться с могущественным противником, «подобрав к тому ключи». В присутствии императрицы старец то и дело намекал: главнокомандующий, дескать, ищет популярности среди армейцев, отодвигая в тень государя, чтобы самому однажды занять престол. Великому князю не будет удачи на поле боя, так как Господь не желает благословить его. Разве может Господь даровать ему победу, раз он отвернулся от Божьего человека? Если оставить в руках у великого князя такую большую власть, он постарается убить старца, но что станется тогда с наследником, царем и всей Россией?
Пока русские войска продвигались вперед, положение великого князя было прочным. Но после отступления доверие к нему стало падать. В течение всего лета императрица бомбардировала супруга письмами, полными упреков в адрес генералиссимуса, инспирированных «Божьим человеком».
11 июня 1915 года: «Пожалуйста, ангел, заставь Н[иколашу] смотреть твоими глазами… Пожалуйста, прислушайся к Его [Распутина] совету, когда Он высказывается так серьезно и не спит ночей из-за этого. Раз ошибешься, и мы должны будем за это поплатиться».
12 июня: «Как бы я хотела, чтобы Н[иколаша] был другим человеком и не противился Божьему человеку».
16 июня: «У меня нет абсолютно никакого доверия к Н. – я знаю, что он далеко не умен и, так как пошел против человека, посланного Богом, его дела не могут быть угодны Богу, и его мнение не может быть правильно… Над Россией не будет благословения, если ее повелитель допустит, чтобы человек, посланный Богом на помощь нам, подвергался преследованиям. Ты знаешь, как велика ненависть Н[иколаши] к Гр[игорию]».
17 июня: «Это вина Н[иколаши] и Витте, что вообще существует Дума, и тебе она причинила более хлопот, чем радости. Ах, мне не нравится, что Николаша участвует во всех этих больших заседаниях, в которых обсуждаются внутренние вопросы. Он так мало понимает нашу страну, но импонирует министрам своим громким голосом и жестикуляцией. Я временами прихожу в бешенство от его фальшивого положения… Никто не знает, кто теперь император… Похоже на то, словно Н. все решает, выбирает, сменяет. Это меня совершенно убивает».
25 июня: «Мне противно, что ты находишься в Ставке… что слушаешься советов Н., а это нехорошо и этого не должно быть – у него нет прав так действовать… вмешиваясь в то, что касается тебя. Все возмущены тем, что министры отправляются с докладами к нему, как будто бы он теперь государь. Ах, мой Ники, все делается не так, как следовало бы, и потому Н[иколаша] держит тебя поблизости, чтобы заставить тебя подчиняться всем его идеям и дурным советам».
Государь не разделял опасений императрицы относительно намерений великого князя. Он его уважал и целиком (и вполне оправданно) доверял ему. Во время посещения Ставки Палеологом посол однажды вздумал в присутствии главнокомандующего обсуждать решения императора. Великий князь осадил француза, заявив, что никогда не обсуждает решения Его Величества, если тот не соизволит обратиться к нему за советом. Когда среди некоторых чинов армии поползли слухи, распространяемые неприятельскими агентами, что незачем, дескать, русским воевать с Германией, «в приказе по армии он [Николай Николаевич] объявляет низким преступлением этот предательский прием врага и заканчивает так: „Всякий верноподданный знает, что в России все, от главнокомандующего до простого солдата, повинуются священной и августейшей воле помазанника Божия, нашего высокочтимого императора, который один обладает властью начинать и оканчивать войну“».
Николай II всячески пытался сгладить отношения между Александрой Федоровной и великим князем. Он возражал супруге: «Голубка моя, я не согласен с тобой, что Н. должен остаться здесь на время моей поездки в Галицию. Напротив, именно потому, что в военное время я отправляюсь в завоеванную провинцию, главнокомандующий должен сопровождать меня. Он едет со мной, а не я с ним».
По мере того как отступление русских войск продолжалось, государь все больше укреплялся в мысли принять на себя верховное командование. Видя нависшую над армией и державой опасность, император чувствовал себя обязанным объединить гражданскую и военную власть и возложить на себя всю ответственность за судьбы России. На заседании Совета министров, во время которого великий князь Николай Николаевич подвергся ожесточенным нападкам за его методы руководства военными действиями, премьер-министр Горемыкин предостерег коллег: «Я считаю своим долгом вновь напомнить членам Совета быть чрезвычайно осмотрительными, говоря с императором относительно Ставки и великого князя. Недовольство великим князем в Царском Селе приобрело такой характер, какой может привести к серьезным последствиям. Боюсь, ваши упреки могут послужить поводом к значительным осложнениям».
5 августа пала Варшава. А. А. Вырубова вспоминала: «Я помню вечер, когда императрица и я сидели на балконе в Царском Селе. Пришел государь с известием о падении Варшавы; на нем, как говорится, лица не было; он почти потерял свое всегдашнее самообладание. „Так не может продолжаться, – воскликнул он, ударив кулаком по столу, – я не могу все сидеть здесь и наблюдать за тем, как разгромляют армию; я вижу ошибки – и должен молчать!“»
Три недели спустя государь и императрица совершили автомобильную поездку в Петроград. Сначала отправились в Петропавловскую крепость и в соборе на коленях молились у царских гробниц. Оттуда поехали в Казанский собор и несколько часов молились, коленопреклоненные, у чудотворной иконы Казанской Божией Матери, прося помощи и наставления. Вечером того же дня члены Совета министров были вызваны в Александровский дворец. В тот вечер император обедал в обществе государыни и Анны Вырубовой. Фрейлина вспоминала: «Я обедала у Их Величеств до заседания, которое назначено было на вечер. За обедом государь волновался… Уходя, он сказал мне: „Ну, молитесь за меня!“ Помню, я сняла образок и дала ему в руки. Время шло. Императрица волновалась за государя… Накинув шаль, она позвала детей и меня на балкон, идущий вдоль дворца. Через кружевные шторы в ярко освещенной угловой гостиной были видны фигуры заседающих; один из министров, стоя, говорил».
Все без исключения (кроме премьера и министра юстиции А. А. Хвостова) министры были против решения государя, указывая на то, что, если глава государства все свое время будет проводить в Ставке, за восемьсот верст от столицы, это приведет к дезорганизации механизма государственного управления. Они утверждали, что в случае военных поражений и политических неурядиц вина будет возложена на императора. Последний аргумент, к которому они прибегли, заключался в том, что ни в коем случае не следует отправляться на фронт тогда, когда армия терпит поражения. По словам Вырубовой, выслушав «все длинные, скучные речи министров, Николай II сказал примерно так: „Господа! Моя воля непреклонна, я уезжаю в Ставку через два дня“».
Характерно письмо, адресованное императором великому князю. Красноречивыми словами похвалы в рескрипте, освобождающем генералиссимуса от его поста, государь сумел пощадить гордость великого князя. Царский рескрипт гласил: «Ваше Императорское Высочество! Вслед за открытием военных действий причины общегосударственного характера не дали мне возможности последовать душевному моему влечению и тогда же лично встать во главе армии, почему я возложил верховное командование всеми сухопутными силами на Ваше Императорское Высочество.
Возложенное на меня свыше бремя царского служения Родине повелевает мне ныне, когда враг углубился в пределы империи, принять на себя верховное командование действующими войсками и разделить боевую страду моей армии и вместе с нею отстоять от покушений врага русскую землю.
Пути Промысла Божия неисповедимы, но мой долг и желание мое укрепляют меня в этом решении из соображения пользы государственной.
Признавая, при сложившейся обстановке, необходимость мне Вашей помощи и советов по нашему Южному фронту, назначаю Вас, Ваше Императорское Высочество, наместником моим на Кавказе и главнокомандующим доблестной Кавказской армии, выражая Вашему Императорскому Высочеству за все Ваши боевые труды глубокую благодарность мою и Родины…»
Рескрипт был вручен великому князю самим военным министром Поливановым, приехавшим в Ставку. «Слава Богу, – просто произнес генералиссимус. – Государь освобождает меня от тяжелой обязанности». Приехав в Ставку, царь написал супруге: «Пришел Н[иколаша] с доброй, славной улыбкой и спросил, когда я прикажу ему уехать. На следующий день за завтраком и обедом он много говорил и был в хорошем настроении».
Отставка великого князя была встречена немцами со злорадством. «Великий князь, – писал впоследствии Людендорф, – был поистине великим воином и стратегом». И солдаты, и офицеры русской армии расстались с ним с грустью, однако из-за летних поражений ореол вокруг имени бывшего главнокомандующего поблек. В Сиреневой гостиной Александровского дворца низвержение генералиссимуса было воспринято как большая личная победа.
Уезжая в Ставку, Николай II захватил с собой полное восторга письмо государыни: «Мой родной, любимый. Я не могу найти слов, чтобы выразить все, что я хочу, – мое сердце слишком полно. Я только хотела бы крепко держать тебя в своих объятиях и шептать тебе слова бесконечной любви, призывая бесконечное благословение… Ты бился в этом великом бою за свою страну и престол один, храбро и с решимостью. Никогда раньше не видели в тебе такой твердости… Я знаю, как дорого тебе это обходится… Прости меня, умоляю, мой ангел, что я тебя не оставляла в покое и так много к тебе приставала, но я слишком хорошо знаю твой чудесный мягкий характер – и тебе пришлось на этот раз его преодолеть, чтобы выиграть бой одному против всех. Это будет славная страница в твоем царствовании и в русской истории – летопись этих недель и дней… Бог помазал тебя на царство, когда ты короновался. Он поставил тебя туда, где ты стоишь, и ты исполнил твой долг. Будь уверен, совсем уверен в этом. Он не оставляет Своего Помазанника. Молитвы нашего Друга днем и ночью возносятся к небу, и Бог услышит их… Это начало торжества твоего царствования. Он так и сказал, и я безусловно верю этому… Спи хорошо, мое солнышко, спаситель России! Вспомни прошлую ночь, как нежно мы прижимались друг к другу. Я буду тосковать по твоим ласкам… Целую тебя без конца и благословляю, пусть святые ангелы охраняют твой сон. Я близка к тебе, я с тобой навсегда, и никто нас не разлучит. Твоя жена