ь что-нибудь в руках, шашку или фуражку. Я теперь остался почти без платков и перчаток, столько пришлось раздать на память в женских гимназиях. На другой день был раут в общем собрании, где дамы с самого начала окружили меня и потребовали, чтобы я им роздал бомбошки с рисунками; и старые и молодые – все протягивали руки и очень давили меня!
Дневник цесаревича Николая Александровича
4 августа. Красное Село
Наконец настал этот давно желанный день – самый счастливый до сих пор в моей жизни! В 8 ½ приехал в Тосну, где дорогие Папá, Мамá, Георгий, Ксения, Миша и Минни встретили меня; сейчас же вошел в их поезд, и мы вместе поехали в Красное Село, где ожидало все семейство, а также и начальство. Странно было увидеть столько знакомых и прибыть к концу лагеря после такого продолжительного путешествия. Заехав на несколько минут в дом Папá и Мамá, все отправились в церковь к обедне и молебну; затем в большой палатке был завтрак с начальством, д. Владимир пил мое здоровье, а Папá – здоровье войск. <…> В первый раз был в Красносельском театре, пьеса шла скучная, а балет был оживленный; видел маленькую Кшесинскую, кот[орая] еще похорошела.
22 октября. Севастополь
Проснулись уже на Крымском полуострове; утро было ясное, но не морозное. После кофе сидели у окон и смотрели на разнообразные виды, подъезжая к Севастополю. Странным мне показалось то обстоятельство, что теперь мы с англичанами дружно и весело проезжаем по земле, на которой 37 лет назад бились насмерть наши деды 30!
28 октября. Ливадия
Радостный день 25-летия свадьбы дорогих Папá и Мамá; дай Бог, чтобы они еще много раз праздновали подобные юбилеи. Все были оживленные, да и погода поправилась. Утром они получили подарки от семейства: мы пятеро подарили Папá золотые ширмочки с нашими миниатюрами, а Мамá – брошку с цифрой 25! Кроме подарков было поднесено много замечательно красивых образов; самый удачный, по-моему,– это складень от всех служивших в Аничкове до 1881г. А. Н. Стюрлер[314] обратился от имени всех с кратким приветствием. Главное, что было приятного в этом торжестве то, что не было ничего официального, все были в сюртуках, вышло совершенно патриархально! После молебна был завтрак и тем дело кончилось.
18 ноября. Гатчина
Перед завтраком ко мне зашел И. Н. Дурново[315] и объявил, что вопрос, который меня долго занимал, наконец разрешен: будет образован комитет из 6–7 лиц под моим председательством, для установления правильного сбора пожертвований и урегулирования отправки хлеба голодающим 31.
25 ноября. С.-Петербург
Отлично выспавшись, встал с Сандро около 9 час. Поехал в Петербург в 11.25 по Балтийской ж. д. в Государственный Совет. С мая месяца прошлого года я уже не был там; странно опять попасть и восседать между этими старыми людьми. После короткого заседания принял членов нового комитета о голодающих.
26 ноября
Утро было ясное, но морозное и без снега – что весьма неприятно. Оделся в полную форму в Аничкове и в 11ч. поехал с Папá в Зимний. Как и в прежние годы, до выхода Папá отправился по залам, где были собраны Георгиевские кавалеры 32; приятно смотреть на этих молодцов, которые были готовы пожертвовать своею жизнью для пользы чести и славы своего отчества. Из всех праздников и выходов – Георгиевский мне нравится больше всех прочих!
29 ноября
В 11.25 отправился в город, в вагоне побаловался закуской. Со станции поехал прямо в Аничков на первое заседание нового комитета о голодающих. Это происходило в библиотеке. В первый еще раз мне приходится председательствовать, сначала побаивался, но под конец свыкся – кажется, пошло хорошо. После долгих прений относительно общих мероприятий и вопросов перешли к делу и занялись распределением пожертвований по нуждающимся местностям. Одна из самых существенных мер, по-моему,– это посылка доверенных лиц в эти губернии для проверки, куда и сколько нужно послать и доходит ли жертвуемое! Заседание окончилось в 3 ½, а началось в час[316].
15 декабря. Гатчина
Утром принесли целый воз бумаг из Государ[ственного] Совета и Комитета Министров; просто не понимаю, как можно поспеть в одну неделю прочесть такую массу бумаг. Я постоянно ограничиваюсь одним или двумя делами самыми интересными, а остальные идут прямо в огонь!
21 декабря
Очень люблю проводить изредка свободные утра за чтением, что именно сегодня мне удалось сделать. <…> Вечером у Мамá втроем с Апрак[317] рассуждали о семейной жизни теперешней молодежи из общества; невольно этот разговор затронул самую живую струну моей души, затронул ту мечту и ту надежду, которыми я живу изо дня в день. Уже полтора года прошло с тех пор, как я говорил об этом с Папá в Петергофе, а с тех пор ничего не изменилось, ни в дурном, ни в хорошем смысле! Моя мечта – когда-нибудь жениться на Аликс Г[ессенской]. Я давно ее люблю, но еще глубже и сильнее с 1889г., когда она зимой провела шесть недель в Петербурге! Я долго противился моему чувству, стараясь обмануть себя невозможностью осуществления моей забытой мечты! Но когда Едди[318] оставил или был отказан 33, единственное препятствие или пропасть между ею и мною – этот вопрос решен! Кроме этой преграды нет другой; я почти убежден, что наши чувства взаимны! Все в воле Божией. Уповая на Его Милосердие, я спокойно и покорно смотрю на будущее!
1892
Матильда Кшесинская. Служба в полку. Производство в полковники. Поездка в Абастуман. Назначение шефом 44-го драгунского Нижегородского полка
Дневник цесаревича Николая Александровича
29 января. С.-Петербург
В разговоре с Мамá утром она мне сделала некоторый намек насчет Елены, дочери графа Парижского, что меня поставило в странное положение. Это меня ставит на перепутье двух дорог; самому хочется идти в другую сторону, а, по-видимому, Мамá желает, чтобы я следовал по этой! Что будет? Опять принимал многих, закусывал у себя и в 1ч. пошел на 10-е заседание Комитета. Сегодня было предположено ассигновать 1 мил[лион] 200тыс.– вот какими капиталами мы орудоваем[319].
15 февраля
Сегодня мною овладела театральная горячка, случающаяся каждую масленицу. После небольшого приема поехал в Мариинской театр в мою любимую «Спящую красавицу». К несчастью, мне пришлось уехать в середине, чтобы присутствовать при исполнении кантаты тьмою институток – она сочинена к серебряной свадьбе Папá и Мамá. Это происходило в Концертной[320] при всем семействе и при массе почетных опекунов. Я этим был очень расстроен, так как опоздал обратно на панораму. Немного поговорил на сцене с К[шесинской].
17 февраля
Началось говение[321]; мысли и думы не совсем еще применились к церковному направлению после масленицы. Но это не беда, мне нравятся противоположности!
19 февраля
День ничем особенным не ознаменовался. <…> Тутолмин 34 представил новые образцы казачьих седел с иным расположением вьюка, а ген. Хрещатицкий[322] – проект переобмундирования всех казаков, кроме Терских и Кубанских, в длинные кафтаны, немногим лучше татарок уральских. Я вообще ко всем такого рода нововведениям отношусь враждебно и не могу понять этой страсти у нашего военного ведомства менять старые, опытом добытые результаты на новые неисследованные. По-моему, в военном деле, прежде всего, следует быть консерватором и возможно долее удерживать старые традиции и порядки, для этого, разумеется, не нужно снова вводить шпицрутены или опять взяться за кремневые ружья. Нет, на все есть своя мера!
28 февраля
Мое счастие, что у меня последствий от попоек на следующий день не бывает. Напротив, я себя чувствую лучше и как-то возбужденным! В час имел 14-е заседание Особого Комитета, из-за чего опоздал на выставку передвижников, куда Папá и Мамá поехали раньше меня. Там я купил 2 картины. В общем, выставка хороша, хотя ничего замечательного нет.
Матильда Кшесинская. [1912]
Фотограф Е. Мрозовская
5 марта
Встал в 11 ½ совершенно свежим. Должен был ехать завтракать у Зины[323], но Мамá не пустила, так как она меня почти не видит, так много я шатаюсь. Но это не мое мнение: мне кажется, в мои годы так и следует!
10 марта
В 8 час. отправился в Театральное училище, где видел хороший спектакль драматических классов и балет. За ужином сидел с воспитанницами как прежде; только очень недоставало маленькой Кшесинской!
11 марта
Вечер провел чудесным образом: отправился в новое для меня место, к сестрам Кшесинским. Они страшно удивились увидеть меня у них. Просидел с ними более 2-х часов, болтали обо всем без умолку. К несчастью, у моей бедной маленькой болел прав[ый] глаз, который был перевязан и кроме того нога не совсем здорова. Но радость была обоюдная – большая! Выпив чаю, простился с ними и приехал домой к часу. Славно провел последний день моего пребывания в Питере втроем с такими лицами!
23 марта
Поехал в Петербург с П. А. Черевиным[324] – на четыре дня! <…> В 11 час. отправился к моим друзьям Кшесинским. Провел с ними время весело и по-домашнему; старшая играла на фортепиано, а я болтал с младшей. Прекрасный вечер!