Так что поступившее в начале февраля от Карла Х предложение о мирных переговорах особой неожиданностью не стало. Молодой император, очевидно, был готов пойти на уступки врагам внешним, чтобы спасти страну — ну во всяком случае в понимании самого императора — от врагов внутренних.
Пришлось мне вновь бросать столицу, прыгать в поезд и опять ехать на запад в Мюнхен, где и должны были пройти переговоры между двумя императорами.
В Париже тем временем события развивались стремительно. Бегство Бонапарта из охваченной мятежом столицы было воспринято горожанами как признак слабости. Уже 1 февраля весь Париж оказался в руках мятежников, провозгласивших низложение Карла Х, становление Второй республики, формирование Временного Правительства, всеобщие прямые выборы в национальное собрание, отмену цензуры, свободу прессы и массовых собраний, а также формирование парижской национальной гвардии. В общем, как обычно за все хорошее против всего плохого.
Очень быстро пожар беспорядков начал распространяться из столицы и по другим городам империи. Лион, Сент-Этьен, Марсель, Тулуза, Бордо, Лимож, Льеж, Турин — в этих городах также произошли разной напряженности выступления, однако к этому времени первоначальная растерянность властей прошла, и на этот раз реакция была куда более активной. Некоторых успехов «республиканцам» удалось добиться только в Лионе и Турине, где немногочисленные имперские войска были выбиты из города и свежесобранные городские советы объявили о подчинении республиканскому Парижу. В других местах армии удалось подавить мятеж в зародыше, хотя и порой ценой достаточно больших жертв среди обывателей. В Марселе на улицы города были даже вытащены снятые с кораблей орудия и только пущенная вдоль улицы картечь — в стиле самого покойного основателя династии Бонапартов — сумела «охладить пыл» почувствовавших было свою силу мятежников.
Пока я ехал сначала в поезде трое суток, потом добирался из Лейпцига — сюда еще до войны пруссаки успели дотянуть железнодорожную ветку — до Мюнхена уже на лошадиной тяге, события развивались неожиданно стремительно.
Сначала полыхнуло на Сицилии. Это, впрочем, было не удивительно, поскольку Бурбонов там сильно не любили — было за что — и уже не раз пытались решись свои политические и социальные проблемы силой оружия. До этого всегда неудачно.
12 февраля в тот момент, когда я уже подъезжал к Мюнхену, пришла новость о начале восстания в Неаполе. Стало понятно, что дело тут не конкретно во Франции, а просто по всему континенту назрело недовольство преобладающими во всех странах консервативными силами.
Уже находясь в столице Баварии узнал о беспорядках в Амстердаме и Ганновере. Искра, вспыхнувшая в Париже, неожиданно не потухла, а наоборот дала начало обширному пожару, готовому, кажется, поджечь всю Европу.
Началась революция в Милане, где окрылённые недавним быстрым и практически бескровным присоединением Венецианской области северные итальянцы стали требовать от своего короля «продолжения банкета». Революция в Сардинском королевстве носила явно выраженный антифранцузский характер, тем более с этой стороны Альп еще не знали о планирующихся переговорах в Мюнхене. Со стороны отстранённого наблюдателя могло показаться что пришло самое время рвать Францию и забирать себе весь Пьемонт. В итоге Карл Альберт все же сдался под давлением революционной толпы и даже объявил Франции войну.
— Приветствую вас, ваше императорское величество, — Карл Х был удивительно похож на собственного отца. Вот уж действительно тот случай, когда в родстве не приходится сомневаться. Средний рост, крепкое телосложение, круглое простое лицо, выдающийся нос. При моем появлении француз встал и протянул ладонь для рукопожатия.
— Добрый день, ваше императорское величество, — «вернул» я титулование, как бы показывая, что готов разговаривать с Карлом на равных. — Впрочем, не столь добрый как хотелось бы.
— Это правда, — показалось, что француз подхватил предложенную стороннюю тему с каким-то даже заметным облегчением. Возможно, он думал, что его сейчас сходу начнут ставить в коленно-локтевую позу и был рад, что этого не произошло. — Тревожные новости приходят со всех концов континента.
Помещение, любезно предоставленное нам баварским королём, было отделано в красно-бордовых цветах и больше напоминало комнату какого-нибудь дорогого борделя. Красные занавески, красные шелковые обои, мебель, обитая тканью того же цвета. У меня даже мелькнула в какой-то момент мысль, что Людвиг решил так ненавязчиво подколоть двух императоров. Впрочем, в сочетании с белыми коврами на полу и белой же деревянной мебелью красная обстановка выглядела вполне стильно.
— Не буду лукавить и уверять вас, что мне есть дело до проблем в тех странах, которые еще недавно присылали свои войска, чтобы «загнать русского медведя обратно в берлогу», — последнее было цитатой одной из воинственно настроенных парижских газет. Тогда, в начале войны, многим казалось, что такая широкая коалиция просто не сможет проиграть, и исход войны предрешен изначально. Получилось все, правда, несколько иначе. — Более того, я даже рад вашим Парижским проблемам, в противном случае мне пришлось бы двигать войска туда самому. Результат получился бы примерно тем же, только солдат русских погибло бы больше. А я стараюсь в любом случае этого избегать.
Карлу находится со мной в одном помещении наедине было явно некомфортно. Даже сидя мои два метра роста заставляли его смотреть на меня снизу-вверх, плюс разница в возрасте в двадцать лет. Ну и историческая коннотация, от нее тоже никуда не денешься.
— Хорошо, — кивнул француз, — я ваши чувства отлично понимаю. Не случись бунта в Париже, будьте уверены, я бы так просто не сдался. В отличии от англичан, у нас, французов, есть гордость!
— Ну это в вас молодость говорит, — собеседник вопросительно приподнял бровь, — британцы сделали совершенно верно, что первыми попросили о мире, сумев выскочить из проигранной войны без больших потерь. А иначе сейчас наши крейсера топили бы корабли под «Юнион джеком», а не американские.
Поскольку «Гридень» и «Боярин» вышли в крейсерство тогда, когда вопрос с островитянами уже был решен, военное министерство отправило их в Карибское море на помощь изнывающей от морской блокады Мексике. Эскадра под командованием адмирала Балка произвела в тех водах натуральное опустошение, разогнав не столь уж сильный американский флот и даже предприняв бомбардировку Чарльстонского порта на восточном побережье США. На этот раз рейд был подготовлен лучше, и к берегам Мексики был заранее отправлен купец под нейтральным флагом с грузом снарядов к корабельным 120 мм орудиям, что позволило расходовать боеприпас более свободно.
В итоге растянувшееся на четыре месяца крейсерство обошлось американцам в полсотни разнокалиберных посудин, включая четыре боевых корабля участвующих в блокаде порта Канкун. А армия, стоящая под Мехико и снабжавшаяся ранее по морю и вовсе мгновенно оказалась в практически безвыходном положении, даже захвати они вот прям сейчас мексиканскую столицу, это бы никак армию генерала Джесапа не спасло.
Такой поворот вызвал натуральный кризис в американском конгрессе, где недоумевали, почему вложенные — весьма немаленькие, надо признать, — во флот средства оказались выброшены на воздух. Почему весь американский флот ничего не может сделать с парой русских кораблей. Ну и конечно кто будет отвечать за сдачу в потерю почти десяти тысяч американских солдат, конечно.
Ради справедливости, Джесап не поднял лапки в гору сразу, а попытался пробиться на север на соединение со стоящими в Техасе силами союза. Растянувшийся на два месяца «марш смерти», когда американская армия с боями прорывалась сквозь вражескую территорию, жестоко страдая от нехватки буквально всего. В итоге пройдя за пятьдесят семь дней чуть меньше шестисот километров остатки экспедиционного корпуса вынуждены были сложить оружие, не одолев и половины запланированной дистанции. В плен попало около трех тысяч американских солдат, то есть треть от изначального количества бойцов, выступивших от Мехико.
Возвращаясь к корабельной теме, было понятно, что уже скоро кто-нибудь додумается до идеи навесить на деревянную обшивку корабля железную броню — для парирования ударов 120-мм снарядов достаточно будет какого-то дюйма железа, — и гонка вооружений пойдет на новый виток, как это случалось уже не раз в мировой истории.
— Хм… — Карл явно не нашел, что ответить на это заявление.
— А вообще, есть в этом что-то ироничное…
— Что?
— Традиция французских императоров раз в поколение отправляться на восток, получать там по роже и потом откупаться золотом, — я посмотрел в глаза Карлу Х, который явно опешил от такой подачи. — Вам бы стоило задуматься о наследнике, ваше императорское величество. А то через двадцать пять лет некому будет объявлять России войну.
На несколько минут в помещении повисла тишина. Я откровенно наслаждался ситуацией, а француз переваривал все услышанное ранее. В принципе даже сама эта встреча была не так чтобы очень необходима, поскольку основные позиции будущего мирного договора были уже согласованы заранее. Как обычно в таких случаях происходит, первым лицам нужно лишь самолично подтвердить согласие с пунктами договора и поставить свою подпись. Не более того.
После моих слов, однако, маска спокойствия на лице француза дала трещину.
— Вы, русские, всегда ненавидели Бонапартов, и презирали моего отца, — Карл аж покраснел от сдерживаемых чувств. — И видимо эти чувства распространяются на весь наш род.
— Вы не правы, — я покачал головой, — вашего отца я очень уважал. При всей сложности наших отношений, он был безусловно великим человеком, и поверьте, будь он жив, этой войны бы просто не случилось. В отличии от многих других Наполеон I умел учиться на своих ошибках и совершенно точно не стал бы опять влезать в войну с Российской империей, которая очевидно выгодна только Великобритании. Так было в 1812 году и так есть сейчас. Вы не там ищите друзей, ваше импер