Недавно созданную — вернее формализованную в системе государственной власти — СИБ в народе воспринимали как правопреемника старой, овеянной ужасом конторы. Нельзя сказать, что на это совсем не было оснований. Кое-кто из сотрудников упраздненной Тайной канцелярии, некоторое время, работавший в структуре МВД, а потом при Сенате, в итоге оказался под крылом Бенкендорфа. Впрочем, «Слово и дело» на улицах теперь не кричали, и из домов людей в неизвестность не увозили, поэтому СИБ вызывала пока скорее интерес, чем страх.
— Из службы имперской безопасности, — поправил лицеиста поручик. — Тайной канцелярии уже двадцать лет как нет.
— Ну да, ее еще в первом году император упразднил, — блеснул знаниями Малиновский.
— Это так, — согласился военный, — однако необходимость охранять империю от… Всякого. Она никуда не делась. Вот.
— Что это? — Малиновский с удивлением посмотрел на выложенный перед ним документ. Вернее, бланк.
— Форма добровольного согласия на сотрудничество, — пояснил безопасник. — Подписывая ты соглашаешься негласно выполнять наши распоряжения, сообщать о возможных нарушениях и так далее.
— Я не хочу быть шпионом! Это низко и недостойно дворянина! — Андрей в возмущении взвился на ноги.
— Сядь! — Неожиданно припечатал голосом поручик, лицеист мгновенно потерял запал и сел обратно на стул. — Выбор у тебя небольшой. Ты либо служишь своей стране на том посту, куда тебя поставили, либо отправляешься под суд. Хочешь на каторгу?
— Не хочу, — вынужден был признать Малиновский.
— Вот видишь, — улыбнулся военный. — На самом деле, вот эти игры, твои и твоих дружков нам не слишком интересны. Если ты согласишься сотрудничать, то возможно никого даже не исключат. Гораздо интереснее возможные контакты с действующими офицерами и особенно с представителями зарубежных стран.
— Зарубежных стран? — Удивленно переспросил лицеист.
— А как же. Почти любая попытка свергнуть верховную власть выгодна в первую очередь нашим соседям, поскольку ослабляет государство. Ничего удивительного нет в том, что англичане, французы, немцы даже шведы с удовольствием ссуживают деньгами разных… «Юношей пылких со взором горящим», — последнее явно было цитатой но, Андрей не понял откуда. — «Петровская артель» будет работать и дальше, привлекать новых членов, поднимать острые политические вопросы… А раз в месяц от тебя будет приходить отчет обо всем, что там происходит, я доступно излагаю?
— А если я совру? Соглашусь, а в отчетах буду писать неправду?
— Конечно, — поручик усмехнулся откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу, — такая вероятность есть. Однако, кто тебе сказал, что ты один в этих стенах будешь приглядывать за порядком. Думаешь за прошедшие десять лет твое так сказать тайное общество первое? Нет, даже не десятое. Кто знает сколько твоих знакомых сотрудничают с нами. И если мы заметим, что ты недостаточно искренен, то в любой момент можем вернуться к варианту с судом и каторгой. Выбор твой.
Малиновский посидел несколько минут тупо уставившись в точку перед собой, после чего придвинул бланк, взял со стола ректора перо, обмакнул его в чернильницу и принялся вписывать свои данные. На это у него ушло несколько минут, в конце Андрей поставил дату и размашистую подпись. Этот автограф ставить было куда менее приятно. Не смотря на решимость на лице было видно, что внутри у лицеиста полнейший раздрай. Во всяком случае руки дрожали более чем заметно.
— Отлично, — поручик аккуратно вложил подписанный бланк в свою папку, после чего добавил. — Как внештатный сотрудник тебе положен месячный оклад в десять рублей серебром. Получать его будешь на счет в Государственном коммерческом банке, вклад открыт на твое имя, сейчас там лежит пятьдесят рублей.
— Пятьдесят рублей? — Удивился Малиновский. Это была месячная зарплата армейского майора, не маленькие деньги как для пятнадцатилетнего подростка.
— Конечно, — пожал плечами поручик. То, на что ты подписался — это полноценная работа, а работа должна быть оплачена иначе делать ее будут спустя рукава. Дальше… К тебе может обратиться человек сказав, что он от Павла Петровича.
— Кхм, как императора?
— Да, как отца ныне здравствующего государя. Это для простоты запоминания. Тебе нужно будет выполнять его просьбы. Может никто и не обратиться, но все же…
— Куда отсылать отчеты? — Поняв, что самое плохое оказалось позади спросил лицеист, чем заслужил одобрительный кивок поручика.
— Вот на этот ящик. До востребования, дальше их передадут куда требуется, — поручик придвинул собеседнику еще один листок. — Запомни и сожги.
— Если понадобится сообщить что-то срочно?
— Ежели срочно… Можешь обратиться либо к ректору, либо отбить телеграмму на адрес центральной конторы СИБ. Назовешься, там разберутся кому передать, и что с этим делать.
— Вы закончили? — Дверь кабинета тихо открылась внутрь вошел ректор Энгельгард.
— Да, Егор Антонович, мы закончили, — кивнул поручик и повернувшись к лицеисту скомандовал. — Все, можете быть свободны.
Малиновский подскочил на ноги и пробормотав что-то невнятное вылетел из кабинета.
— Ну как прошло? — Усмехнувшись задал вопрос ректор.
— Хорошо, впрочем, как обычно.
— И что, все это имеет смысл? — Ректор естественно был в курсе происходящего в стенах, за которые он нес ответственность. Как и многие другие относящие себя к «просвещенной» части общества Энгельгард питал к Тайной канцелярии иррациональную неприязнь, что с другой стороны не мешало ему нормально общаться с отдельными ее представителями. — Какую пользу могут принести всемогущей Тайной канцелярии пятнадцатилетние мальчики?
— Ха-ха, — принял шутливый тон безопасник, на именование его ведомства «старым» названием он, что характерно, внимания не обратил. Работники плаща и кинжала умели хранить традиции. — Ну, во-первых, пятнадцатилетние юноши не всегда будут таковыми.
— Молодость — недостаток который имеет свойство быстро проходить, — немного грустно усмехнулся Энгельгард. Он, как любой преподаватель, имел привычку привязываться к своим ученикам.
— Именно так, Егор Антонович, именно так. Ну а во-вторых, тут дело не столько в пользе, сколько в отсутствии вреда. Хотят оболтусы играть в тайные общества и все прочее — пусть играют, но делают это с пользой для империи. В лицее учится шесть сотен парней, лишний пригляд за такой сворой, он никогда не будет лишним. А там глядишь кое-кто проявит себя с лучшей стороны, мы его тогда себе на службу и заберем. Ну а сто двадцать рублей в год на такое дело — не самая большая плата.
— Звучит разумно, — вынужден был признать ректор.
— Так и есть, — кивнул поручик и поднявшись со стула протянул руку, — всего доброго, господин ректор. Был рад встрече. Пусть даже по такому, не очень однозначному поводу.
Ректор тоже поднялся и пожал руку офицеру. В этой реальности любые попытки выставлять свою неприязнь по отношению к спецслужбам сразу стали резко пресекаться. Все эти «не пожимания руки» и прочее неприятие в обществе быстро было сломлено парой демонстративно устроенных императором балов в честь офицеров службы безопасности. Умному достаточно. Глупому… Глупые стали быстро замечать, что их обходят по службе, задерживают звания, ордена пролетают мимо. А потом хлоп и перевод из столицы куда-нибудь на кавказскую линию для прочистки мозгов. Как показала практика, такой не хитрый в общем-то подход вполне работал. Во всяком случае обычай демонстрировать свою открытую неприязнь к службе безопасности среди офицеров не закрепился.
Глава 18
— Смотри, сейчас ты увидишь настоящее волшебство, — я достал из-под стола заготовленный заранее ящик и водрузил его на столешницу у окна.
— Волшебство? Волшебство мне нравится! — Радостно захлопала в ладоши Александра. Она, не смотря на рождение уже двух детей, мало изменилась в плане характера и все так же оставалась в общении легкой и немного взбалмошной. — Показывай.
— В темный ящик вставляем вот эту пластину, — я вытащил из футляра стеклянный прямоугольник размером примерно двадцать на тридцать сантиметров и быстро вставил его в специальную щель в коробке, соответствующего размера. — Нужно делать быстро, чтобы на нее не попал свет.
— Поэтому ты попросил задернуть шторы? — Полушепотом спросила жена, увлеченная процессом.
— Именно так. Теперь выставляем ящик поближе к окну, открываем шторы и снимаем с другой стороны заглушку, открывая меленькое отверстие.
— И…
— И ждем.
— А сколько ждать? — Александра забавно поджала губки, вот чего жена не умела делать совершенно, так это ждать.
— Не знаю, — я улыбнувшись пожал плечами. — Я же сам это в первый раз делаю. Думаю, минут десять для начала будет достаточно.
— И что получится в итоге?
— Подожди, наберись терпения и да, — я перехватил маленькую ручку сына, которую тот протянул к ящику. — Двигать устройство в процессе работы нельзя иначе все испортится.
Мальчику невозможность дотянуться до интересного объекта явно пришлась не по душе, и он принялся демонстративно угрожающе похныкивать. Я естественно на такой примитивный шантаж не повелся, вместо этого я подхватил малявку, по местной моде наряженного в уменьшенную копию мундира и принялся подбрасывать его в воздух. Саша пошел в нашу романовскую породу и явно грозился в будущем догнать мои два метра роста, однако пока я вполне мог себе позволить подбрасывать и ловить сына, не опасаясь за свою спину. Ребенку такие игры всегда нравились, и он залился звонким детским смехом, мгновенно забыв о недоступной ему игрушке. На звук из соседней комнаты прибежал Фенрир, принялся гавкать и тоже подпрыгивать. Пес вообще всегда был за любой кипеш кроме голодовки.
— Так! — Прервала наши игры Александра, — хватит беситься десять минут уже прошло.
— Да, солнышко, конечно, — я поставил сына на пол и двинул к окну. Когда жена в чем-то сильно заинтересована, лучше ей не перечить.
Я закрыл отверстие на передней стороне ящика и достал на свет божий стеклянную пластину. На ее серебрённой поверхности отчетливо проступили контуры вида на дворцовую площадь. Изображение было темновато — нужно было вероятно еще подержать — однако все объекты были прекрасно различимы.