закрыть дверь мы увидели, как она опустилась на стул около стола и, закрыв лицо лицо руками, горько зарыдала".
Как ни болезненно отозвалось на близких известие об отречении государя, напряженная обстановка в Царском Селе разрядилась. Осада дворца кончилась: Офицеры и солдаты дворцовой охраны, освобожденные от присяги императору его отречением, присягнули Временному правительству. Была восстановлена связь между низвергнутыми монархами, не представлявшими более опасности для революции. Приехав 4/17 марта в Ставку, государь смог позвонить супруге. Трубку снял пожилой слуга. Дрожа от волнения и забыв об этикете, он сообщил императрице: "Государь на проводе!" Взглянув на него так, словно тот ума рехнулся, государыня наконец сообразила, в чем дело. Она вскочила, точно шестнадцатилетняя девочка, и бросилась к телефону. Понимая, что обоих их слушают чужие уши, Николай Александрович произнес: "Ты знаешь?" Государыня ответила: "Да", и после этого оба стали обсуждать здоровье детей.
В начале одиннадцатого вечера 5/18 марта граф Бенкендорф с удивлением узнал: для встречи с императрицей в Царское Село едут Гучков, военный министр Временного правительства, и генерал Корнилов, кадровый военный, отозванный с фронта, чтобы принять командование Петроградским военным округом. Гучков бывший председатель Государственной Думы, старинный противник Распутина, присутствовавший при акте отречения, был заклятым врагом государя. Его появление, да еще в столь поздний час, означало арест императрицы. Бенкендорф сообщил новость Александре Федоровне; государыня послала за жившим в Царском Селе великим князем Павлом Александровичем. Поднявшись с постели тот поспешил в Александровский дворец. В одиннадцать часов, в сопровождении двадцати членов царскосельского совета, приехали Гучков и Корнилов. Пока императрица и великий князь беседовали с приехавшими, мятежники, в основном рабочие и солдаты, бродили по дворцу, оскорбляя прислугу и свитских.
Выяснилось, что Гучков и Корнилов приехали лишь ознакомится с обстановкой во Дворце и предложить защиту Временного правительства императрице и ее семье. Гучков осведомился, все ли есть у государыни, в частности, лекарства. Облегченно вздохнув, Александра Федоровна заявила, что у нее самой их достаточно, но попросила Гучкова позаботится о лекарствах для многочисленных лазаретов в окрестностях Царского Села. Кроме того, она настояла на том, чтобы новые власти обеспечили порядок в районе, примыкающем ко дворцу. Гучков обещал уладить оба вопроса. Первая встреча между государыней и непрошенными гостями завершилась благополучно. Вернувшись домой, великий князь заметил, что никогда еще Александра Федоровна не была такой красивой, спокойной и исполненной достоинства.
Но в будущее императрица смотрела с тревогой. Еще до приезда государя она начала сжигать свои дневники, переплетенные в белый атлас или кожу, и почти все свои письма. Так были уничтожены письма, полученные Аликс от королевы Виктории и ее собственные письма к бабушке, присланные ей из Виндзорского замка после кончины британской королевы. "В красной комнате пылал камин, - писала Лили Ден. - Некоторые письма она перечитывала... Я слышала сдавленные стоны и рыдания... Обливаясь слезами, государыня бросала в огонь одно письмо за другим. Бумага какое-то мгновение алела, затем блекла и превращалась в кучку пепла". Часть писем уцелела. Ходили слухи, будто одного или обоих низложенных монархов будут судить, поэтому императрица сохранила все свои письма к супругу, как и его - к ней, чтобы в случае нужды, представить их в качестве доказательства их патриотизма.
После обнародования злополучного приказа N 1, составленного по наущению Петроградского Совета, войска защищавшие дворец, стали разлагаться. [(Согласно этому злополучному приказу, после появления которого в Выборге и Кронштадте были перебиты почти все офицеры, в частях и на кораблях выбирались комитеты из нижних чинов, части выходили из подчинения офицеров, отменялось титулование офицеров и т.д. По поводу этого приказа, рожденного в умах сотрудников германского генштаба, один из офицеров Ставки сказал: "Запомните, полковник, начало марта 1917 года это те дни, когда уничтожена была Русская армия"... ("Русская Летопись", 1922, кн.3, с.94).)] Начались выборы командиров. Все казаки выбрали своих прежних офицеров, но генерала Ресина, командовавшего охраной дворца, забаллотировали. Дисциплина ослабла, солдаты стали относиться к службе спустя рукава и вступать в пререкания, когда офицер отдавал приказ. Те, кто остался верными государю, были в растерянности, узнав об его отречении. Преданный императору эскадрон кавалергардов, расквартированный в Новгороде, полуторастах верстах от Царского Села, отправился защищать государя и династию. Несмотря на стужу и пургу, двое суток ехали кавалергарды. Когда же, иззябшие и измученные, они добрались до ворот дворца, выяснилось, что защищать некого. Ни царя, ни династии уже не существовало.
8/21 марта во дворец снова приехал генерал Корнилов, на этот раз чтобы объявить Александре Федоровне, что она находится под арестом. Однако, объяснил генерал, целью лишения свободы является обеспечение безопасности семьи и защита ее от революционной солдатни. Ее супруг, продолжал он, арестован в Могилеве и будет препровожден в Царское Село на следующий день. По словам Корнилова, как только это позволит состояние здоровья детей, Временное правительство отправит всю семью государя в порт Романов (нынешний Мурманск), где ее будет ждать английский крейсер, который доставит ее в Великобританию. Услышав утешительные слова генерала, императрица потеряла самообладание. Когда, спустя полчаса, вернулся адъютант, он увидел, что государыня и Лавр Георгиевич сидят рядом за столиком, и по щекам Александры Федоровны льются слезы. Прощаясь, она протянула генералу обе руки.
Перейдя в приемную императора, Корнилов обратился к собравшимся там офицерам конвоя и свитским и сообщил, что бывший царь и императрица арестованы и что все они свободны от выполнения своих обязанностей, поскольку их сменят другие части. Генерал добавил, что лица которые не хотят разделить с низложенными монархами заключение, должны оставить дворец. Вырубова писала: "Все слуги лично Государыни, так называемая половина Ее Величества, все до одного человека, начиная с камердинеров и кончая низшими служащими, остались. У Государя же, кроме верного камердинера Чемодурова, все почти бежали". При виде их бегства Корнилов не скрывая презрения, проронил: "Холопы!" Генерал уведомил графа Бенкендорфа, что все двери во дворце, кроме двери на кухню и главного входа, будут опечатаны. Дворцовым комендантом был назначен штаб-ротмистр Коцебу, распоряжения которого надлежало выполнять всем обитателям дворца.
В два часа дня солдаты Сводного полка были сняты с постов. "На новых стражей было жутко смотреть, - писал впоследствии Бенкендорф. Неряшливые, крикливые, они ссорились со всеми. Офицеры их боялись, им с трудом удавалось помешать своим подчиненным расхаживать по дворцу и заглядывать в каждую комнату... Они часто ругались с дворцовыми служащими, осуждая их за то, что те носят ливреи и оказывают знаки внимания членам царской семьи".
После того, как Корнилов ушел, государыня послала за Жильяром. "Император приезжает завтра, надо предупредить Алексея, надо все ему сказать... Не сделаете ли Вы это? Я пойду поговорить с дочерьми", сказала императрица", - вспоминает швейцарец. Татьяна и Анастасия Николаевны, в результате вторичной инфекции, утратили слух и поняли, что произошло, лишь после того, как о случившемся сестры написали им на клочке бумаги.
Жильяр продолжает: "Я пошел к Алексею Николаевичу и сказал ему, что Государь возвращается завтра из Могилева и больше туда не вернется.
- Почему?
- Потому, что ваш отец больше не хочет быть Верховным Главнокомандующим.
Это известие сильно его огорчило, так как он очень любил ездить в Ставку. Через несколько времени я добавил:
- Знаете, Алексей Николаевич, ваш отец не хочет быть больше Императором.
Он удивленно посмотрел на меня, стараясь прочесть на моем лице, что произошло.
- Зачем? Почему?
- Потому что он очень устал и перенес много тяжелого за последнее время.
- Ах, да! Мама мне сказала, что, когда он хотел ехать сюда, его поезд задержали. Но папа потом опять будет Императором?
Я объяснил ему тогда, что Государь отрекся от престола в пользу Великого Князя Михаила Александровича, который, в свою очередь, уклонился.
- Но тогда кто же будет Императором?
- Я не знаю, пока никто!..
Ни слова о себе, ни намека на свои права Наследника. Он сильно покраснел и был взволнован. После нескольких минут молчания он сказал:
- Если нет больше Царя, кто же будет править Россией?
Я объяснил ему, что образовалось Временное правительство...
В 4 часа двери запираются. Мы в заключении! Сводно-гвардейский полк заменен одним из полков царскосельского гарнизона, и солдаты стоят на часах уже не для того, чтобы нас охранять, а с тем, чтобы нас караулить".
В ту ночь, первую ночь заключения царской семьи, над городком ярко светила луна. Из парка доносились винтовочные выстрелы: это новая охрана стреляла в ручных козочек цесаревича. На дворцовой половине, занимаемой царской семьей, было тихо, но из отдаленных частей дворца слышался хохот, обрывки песен и пьяные выкрики.
Лили Ден решила спать у дверей спальни государыни. "Я потихоньку спустилась в лиловый будуар, - вспоминала она. - Императрица стояла, ожидая меня. До чего же она похожа на девушку, подумала я. Волосы, заплетенные в тяжелую косу, ниспадали на спину, поверх нижней сорочки накинут просторный шелковый халат. Она была очень бледна и худа, и мне стало невыразимо жаль ее. Когда я, едва не упав, вошла в ее будуар со своими простынями и одеялами, государыня улыбнулась... Наблюдая за тем, как я пытаюсь постелить себе на кушетке постель, она, по-прежнему с улыбкой, подошла ко мне. "О, Лили, вы, русские дамы ничего не умеете. Когда я была девочкой, моя бабушка, королева Виктория, показала мне, как нужно стелить постель. Я вас научу..."