— Однако это ничего бы не дало, — покачал головой студент.
— Возможно, только жизнь — это игра с ненулевой суммой… — Заметив удивленный взгляд Герцена я пояснил смысл термина, — игра с нулевой суммой, это когда сумма выигрыша равна сумме проигрыша. Ты выиграл рубль, я проиграл. В жизни все по-другому, в данной ситуации в проигрыше остаются все.
— Что будет с нами?
— За срыв лекции — ничего, — я усмехнулся. — А вот за организацию революционного кружка… Я готов сделать вам предложение, от которого вам будет чертовски сложно отказаться.
— Какое?
— Мне нужны ученые люди на востоке империи. Красноярск, Иркутск… Охотск. Земли Русско-Американской Компании. Поедете туда с товарищами на пять лет, поработаете школьными учителями, побудете поближе к народу, узнаете о его чаяниях, может сдвинет что-то у вас в мозгах. С бюрократической точки зрения это будет выглядеть не как ссылка, а как юношеский порыв в желании изменить мир к лучшему. Потом этой строчкой в биографии еще гордиться будете.
Понимание того, что для ускоренного заселения новых земель нужно не столько пихать на восток крестьян, сколько вкладываться именно в развитие городов, пришло не сразу. Казалось бы, в эти времена средний крестьянин крайне редко выезжает куда-нибудь дальше своего села, какое ему дело до того, есть в губернском городе гимназия или нет. Вот только город — это не только культурный, но еще и промышленный, а также потребительский центр, куда уходит сельхоз продукция, и откуда по окрестным селам расходятся в обратном направлении промышленные товары. Ну а существовать полностью на натуральном хозяйстве — удовольствие очевидно не из самых приятных.
— Альтернативой, как я понимаю является каторга? — Скривившись переспросил Герцен.
— Вы правильно понимаете, молодой человек, — кивнул я. — Предлагаю обойтись без суда и всех этих неприятных моментов. Отчислитесь из университета самостоятельно, без дополнительного скандала, получите предписание по линии Министерства просвещения и отправитесь в дорогу — за казённый, замечу, кошт — так чтобы к новому учебному году уже приступить к работе.
— В таком случае, я согласен, — понуро кивнул Герцен. Неожиданно его судьба совершила резкий поворот в совершенно непредсказуемую на первый взгляд сторону. Но опять же винить этому несостоявшемуся революционеру было некого, только себя.
Забегая чуть наперед скажу, что эта работа — школьным учителем в Иркутске — сильно повлияла на Александра Ивановича. От общения с простым народом его взгляды на жизнь за следующие несколько лет радикально изменились. Когда в 1836 году срок назначенной императором полудобровольной ссылки окончился, Герцен вместо возвращения в столицы остался на востоке и ходатайствовал об учреждении в Иркутске губернского технического училища, директором которого в итоге и стал. Ну а когда в 1852 году в этом городе был основан университет, именно Герцен стал его первым ректором, прослужив на этом посту до самой смерти в 1881-ом.
Глава 12
Не смотря на все усилия остановить холеру на дальних подступах так и не удалось.
После истории с бунтом в Севастополе Министерством общественного здоровья были предприняты все меры, дабы свести возможный ущерб от этой хвори к минимуму, было проведено массовое обучение врачей, прочитаны сотни лекций, обустроены карантины и организованы специальные холерные больницы.
По началу казалось, что ее удастся задержать в южных губерниях и не пустить на север. Кавказ, Астраханская губерния — в общем Каспийский путь в Персию — были закрыты наглухо, а караваны с товарами оттуда пропускали только после карантина и специальной санитарной обработки. Все эти меры позволили замедлить распространение болезни и сделать ее гораздо менее смертоносной. После проведенных изысканий и введенных на практике лечебных и профилактических мер, стало выживать абсолютное большинство заболевших. Во всяком случае из тех, кто следовал разосланным по всей стране циркулярам. Благо меры эти были достаточно простые и логичные, а так же не требовали ни специальных знаний, ни особого снабжения.
28 ноября 1830 года впервые было проведено вливание физраствора непосредственно в вену страдающего от обезвоживания пациента. Некий крестьянин из Астраханской губернии по имени Антип Петров стал невольным подопытным кроликом для отправленной на юг группы врачей и тем самым вписал свое имя в анналы истории. Впрочем, чаще всего удавалось обходиться просто обильным питьем, без дополнительных сложных манипуляций.
Пришедшая в положенное время зима смогла распространение хвори затормозить, и казалось, что самое худшее уже позади в этот раз дело обойдется без особых последствий. Тем не мене в марте первую вспышку зарегистрировали в Самаре, в начале апреля холера добралась до Казани, а 20 числа первый случай заражения был зарегистрирован в Москве.
Особой паники, надо признать не случилось. Я даже этому несколько удивился. Подробностей я естественно не помнил, но само словосочетание «холерные бунты», вызывало крайне неприятные ассоциации. Тут же даже сложно сказать, что именно изменилось. Возможно роль свою сыграли карантины, возможно — лучшая подготовка к холере и массовое связанное с этой болячкой просвещение, а может — общее более продвинутое состояние медицины в империи. Или то, что за последние годы простой народ немного привык доверять властям, которые много делали для улучшения жизни среднего крестьянина.
Ну и конечно то, что сам император не побоялся сунуться по очереди в каждый из крупных городов, в которые пришла хворь, тоже сыграло свою роль. Люди видели, что власть их не бросает, не пытается сбежать, спасая свою шкуру, и от этого заметно успокаивались.
Сам я холеры боялся не слишком сильно. Понимание природы распространения болезни позволяло достаточно спокойно передвигаться по зараженным регионам соблюдая элементарные меры предосторожности. Не пей сырую воду, мой чаще руки с мылом, не тяни в рот всякую гадость и будет тебе счастье — чего уж проще.
Для успокоения жителей мы достаточно оперативно на базе моего издательского дома начали выпускать «Холерный листок», в котором честно и без утайки информировали горожан об эпидемиологической обстановке — сколько людей заболело, сколько выздоровело, сколько умерло — и одновременно печатали советы по борьбе с напастью.
Как это часто бывает, людская молва изрядно преувеличивала количество заболевших и умерших, ну а публикация официальных данных помогала сбить накал истерии. Действительно, совсем по-разному влияет на общество слух о распространяющейся подобно лесному пожару смертельной «индийской хвори» и официальные данные, которые языком сухих цифр сообщают о том, что на тысячу заболевших приходится всего полсотни смертельных случаев, причем при оказании надлежащего ухода за больным этот и так не слишком высокий процент дополнительно падает до каких-то мизерных значений.
Собственно, к концу весны эпидемия уже пошла на убыль. Отдельные случаи появления болезни фиксировались и в городах севернее и западнее Москвы, в том числе и в Санкт-Петербурге, однако перерасти им во что-то большее не удалось. Больные, которым за обращение в больницу и время, проведенное на карантине, выплачивалась небольшая денежка, — тут мы ничего не изобретали, а воспользовались опытом борьбы с чумой по методу Григория Орлова — оперативно изолировались и достаточно быстро вставали на ноги. Умирали в основном только либо пожилые люди, чей организм был и так подточен целой кучей сопутствующих болячек, либо малые дети. Ну а к детской смертности тут и вовсе отношение было, мягко говоря, философское.
По итоговой статистике собранной Министерством внутренних дел за год эпидемии в Российской империи было зарегистрировано 156 тысяч случаев заболеваний, из них только 15 тысяч закончились смертельным исходом. Причем самые большие потери понесли именно южные губернии — Астраханская и Закавказье, — где качество медицины заметно отставало от центральных районов страны.
В целом же мне показалось, что через этот кризис мы прошли достаточно спокойно, холера позволила мобилизовать все медицинское сообщество империи и способствовала распространению знаний по гигиене даже среди простых крестьян. Одно дело, когда тебе рассказывают некие весьма абстрактные правила, которые можно исполнять, а можно и не исполнять, и разница на первый взгляд не слишком заметна, и другое дело, когда от их соблюдения прямо зависит твоя жизнь. Тут уж самый темный землепашец задумается. Впрочем, далеко не везде было все так благостно, к сожалению.
Не смотря на всю просветительскую работу, случались отдельные случаи бунтов, погромов и убийств представителей администрации и врачей. Мы на такие эксцессы реагировали максимально жестко, попросту отправляя зачинщиков на плаху, а провинившиеся селения скопом высылая в сторону Иркутска.
— Ваше величество, — я подскочил навстречу вошедшему в комнату человеку.
— Что там, Николай Федорович? — Лейб-медик устало стянул с лица тканную маску и вытер ею же проступивший на высоком лбу пот.
— Александра Федоровна удачно разрешилась, — вымученная улыбка медика говорила только о невероятной усталости. В этот раз роды длились целый день и вымотали всех. Даже меня, хотя я, казалось бы, ничего не делал, просто сидел и ждал. — Это мальчик. Тринадцать с половиной вершков, одиннадцать фунтов. Богатырь.
Шестьдесят с копейками сантиметров и четыре с половинной килограмма, мысленно перевел я нормальные единицы. Моя борьба за метрическую систему продолжалась уже больше двух десятков лет, и к началу тридцатых обе системы в империи уже существовали, по сути, параллельно. В технической и научной сфере пользовались удобной метрической системой, а в быту и торговле пока продолжали использовать привычную «имперскую».
— Вы мой волшебник! — Я бросился обнимать медика, который к такому проявлению чувств был явно не готов.
— Извините, ваше величество, — Арендт с определенным трудом — и определенным смущением — вырвался из моих объятий, отстранился и продолжил мысль. — Однако я должен с вами серьезно поговорить насчет здоровья императрицы.