ой из них, кто согласится скрепить своей подписью Брестский договор, будет объявлен царем всея Руси. После того, как все Романовы отказались это сделать, эмиссар кайзера решил встретиться с князем Ф.Юсуповым. Встреча эта так и не состоялась, и убийца Распутина избежал соблазна увидеть себя увенчанным царской короной.
Судьба Николая Александровича больше не интересовала Мирбаха. Когда русские монархисты в июне вновь обратились к германскому посланнику с просьбой помочь вырвать царя из рук тюремщиков, тот умыл руки. "Судьба Русского Царя зависит только от русского народа, - заявил он, по словам Кривошеина. - Все происходящее с Россией есть вполне естественное и неизбежное последствие победы Германии. Если бы победа была на стороне союзников, положение Германии стало бы намного худшим. Повторяется старая история: горе побежденным!"
Поистине, горе побежденным! В начале июля граф Мирбах был убит в здании германской миссии сотрудником ЧК эсером Блюмкиным. Он и его сообщник были убеждены, что Ленин и большевики предают революцию. "Диктатура пролетариата, - восклицали оба, - превратилась в диктатуру Мирбаха!" Через четыре месяца, в ноябре 1918 года Германия стала сама побежденной.
34. ЕКАТЕРИНБУРГ
Екатеринбург расположен у подножья невысоких гор на восточных склонах Уральского хребта. На косогоре у Вознесенской горы притулился двухэтажный, затейливо разукрашенный особняк горного инженера и коммерсанта Н.Н.Ипатьева. С одной стороны дома цокольный этаж находился на одном уровне с улицей, с другой, обшарпанной к склону, был ниже уровня Вознесенского проспекта и оттого похож на полуподвал. В конце апреля, как только царя и императрицу вывезли из Тобольска, хозяину дома, Ипатьеву, было предписано освободить здание в течение 24 часов. Тотчас после выезда домовладельца, прибыли рабочие и спешно обнесли особняк высоким двойным дощатым забором, отгородившим здание от улицы и сада. Стекла всех пяти комнат второго этажа были закрашены белилами: их обитатели не должны были видеть, что происходит снаружи. На первом этаже были устроены служебные и караульные помещения. Когда все было готово, особняк получил зловещее название "дом специального назначения".
Когда поезд, в котором ехали государь и императрица, прибыл на станцию "Екатеринбург I", сомнений в том, какие чувства испытывают его жители к царской чете, не оставалось. У вагонов собралась толпа, которая злобно кричала: "Покажите нам Романовых!" Чернь вела себя столь агрессивно, что, по соглашению с областным совдепом, решено было отвести состав обратно к станции Екатеринбург II. В офицерской шинели без погон государь вышел из вагона и отнес багаж в уже поданный автомобиль. Рядом с ним сели Александра Федоровна и Мария Николаевна.
Следом за их автомашиной, без конвоя и охраны двинулась еще одна. Боковыми улицами пленников доставили к Ипатьевскому дому. У дверей стоял Шая Исаевич Голощекин, член президиума Уральского совета и закадычный друг Свердлова. "Гражданин Романов, можете войти в дом", - произнес он с насмешкой.
"Как только Государь, Государыня и Мария Николаевна прибыли в дом, вспоминал Чемодуров, - их подвергли грубому обыску. Один из производивших обыск выхватил ридикюль из рук Государыни и вызвал замечание Государя: "До сих пор я имел дело с честными и порядочными людьми". Как писал П.Быков, "Романову было заявлено, что он не в Царском Селе, а в Екатеринбурге, и что, если он будет вести себя вызывающе, его изолируют от семьи, а при повторении привлекут к принудительным работам. И Александра, и Николай почувствовали, что с ними шутить не станут, и подчинились требованиям коменданта дома". Поднявшись в предназначенную им комнату, императрица начертила на косяке свастику, как символ надежды, и указала дату прибытия семьи в Екатеринбург: "17/30 апреля 1918 г.".
Оставшиеся в Тобольске три великие княжны и наследник волновались в ожидании известий от родителей. 3 мая на имя Кобылинского пришла телеграмма, сообщавшая, что царская чета и их спутники "застряли в Екатеринбурге". Вскоре из Екатеринбурга Теглевой пришло письмо от горничной Демидовой, несомненно, написанное под диктовку императрицы: "Уложи, пожалуйста, хорошенько аптеку с лекарствами, потому что у нас некоторые вещи пострадали". Государыня сама называла драгоценности условно "лекарствами". Все драгоценности, привезенные из Царского Села, остались в Тобольске, поскольку государь и императрица, уезжавшие в спешке, не успели спрятать их у себя. И теперь, подвергшись тщательному и грубому обыску, Александра Федоровна распорядилась, чтобы дочери приняли нужные меры. И великие княжны вместе с горничными, которым они доверяли, в продолжение нескольких дней зашивали драгоценности в одежду. Бриллианты маскировали под пуговицы, рубины прятались в корсеты. Работой руководила не Ольга, а Татьяна Николаевна, которую и узники, и охрана считали главой семьи, оставшейся в Тобольске.
Разлучать семью у большевиков не было намерения. 11 мая был снят со своей должности полковник Кобылинский, командовавший охраной в течение трудных двенадцати месяцев, а 17 мая охрану, состоявшую из солдат Царскосельского гарнизона, заменили екатеринбургскими красногвардейцами. Во главе этого отряда, состоявшего почти сплошь из латышей, был некто Родионов. "Хам, грубый зверь, - вспоминал Кобылинский, - он пришел в дом и тотчас устроил перекличку". Ему было велено доставить в Екатеринбург остальных членов семьи, как только позволит здоровье цесаревича. Приехав в Тобольк, Родионов тотчас направился к Алексею Николаевичу. Посмотрев на него и увидев, что тот в постели, он ушел, но минуту спустя вернулся, решив, что мальчик после его ухода встанет. Он запретил великим княжнам запирать на ночь дверь, заявив, что имеет право во всякое время входить к ним. Однажды утром, подойдя к окну, Анастасия Николаевна увидела на улице Глеба, сына доктора Боткина и помахала ему рукой. Родионов выскочил из дома и, оттолкнув Боткина-младшего, завопил: "На окна смотреть не разрешается! Товарищи! - воскликнул он, обращаясь к часовым, - стреляйте в любого, кто осмелится даже взглянуть в ту сторону!" Анастасия Николаевна продолжала улыбаться. Глеб Боткин поклонился ей и ушел.
К 19 мая Алексей Николаевич почувствовал себя лучше, и на следующий день Нагорный отнес мальчика на пароход "Русь", на котором царская семья приехала в Тобольск минувшим летом. Во время плавания на пароходе Родионов снова запретил великим княжнам запираться на ночь. "Комиссар Родионов запирает Алексея Николаевича с Нагорным в каюте, - вспоминал Пьер Жильяр. - Мы протестуем; ребенок болен, и доктор должен иметь возможность входить к нему во всякое время". После того, как Родионов запер наследника вместе с Нагорным снаружи замком, честный матрос устроил скандал: "Какое нахальство! Больной мальчик! Нельзя в уборную выйти!" Родионов, прищурив глаза, посмотрел на смельчака.
На вокзале в Тюмени швейцарца разлучили с Алексеем Николаевичем. Цесаревича поместили в вагон 4 класса, расположенный в конце состава. Путешествие продолжалось весь день, а в полночь поезд прибыл в Екатеринбург. На следующее утро Жильяр выглянул в окно и сквозь пелену дождя в последний раз увидел наследника и трех великих княжон.
"Подано было 5 извозчиков, - показывал Н.А.Соколову наставник цесаревича. - К вагону, в котором находились дети, подошел с какими-то комиссарами Родионов. Через несколько минут мимо окна прошел матрос Нагорный с больным мальчиком на руках; следом шли великие княжны, неся в руках багаж и личные вещи. Я попытался выйти, чтобы помочь, но меня грубо втолкнул назад в вагон часовой. Я возвратился к окну. Татьяна Николаевна выступала последняя, неся свою маленькую собачку, и тащила с трудом тяжелый чемодан темного цвета. Шел дождь, и я видел, как на каждом шагу она попадала в грязь. Нагорный хотел пойти помочь, но был сильно отброшен назад одним из комиссаров... Спустя несколько минут, экипажи удалились, увозя детей по направлению к городу... Разве мог я тогда предположить, что мне не суждено увидеть их вновь".
После того, как дети и Нагорный уехали, охранники стали сортировать остальных пассажиров. Генерал-адьютанта Татищева, графиню Гендрикову и мадемуазель Шнейдер отправили в тюрьму, где уже находился, с момента прибытия в Екатеринбург вместе с царской четой, князь Долгоруков. Повар Харитонов, лакей Трупп и 14-летний поваренок Леонид Седнев были направлены в Ипатьевский дом к царской семье и доктору Боткину.
Когда все перечисленные лица были увезены, в вагон вошел Родионов и объявил всем остальным - доктору Деревенко, баронессе Буксгевден, Сиднею Гиббсу и Пьеру Жильяру - что они свободны. Десять дней все четверо жили в вагоне 4-го класса - до тех пор, пока совдеп приказал им уехать. Лишь доктор Деревенко остался в Екатеринбурге и жил в частном доме. 20 июля Жильяр и его спутники, арестованные тюменскими властями 15 июня, были освобождены частями белой армии.
Прибытие детей в Ипатьевский особняк вызвало бурю восторга. В первую ночь Мария спала на полу, уступив свою кровать брату. Двенадцать человек расположились на первом этаже. Государь, императрица и Алексей жили в одной комнате, великие княжны во второй, остальные комнаты были распределены между прочими заключенными.
Государь и его семья чувствовали себя в Екатеринбурге поистине узниками. Охрана их состояла из двух групп - наружной охраны и внутренней. С наружной части забора и вдоль улицы располагались простые красноармейцы. Внутренняя охрана была сразу же специально подобрана. Ее составляли рабочие местной фабрики братьев Злоказовых. С момента прибытия детей, как указывает Соколов, наружная охрана была набрана из рабочих Сысертского завода, расположенного верстах в 35 от Екатеринбурга. Потом она была пополнена рабочими Злоказовской фабрики. Это были суровые революционеры, закаленные годами тюрем и лишений. [(Н.А.Соколов дает иное определение этим "суровым революционерам". Он пишет: "Злоказовская фабрика работала во время войны на оборону: изготавливала снаряды. Работа на фабрике избавляла от фронта. Сюда шел самый опасный элемент, преступный по типу: дезертир. Он сразу выплыл на поверхность в дни смуты, а после большевистского переворота создал его живую силу".)] Трое охранников, вооруженных револьверами, днем и ночью дежурили на втором этаже, занятом царской семьей и ее приближенными.