Придумывая форму своих егерей – это вообще у местных Романовых развлечение такое, придувать разным полкам разную форму, впрочем, в отсутствии интернета или хотя бы телевизора, судить их за попытку хоть как-то развлечься я не могу – я ориентировался на три фактора. Удобство: тут все понятно, и карманы на нужных местах и пуговицы-завязки, и вставки из многослойной кожи на коленях и локтях – в общем, форма за эти два с половиной года менялась не раз и не два. Я сразу поставил офицерам задачу проверить одежду со всех сторон и более того – установил небольшие премии – буквально в несколько рублей – за внесение удачных рацпредложений. По началу дело не шло: личный состав просто не понимал, что от них хотят, но потом что-то выправилось у них в головах, и предложения посыпались как из рога изобилия.
Вторым фактором была функциональность и третьим, как ни странно – цена.
Почему «как ни странно»? Потому что, казалось бы, на четыреста человек форму можно пошить, по сути, любую, не сильно обращая внимания на ценник, однако я все это делал с прицелом потом перенести удачные новинки на всю российскую армию в целом, и уж тут любая сэкономленная копейка была бы не лишней.
В общем, на головах была классическая, придуманная мною – поскольку как оказалось пока еще не существовала ну или была как минимум не распространена – шапка-ушанка, зимние кафтаны в которых бойцы постоянно мерзли, сменились ватными курками и штанами, ранцы поменяли конструкцию – в тех, что имели перекрещивающиеся лямки сдавливающие грудную клетку бегать было совершенно невозможно – и стали больше похожи на классические вещмешки, а на ногах, опять же по зимнему времени, были обуты валенки. И для полноты картины нужно добавить, что выкрашено все это было в зелено-черный камуфляж, к которому опять же зимой полагались белые маскхалаты.
На небольшой трибуне, установленной специально ради такого события, стоял сам Александр. Ну и я рядом с ним. Я попросил императора лично вручить своим егерям знамя новосозданного батальона и брат, прекрасно осознавая необходимость красивых жестов после такого впечатляющего разгрома, без лишних возражений согласился.
Специально для сегодняшнего дня я написал музыку. Ну как я – тут мне помог известный столичный композитор Степан Аникиевич Дегтярев, известный своими патриотическими произведениями. Опять же написал – слишком сильно сказано: как мог по памяти, ориентируясь больше на текст, чем на музыку «намурлыкал» композитору то, что хотел бы получить в итоге. Проблем была еще в том, что помнил я только первый куплет с припевом, а дальше Степану Аникиевичу пришлось выдумывать, по сути, самому. Не скажу, что получилось совсем идентично знакомой мне по будущему версии, однако мелодия узнавалась буквально с первых же нот.
Так вот. Мы с Александром поднялись на трибуну, внизу грянул оркестр и на дворцовую площадь не слишком, если уж говорить честно, ровными коробками – строевую мои егеря почти не отрабатывали – вошел «Лейб-гвардии его императорского высочества Николая Павловича отдельный егерский батальон». Слов к музыке мы, конечно, не придумали, однако в голове у меня автоматически заиграло.
- «Этот марш не смолкал на перронах,
Каждый раз заслонял горизонт,
С ним отцов наших в дымных вагонах,
В поездах увозили на фронт.
Он Москву отстоял в сорок первом,
В сорок пятом шагал на Берлин,
Он солдатом дошел до победы,
По дорогам нелёгким войны.
И если в поход
Страна позовет,
За край наш родной,
Мы все пойдем в священный бой».
Там были и другие тексты, написанные еще в Империи, однако помнил я только этой вариант, который очевидно пускать «в продашн» было никак нельзя, поэтому пока музыка осталась без слов.
Мимо трибун проходили и строились егеря совершенно советского вида со штуцерами, к которым я настоял, чтобы примкнули штыки, и которые в таком виде вполне можно было издалека принять за трехлинейки. Казалось, что сейчас эти ребята прямо отсюда отправятся защищать Ленинград на внешний обвод. К сожалению, а может к счастью, такие эмоции мог прочувствовать в силу понятных обстоятельств только я, для остальных – и для придворных, всяких прочих «приближенных» кучкующихся на стороне Зимнего и для простых зевак, толпящихся но противоположной – все выглядело просто как еще один парад, коих Питер видел, откровенно говоря, не один десяток.
- «Это еще что», - подало голос второе мое ехидное «я», вынырнувшее из глубин сознания как реакция на повлажневшие слегка глаза. – «Вот мы к двенадцатому году «Священную войну» напишем, заменив фашистов на французов, как раз в размер ложится, вот тогда да…»
Дальнейшее действо было конечно очень пафосным, но таких же эмоций у меня в душе уже не поднимало. Император толкнул короткую речь – это я тоже посоветовал сделать для большего «единения с народом» – потом принесли знамя, егеря его приняли и утопали с площади, после чего мимо трибуны, для того чтобы закруглить действо прогнали еще и прочие гвардейские части, которым, в общем-то тоже вскоре предстояло вновь поучаствовать в войне.
Вообще, в эти месяцы, после возвращения в Питер Александр был необычно податлив и относительно легко соглашался на все мои более-менее разумные и обоснованные предложения. Император, очевидно, находился в таком себе психологическом состоянии «грогги» - стоячего нокдауна – и с трудом мог принимать адекватные решения. Я было даже подкатил к брату провентилировать вопрос начет заключения мира с Наполеоном сейчас, а не через два года и еще сотню тысяч трупов наших солдат, но тот только покачал головой. Оказалось, что почву в этом направлении русская дипломатия в лице Чарторыйского – нашел, блин, кого посылать – уже прощупывала, однако условия корсиканец вкатил настолько тяжелые, что Александр на них пойти был пока не готов. Какие именно условия, причем император говорить не захотел, хотя мне это было и не нужно – вероятнее всего речь шла о континентальной блокаде Англии, на которую, как это не печально у нас было завязана большая часть внешнего экспорта. Такой маневр сильно ударил бы по казённым доходам, позволить его себе мы просто не могли.
Что же касается егерского батальона, то с его командиром капитаном Иваном Васильевичем Авдеевым я постарался обсудить все возможные варианты развития событий заранее, заодно снабдив его целой пачкой сопроводительных документов.
- Вот тут, - я вызвал капитана к себе в Зимний, где к этому времени успел обзавестись не только собственным кабинетом, но и небольшой канцелярией, состоящей из секретаря, пары делопроизводителей и пары курьеров. – сопроводительные бумаги. Вы будете подчиняться лично князю Цицианову, никто другой больше вам приказов отдавать не сможет. Более того вот тут письмо – передашь князю лично из рук в руки – где я прошу его применять ваш батальон исключительно по профилю. Дабы не додумались местные дуболомы вас в пехотную линию поставить или еще какой кунштюк вытворить. Это ясно?
О том, что князь буквально через месяц погибнет при захвате Баку я пока, естественно, не знал.
- Так точно, ваше императорское всочество! – Я поморщился, молодой парень – ему еще и тридцати не было – мне был искренне симпатичен. Происходящий из давнего Тульского дворянского рода, он был таким себе типичным арийцем – хоть на плакат о расовой чистоте помещай: высокий рост, светлые, слегка вьющиеся волосы, голубые глаза. Думается мне, что проблем с женским полом у капитана при такой внешности точно не было. Так вот все было в нем хорошо, вот только быстрый карьерной взлет еще видимо не уложился у него в мозгах и отучить его от полного титулования у меня так и не получилось.
А взлет был очень приличный: мало того, что он из 72-ого тульского пехотного перешёл в гвардию с сохранением чина поручика – это сразу считай плюс два чина, - так еще и за два с половиной прошедших года он еще немного подрос, чтобы соответствовать уровню командования батальоном до звания капитана, то есть еще на два. Впрочем, если посмотреть чуть шире, то ничего совсем уже экстраординарного в этом не было. Тут порой тридцатилетние армиями командовали – например тот же Каменский 2-ой, - причем делали это весьма талантливо так что получить в 29 лет капитана гвардии достижение отнюдь не уникальное.
- Напоминаю, что главная ваша и твоя личная задача – набраться опыта и сохранить людей. Персов, поверь мне и без тебя там есть кого бить, поэтому лезть на рожон запрещаю. Нужно обкатать тактику, посмотреть на людей в боевой обстановке. По горам со штуцером бегать это совсем не тоже самое, что в полный рост на картечь идти. Там любой дурак справится без мозгов и капли воображения, тут больше извилинами шевелить нужно. По возвращении будем батальон разворачивать в полк, поэтому сразу присматривай, кого можно повысить, а кто уже достиг своего потолка компетенции, понятно?
- Потолка компетенции?
- Кто хорош на той должности, которую занимает сейчас, но, если повысить – будет уже много ошибаться, - по-простому объяснил я термин из будущего.
Вообще, нельзя не отметить, что мой батальон был с какой ни посмотри стороны частью уникальной. В российской армии был традиционный никуда не девающийся офицерский голод и часто-густо на роту солдат приходился только один офицер, даже без единого субалтерна, чьи функции выполнялись самыми опытными из унтеров, то у меня было на каждый взвод по офицеру, что изрядно поднимало его боеспособность.
Ну и еще одним, честно говоря, полулегальным совершенно подарком, который я буквально контрабандой передал Авдееву стали пулелейки под пулю Минье. Учитывая состояние с контрразведкой в стране, я небезосновательно опасался, что как только попробую внедрить такую полезную – я бы даже сказал прорывную – штуку как пуля, с помощью которой из нарезного штуцера можно будет стрелять так же быстро, как и из гладкоствольного мушкета, уже завтра об этом будут знать во всех европейских столицах. Более того, пока наши генералы будут телиться, думая, надо ли нам такое богатство и французы, и англичане и все остальные быстро себе их внедрят и будут стрелять по нам с недостижимых для русских войск расстояний. Поэтому я в обстановке строжайшей секретности – на сколько опять же это вообще возможно – изготовил несколько вариантов пулелеек, незначительно отличавшихся между собой и отправил их на Кавказ для «войсковых» испытаний с наказом использовать их очень аккуратно и нив коем случае не допустить захвата их врагом. Даже ценой собственно жизни. Авось у диких горцев некому будет выковыривать из тел, раненных и погибших пули, и новинку удастся сохранить в тайне. Хотя бы до двенадцатого года