15 августа тринадцатого года сицилийцы совместно с англичанами одним коротким броском преодолели Мессинский пролив и высадились на самом кончике итальянского сапога. Французских войск на юге Италии практически не было, поэтому Фердинанд, не встречая сопротивления быстро занял Калабрию, Апулию, а 24 числа с помпой въехал в Неаполь.
Одновременно с этим войну Дании объявила Швеция, а Австрия и Пруссия начали собирать полки на своих западных границах. Контуры шестой антнаполеоновской коалиции, можно сказать, были вчерне обозначены. Не факт, что замена России на Неаполитанское королевство — совсем адекватна, однако островитяне — а в том, что тут торчат их уши никто не сомневался — всегда отличались умением играть теми картами, которые у них есть на руках.
28 августа Пруссия практически без боя — небольшой французский гарнизон, который там стоял, сложил оружие ввиду огромного численного превосходства немцев — заняла Данциг, чем фактически объявила Франции войну. А на следующий день отдельный, специально выделенный под это корпус Шварценберга вторгся в пределы Итальянского королевства, отрезая от Наполеоновской империи ее владения в Далмации и одновременно ставя итальянского вице-короля Эжена Богарне в достаточно сложную со стратегической стороны ситуацию. На юге Италии на него одновременно двигался во главе англо-сицилийской армии король Фердинанд.
Впрочем, нельзя сказать, что положение Наполеона было таким уже отчаянным. Вернувшись в начале лета в Париж Бонапарт обнаружил наличие более-менее приличной по численности — хоть и страдающей на обе ноги по качеству — армии, настывающей около двухсот пятидесяти тысяч штыков. Из них правда меньше сотни тысяч имели хоть какой-то боевой опыт — это были те войска, которые во время похода на Россию стояли в Пруссии и ушли за Эльбу после подписания мирного договора, а также некоторое количество войск выдернутых из Испании — остальные же состояли из молодых свеженабранных юнцов тринадцатого и четырнадцатого годов призыва и солдат старших возрастов, призванных для занятия должностей в тылу. А еще практически не было кавалерии, артиллерии и инженерных частей, оставшихся где-то там на востоке Европы. Все это, конечно же не смутило корсиканца — случалось ему начинать войны в ситуациях и похуже — и Бонапарт тут же двинул войска в Саксонию на перехват вторгшихся туда австро-прусских частей.
Глава 14
И все же совсем не возобновлением большой войны в Европе мне запомнились последние летние дни тринадцатого года. Мотаясь по всей стране, я откровенно забил на свои коммерческие начинания, касающиеся химии, металлургии, электричества и оружия. Не говоря уже про кондитерку и кацелярку. В общем — на все забил, уйдя с головой в решения более глобальных задач. Нет, конечно, кое какие текущие отчеты я продолжал просматривать, однако какого-то значительного вмешательства мои производства не требовали. Тем более, что в связи с войной, а также хорошо зарекомендовавшим в ее ходе оружием, и на химиков, и на оружейников пролился настоящий золотой дождь. Как в виде наград — изобретатели получили свои ордена за поставку в армию новейших приспособ по уничтожению себе подобных — так и в виде денежных заказов на снабжение армии уже зарекомендовавшими себя с самой лучшей стороны образцами. Ну и на разработку новых, куда же без этого.
Всего же двенадцатый и тринадцатый годы превратили меня в настоящего купца-миллионщика, доведя личное состояние до суммы с шестью нулями, и первая цифра там была далеко не единица. Впрочем, отнюдь же не рост капиталов — хотя это тоже было очень приятно — стал главным событием.
— Проходите Николай Павлович, вот сюда, осторожно, здесь нужно переступить… — Меня вели по заводу с завязанными глазами, обещая какой-то сюрприз. Я не долго сопротивлялся, идее повязать плотную повязку на глаза: в конце концов — почему нет, вокруг люди, которым я мог практически полностью доверять. Почему практически? Потому что полностью, как известно из старого анекдота, верить нельзя никому, даже себе. — Так, здесь налево и стоп.
Грубые мозолистые руки сдернули с моих глаз повязку — ушло несколько секунд чтобы проморгаться — и я увидел перед собой здоровенное нечто с торчащими в разные стороны трубами. Понадобилось еще немного времени, чтобы осознать увиденное. Паровая карета! Вернее даже не так, судя по деревянным направляющим на полу — эдаким рельсам только наоборот — и паре прицепленных «вагонов» позади, это был настоящий маленький паровоз.
— Ну как вам, Николай Павлович? — Спросил оказавшийся рядом Кулибин, — почитай два года мастерили. Нормальные рельсы изобразить не смогли, поэтому пока так. Опытовая модель: гоняем пока по заводу, проверяем все, набираемся опыта, чтобы дальше следующий вариант — буде на то ваше позволение — строить уже в более совершенном виде.
— Будет позволение, будет, — а совершенно завороженно подошел в дедушке всех российских локомотивов. По сути, это была здоровенная карета, на больших, в человеческий рост колесах, весь внутренний объем которой занимала паровая машина и небольшой запас угля. При этом передняя тележка с меленькими колесами была поворотной — понятно, что поворачивать по поездной схеме, используя скосы колес, эта кракозбля еще не умела. Собственно, для этого нужно сначала изобрести рельс нормальной формы, колеса под него… Ну и места, конечно, побольше чем тут есть нужно. — Вы только когда следующий паровоз делать будете, этот не разбирайте. Музей организуем, лет через двести много людей приходить будет, чтобы на него посмотреть.
— Паровоз?
— Ну да, а как его еще назвать? Везет, используя силу пара. Вы его как-то назвали уже?
— Н-нет… — Смутился посему-то Кулибин, видимо заниматься такими глупостями ему в голову не приходило.
— Ну и ладно… — Я задумался на секунду, — пусть будет П-1. Паровоз первый. Даст Бог, не последний. Показывайте, как оно работает.
Мгновенно после моего приказа вокруг зашевелились люди. Подготовить паровой двигатель к работе не так уж быстро, но как я понял, его раскочегарили заранее, чтобы к моему приходу уже можно было провести демонстрацию.
— Добро пожаловать на борт, — с легкой усмешкой открыл передо мной дверь маленького вагончика — по сути той же кареты с четырьмя посадочными местами внутри, но без крыши и без козел для кучера — молодой мужчина в форме института путей сообщения.
Я не стал заставлять просить себя дважды и, уцепившись за удобно приделанную возле двери ручку, рывком запрыгнул внутрь вагончика. Подвеска плавно качнулась, издав тонкий скрип: все же во мне было больше центнера живой массы. Вслед за мной внутрь залез Кулибин — ему с этим делом помог тот самый парень в форме путевого инженера, — а вслед за изобретателем и сам инженер.
— Ах, да, — вскинулся Иван Петрович, — это Семен Осипович Пантелеев. Именно он непосредственно занимался конструированием и изготовлением паровоза. Как видите — перспективный молодой человек.
Даже на слух ощущалось, как изобретатель пробует новое слово на язык, и судя по его выражению лица, оно пришлось Кулибину по душе.
— Очень приятно, ваше императорское высочество, — молодой человек на вид от силы лет двадцати пяти явственно залился красной краской. Не часто, видимо, его хвалят в присутствии членов императорской семьи.
— Просто Николай Павлович, если в неофициальной обстановке, пожалуйста. — Я протянул инженеру руку, которую тот с видимым удовольствием пожал.
В этот момент раздался негромкий гудок, вызвав в душе какую-то теплую ностальгическую волну — интересно, насколько это нормально ностальгировать по неслучившемуся еще будущему — и локомотив, «пшикнув» паром, начал медленно набирать скорость. Большие колеса стали потихонечку проворачиваться, и вот мы уже катимся по цеху — железная, вернее в данном случае деревянная дорога была проложена круг вдоль стен немаленького помещения, а в одном месте даже ненадолго выбегала на улицу — со скоростью средней городской пролетки. Километров в общем десять в час, навскидку. Может чуть больше.
— Ну как вам, Николай Павлович? — После того как мы сделали один полный оборот и пошли на второй, спросил сияющий Пантелеев. Паровоз изрядно шумел, поэтому приходилось поднимать голос.
— Отлично, Семен Осипович, отлично! Как для первого образца, так вообще замечательно. Это максимальная скорость?
— Эмм… Да, а нужно быстрее?
— Конечно! Это только для поездки внутри завода такая скорость подойдет, но нужно же смотреть дальше… Пройдет двадцать лет, и мы построим железную дорогу от Петербурга до Москвы, и вот там нужно чтобы паровозы бегали хотя бы со средней скоростью шестьдесят верст в час. Ну или хотя бы сорок, для начала. Чтобы путь между двумя столицами можно было преодолеть за сутки. Представляете, какие это сулит перспективы?
Видимо, нарисованная перспектива с трудом укладывалась в головах собеседников, потому что вместо ответа они на несколько минут замолчали, и было практически вживую слышно, как в головах у них крутятся шестеренки мыслей.
Не удивительно, между Москвой и Питером шестьсот пятьдесят верст. Это если по прямой — по дороге получается, как бы не на сто больше. Четыре-шесть дней бешенной скачки для курьерской службы, восемь-десять, для одиночного верхового путника и тринадцать-четырнадцать для груженой товаром телеги. Это если дорога нормальная, в распутицу эти цифры легко можно умножать на два. Идея того, что вообще можно перемещаться по суше с такой скоростью будет осознана местными далеко не сразу. Ну ничего, с этим я им помогу.
— Это же сколько металла на одни только рельсы нужно будет… — через несколько минут, когда поезд сделав еще пару кругов остановился, выдал наконец пришедший немного в себя Пантелеев.
— Много, очень много! — Я не выдержал и расхохотался. Приятно, черт побери, двигать прогресс вперед. Гораздо приятнее чем воевать.
Тем временем в Европе во всю продолжались боевые действия. Основные события осенней кампании тринадцатого года развернулись в Саксонии. Наполеон, что логично, плюнул на второстепенные фронты — испанский и итальянский — и двинул все свои войска на восток, желая по традиции как можно быстрее выбить из войны Пруссию, выглядевшую тут слабым звеном, и уже потом, в более комфортных условиях разобраться со всеми остал