ого подозрительного блюда.
Письмо цесаревича Николая Александровича императрице Марии Федоровне10 декабря, Индийский океан
Моя милая дорогая душка Мамá,
Нет слов, чтобы тебя и дорогого Папá достаточно благодарить за прелестный портсигар, который Барятинский передал мне 6-го дек[абря][297] утром перед обедней. У меня были слезы на глазах, когда я прочел милую надпись внутри: это произвело на меня очень сильное впечатление, особенно, что получил подарок от Вас посреди океана! <… > 11-го декабря в 8час. утра мы пришли в Бомбей и бросили якорь. Было чудное жаркое утро, и в полной форме чрезвычайно тяжело! Довольно скучно было расставаться с фрегатом, где все мы действительно дома, и переменить спокойную судовую жизнь на возню и беготню по всей Индии в течение 6 недель! Но что же делать, le «пошел»[298] начался, надо и окончить его. Как ты уже знаешь из телеграмм, Рамбах[299] советовал оставить Георгия на фрегате <…> У него ревматизм в ступне в том месте, которое он однажды зимой вывихнул. Кроме того, у него началась лихорадка, но Рамбах успел ее остановить, и последние дни у него температура нормальная. <…> Итак, вчера в 10 час. утра мы покинули фрегат и надолго съехали на Индийскую землю.
1891
Болезнь брата Георгия. Покушение в Японии, в Оцу. Закладка Великого Сибирского пути (Транссиба) во Владивостоке. Поездка в Крым на празднование серебряной свадьбы Папá и Мамá. Особый комитет по оказанию помощи населению губерний, пострадавших от неурожая. Мечты о свадьбе с Аликс
Дневник цесаревича Николая Александровича
11 января. [Лакхнау][300]
День был свободный, поэтому все спали долго и кофе пили в 10час. Ночью была сильная гроза с громом, дождь лил почти до вечера. Получили телеграмму из Петербурга, в ней сказано, чтобы отправить Георгия на «Корнилове»[301] в Афины для поправления здоровья. Это более чем грустно – первое его дальнее плавание и такое скучное начало! И вся болезнь его – дурацкая лихорадка, очень опасная в тропиках.
Письмо цесаревича Николая Александровича императору Александру III20 января. Бомбей
Мой милый дорогой Папá,
Теперь перейду к описанию последней части нашего путешествия по северной Индии. На другой день уехали в Бенарес, куда прибыли 12-го янв[аря] рано утром. <…> После завтрака отправились отдавать визит магарадже, переехали Ганг на его богатой лодке, с украшениями павлинов и лошадей вроде венецианских галер и на слонах въехали в его форт с дворцом. После приема, во время которого плясали изводящие баядерки, снялись группой вместе с ним на одном из дворов. Затем спустились в той же лодке вниз по Гангу мимо Бенареса и любовались этой действительной панорамой, проходившей мимо нас без музыки, к несчастью! Город замечательно красив, вся жизнь и весь его интерес сосредоточивается на реке, вот почему построены эти чудные старые лестницы вплоть до воды! Видели издали сжигание трупа и другого мертвеца, плывшего по течению – картина индусских обрядов была полная! Вернулись домой с темнотой. <…> На следующий день 13-го магараджа устроил для нас охоту. <…> тотчас же после сигнала начинать с места стали десятками валить со всех сторон: сомбры (огромные олени), пятнистые олени, козлы, кабаны, шакалы и павлины. Я совсем потерял голову от такого обилия дичи, а магараджа самодовольно улыбался. К счастию, я стрелял на славу и в этом загоне убил: 1 сомбра – как лося, 2 пятнистых оленей и пару кабанов, всем по одной пуле; наконец мне счастье в охоте привалило в Индии! <…> 14-го января приехали в Калькутту. В 4ч. в полной форме подкатили к станции и были вице-королем и главнокомандующим индийской армии встречены и двумя почетными караулами – на станции волонтерами, а снаружи пехотным батальоном. <…> По улицам стояли войска и сзади громадные толпы, а с балконов англичане кричали hip! hip! hurrah![302] и аплодировали. Вице-король был сам удивлен и сказал мне, что никому не делали подобной встречи!
Цесаревич Николай Александрович со свитою в Бангкоке.
8 марта 1891
Фотограф В. Д. Менделеев
На фотографии подпись (автограф цесаревича Николая Александровича): Приезд в Банкок 8-го марта 1891 г.
Дневник цесаревича Николая Александровича
23 января. Бомбей
Грустный день для нас всех, когда Георгий нас оставил, чтобы вернуться в Грецию. Завтракали в кают-компании, все офицеры были очень взволнованы и несколько раз пили его здоровье. Более всех удручен Ломен[303], просто жаль его. Сидели втроем с Джоржи[304] в каюте Георгия, чтобы провести последние минуты вместе. В 3 часа он съехал с «Память Азова» на «Корнилова» <…> В 3 ¾ расстались с бедным Георгием до августа; «Корнилов» снялся с бочки и лихо прошел вдоль нашего левого борта; прощание в последний раз было трогательно, офицеры и команда по винтам долго кричали ему вслед ура! Картина поистине потрясающая, у меня, как и у всех также навернулись слезы. Потом все сделалось безразличным, на все смотрелось равнодушно!
Письмо цесаревича Николая Александровича императрице Марии Федоровне21 февраля. Явайское море[305]
Моя милая душка Мамá,
<…> 18-го утром пришли в Сингапур, уже подходя к нему, увидели мачты стоящей на рейде Тихоокеанской эскадры. Особенно выделялся великолепный «Адмирал Нахимов», за ним стояли ближе к городу канонерские лодки «Манджур» и «Кореец»; остальные суда эскадры – «Джигит», «Сивуч» и «Бобр» остались в Китае и Японии, где мы их увидим через месяц. Как только после салюта мы стали на якорь, сейчас же на фрегат прибыли: Пав. Ник. Назимов[306] со штабом и командирами, фельдъегерь (самый идеальный сюрприз в каждом порте), губернатор, командующий войсками и, наконец, Сиамский принц, брат короля, с письмом ко мне. Он нарочно пришел в Сингапур на сиамской канонерке, чтобы от имени короля пригласить нас в Сиам <…> После завтрака я отправился на наши суда и долго осматривал каждое из них; действительно, все три в блестящем виде, так что сердце радовалось, смотря них и потом на стоящие рядом английские суда. Не понимаю, как они могут посылать в свои колонии такие дрянные скорлупы, потому что иначе их и назвать нельзя! <…> Вообще радостно видеть их искреннее изумление и скрытую зависть по поводу прихода нашей эскадры, каждое отдельное судно которой сильнее их двух взятых вместе.
Дневник цесаревича Николая Александровича
8 марта. Банкок[307]
В 11 ½ бросили якорь в Банкоке и пересели в королевскую пирогу с 46-ю гребцами в красных мундирах и в шлемах. Они гребли короткими гребками, пирога шла шибко; один из них запевал, а другие отвечали единодушно лаем! На пристани встретил сам король[308], окруженный братьями своими и маленьким сыном. Дальше под палаткой стояла большая толпа в богатых одеждах, проходя которую король сказал «my nobles[309]»; он представил мне некоторых своих сановников, а я ему представил свою свиту и наших моряков. <…> Были проведены королем к приемной зале, в которой представились королеве. Она костюмом нисколько не отличалась от мужчин, недурна собой, только зубы черные, как смоль. После непродолжительного разговора король милостиво сам возложил на меня орден Шаракри (фамильный), а на Джоржи – орд[ен] Белого Слона. Он также пожаловал ордена всей моей свите, адмиралам, командирам и 4-м флаг-офицерам. Поехали в золотых каретах к нашему дворцу.
13 марта
С постели прямо надел полную гусарскую форму. Около 8 ч. все в сборе поехали к королю и простились с королевой. Снявшись у нашего дома группой с Сиамским царствующим домом, отправились на паров[ом] катере на яхту «Apollo». На ней расстались с нашим любезным и бесконечно радушным хозяином и его семьей; он был трогательно грустен при прощании; он выразил желание послать с орденом для Папá своего брата Дамронга в августе в Петербург. <…> Сиам оставил во мне самое приятное воспоминание; по-моему, это самая симпатичная и интересная страна, которую мы до сих пор посетили!
Цесаревич Николай Александрович на рикше. Нагасаки.
Япония. Апрель 1891 г.
Фотограф В. Д. Менделеев
Внизу на паспарту надпись: Государь император, будучи наследником престола во время его пребывания в Японии.
Письмо цесаревича Николая Александровича императрице Марии Федоровне31 марта. Формозский пролив[310]
Моя дорогая душка Мамá,
<…> Теперь мы окончательно попали в Китай, в страну мандаринов, туфель и косиц. <…> 24-го марта утром переехали на китайский пароход «Киянг-Куан», с десантом в 60 чел. и с моей музыкой. Пароход очень чистый и каюты удобные; он предназначен только для речного плавания и ходит между Гонконгом и Кантоном. <…> 25-го марта, Благовещение и день рождения милой Ксении; я не мог поверить, что в этот день минуло ей 16 лет! Мы ее отпраздновали своеобразным образом за китайским завтраком у вице-короля в полной парадной форме. <…> Кормили нас наполовину европейскими, наполовину китайскими блюдами; одну пакость подали ужасную – плавник акулы, разумеется, мы только дотронулись до него. И на вид это блюдо возбуждает отвращение, тем более, что оно пахло рыбьим жиром. Ласточкины гнезда нам приходилось есть и раньше: на Яве, в Сиаме и Сайгоне; я нахожу это вкусным – в сущности, это бульон с лапшой и нисколько не противно. Нам роздали палочки из слоновой кости, которыми я очень скоро выучился есть. Под конец вице-король провозгласил тост скромным голосом, держа рюмку обеими руками против своего лица, я ответил ему через переводчика. У китайцев существует превосходный обычай, следуя которому гости должны оставлять хозяина тотчас по окончании стола. Как хорошо было бы у нас завести тот же обычай.