Теперь все немного успокоилось – жизнь пошла совсем новая для меня. Я не могу достаточно благодарить Бога за то сокровище, какое Он послал мне в моей жене. Я неизмеримо счастлив с моей душкой Аликс и чувствую, что так же счастливо доживем мы оба до конца жизни нашей. Но зато Господь дал мне нести и тяжелый крест; надежда на Его помощь и светлый пример незабвенного Папá помогут мне служить и трудиться на пользу и славу нашей дорогой родины! Свободного времени очень мало, всегда приходится читать доклады и принимать без конца! Что же делать?57
Дневник Николая II
22 ноября. Царское Село
В 3 часа Аликс и я уехали в Царское. <…> Начало морозить, когда подъехали к Александр[овскому] дворцу. Я живу в своих старых комнатах, а моя Аликс в комн[ате] Мамá. Невыразимо приятно прожить спокойно, не видя никого – целый день и ночь вдвоем!
23 ноября
Странно было провести ночь в спальне дорогих Папá и Мамá, в кот[орой] я родился.
25 ноября
Словами не описать, что за блаженство – жизнь вдвоем в таком хорошем месте, как Царское!
26 ноября
Получили вчера телеграмму от милой Мамá о том, что мы можем остаться тут еще один день. Блаженство мое беспредельное – очень грустно покинуть Царское, которое стало нам обоим таким дорогим местом: в первый раз после свадьбы оставались одни и жили действительно душа в душу.
[Вставка – запись рукой императрицы Александры Федоровны]
Я никогда не могла поверить, что в этом мире возможно такое совершенное счастье, такое чувство единения между двумя смертными созданиями. Я люблю тебя – в этих трех словах моя жизнь. (Англ.)
27 ноября. С.-Петербург
В последний раз гулял с моей душкой женой по парку. Выпив чаю, покинули Александровский дворец и отправились в Петербург; приехали в Аничков около 6 ч. Мамá и т. Аликс кончили чай.
[Вставка – запись рукой императрицы Александры Федоровны]
Нет больше разлук. Наконец мы вместе, связаны на всю жизнь. И когда эта жизнь закончится, мы снова встретимся в другом мире, чтобы остаться друг с другом навсегда. (Англ.)
1 декабря
В 3 ч. поехал с Аликс в Зимний, где выбирали образцы мебели и материи для нашей будущей квартиры; затем осматривали тоже мои японские, китайские и индийские вещи.
Дневник великого князя Константина Константиновича
7 декабря. С.-Петербург
Государь, возвращаясь с приема из парадных комнат, застал меня у дверей своего кабинета внизу. Он сказал, что его положение трудно. Я напомнил ему статью Тихомирова[401], который, говоря о трудности и важности дома самодержавного государя, прибавляет, что Бог, избирая царя, дает ему и силы.
Я спрашивал, слышал ли он советы от отца перед кончиной? Ники ответил, что отец ни разу не намекнул ему о предстоящих обязанностях. Перед исповедью о. Янышев спрашивал умиравшего Государя, говорил ли он с наследником? Государь ответил: «Нет; он сам все знает». Ники прибавил, что и ранее, посылая его за границу, к чужестранным дворам, отец никогда не давал ему наставлений и предоставлял действовать как вздумается; что от этого ему бывало и легче, и труднее.
Дневник Николая II
14 декабря. Царское Село
Сегодня месяц, что мы женаты, – странно, а я еще едва только начинаю привыкать к этой мысли. Любовь моя к Аликс продолжает расти!
31 декабря. С.-Петербург
Тяжело было стоять в церкви при мысли о той страшной перемене, кот[орая] случилась в этом году. Но, уповая на Бога, я без страха смотрю на наступающий год – потому что для меня худшее случилось, именно то, чего я так боялся всю жизнь! Вместе с таким непоправимым горем Господь наградил меня также и счастьем, о каком я не мог даже мечтать, – дав мне Аликс!
1895
Начало царствования – «работы по горло». Тревога Вильгельма II по поводу дружбы России и Франции. Рождение первой дочери, великой княжны Ольги Николаевны. «Блаженное состояние» отцовства
Дневник Николая II
17 января. С.-Петербург
Утомительный день! В 12 ½ поехал с Аликс в Зимний. Завтракали у Ксении и Сандро. Был в страшных эмоциях перед тем, чтоб войти в Николаевскую залу к депутациям от дворянств, земств и городских обществ, которым я сказал речь 58. Потом начался прием депутаций, каждой в отдельности в Концертн[ой зале]. Приехали домой в 4 ч. Гулял в саду с д. Сергеем.
Письмо Николая II брату великому князю Георгию Александровичу
23 января. С.-Петербург
Работы у меня по горло, но, благодаря Бога, я с нею справляюсь довольно легко. Приемы только – по средам и пятницам – доедают меня! Я помню, как дорогой Папá их не терпел – как я его понимаю теперь! Да, тяжело переламывать себя, когда прежде все мои помыслы только и тянуло к военной службе, без различия родов оружия; одну ее я обожал, ей одной я был душою предан!
Помимо всего прочего, это сознание, что я навсегда оторван от близкой жизни с войсками, прибавило немало горечи к моей тяжелой участи. Но довольно об этом – мне следует не роптать, а благодарить Господа за то счастье, которым он наделил вторую половину моей жизни, за то сокровище, которое я называю своею женою. Она и Мамá составляют мое утешение, мою надежду, мой покой! Что было бы без Аликс – подумать страшно!
Дневник Николая II
13 февраля. С.-Петербург
В этом году никакой разницы для нас нет между масленицей и постом, все так же тихо, только теперь, разумеется, дважды ходим в церковь. Настроение такое, что молиться очень хочется, само просится – в церкви, в молитве – единственное, самое великое утешение на земле!
Письмо Николая II дяде великому князю Сергею Александровичу
10 апреля. С.-Петербург
Милый дядя Сергей,
Во-первых, мне следует от души поблагодарить тебя за твое письмо; но тебе известно, как у меня занято почти все время, и потому, вероятно, простишь мою невежливость. Хотя я знаю, что незабвенный дорогой Папá даже среди своих трудов всегда отвечал на получаемые им письма, так что для меня это же количество работы не должно бы служить предлогом. Но… я так недавно женился, еще на днях вкусил начала блаженства на земле – совместной жизни с горячо любимым существом – удивительно ли, что те два или три свободных часа, какие мне остаются в течение дня, – я их всецело посвящаю своей душке жене?
Иногда, я должен сознаться, слезы навертываются на глаза при мысли о том, какою спокойною, чудною жизнь могла быть для меня еще на много лет, если бы не 20 октября! Но эти слезы показывают слабость человеческую, это слезы сожаления над самим собою, и я стараюсь как можно скорее их прогнать и нести безропотно свое тяжкое и ответственное служение России.
Дневник Николая II
27 мая. Петергоф
Приехали в Петергоф в 4 часа. С радостными и горестными чувствами въехал я в милую Александрию и вошел в наш дом у моря. Так странно кажется жить здесь со своей женой. Хотя места тут в обрезе, но комнаты прелестные, и помещение идеальное. Замечательно красиво отделана новая комната (Аликс) внизу у столовой. Но главная краса всего дома – это близость моря! Много возился с разборкой вещей. Мою уборную я оставил в прежней своей спальне.
6 июня
Случилось удивительное происшествие: нашествие клопов в спальне и уборной Аликс. Ничего не оставалось сделать, как переселиться совсем наверх, а в тех двух комнатах вынести все и снять ковры и обои. Виною всему ласточкины гнезда под карнизами; их, к сожалению, пришлось снять, т. к. они оказались наполненными клопами!
Письма кайзера Вильгельм II императору Николаю II
14 (26) сентября. Роминген[402]
Милейший Ники,
В то время как твои офицеры получают знаки отличия и Лобанову[403] устраиваются овации, до ушей моего атташе доносятся далеко не лестные замечания; все это создает здесь тягостное настроение и производит впечатление, что Россия отнеслась бы сочувственно к тому, если бы Франция, в расчете на помощь России, напала на Германию. Эта серьезная опасность заставит меня значительно увеличить мою армию, для того чтобы быть в состоянии противостоять такому страшному неравенству сил. Хотя это будет для нас очень тяжелым финансовым бременем, народ мой ни на минуту не поколеблется перед необходимостью обеспечить свою безопасность. Я прекрасно знаю, что ты лично и не думаешь нападать на нас, но ты не можешь, однако, удивляться тому, что европейские державы встревожены, видя, как официальное присутствие твоих офицеров и высших сановников во Франции разжигает страсти пылких французов и способствует делу шовинизма и реванша. Видит Бог, что я делал все, что в моих силах, для сохранения мира в Европе, но если Франция будет продолжать в мирное время открыто или тайно подстрекать, попирая все нормы международного права и порядка, то в один прекрасный день, дорогой мой Ники, ты, хочешь не хочешь, окажешься внезапно вовлеченным в самую ужасную войну, какой еще не видела Европа! И возможно, что люди и история возложат ответственность за это на тебя. Не сердись, пожалуйста, если я неумышленно обидел тебя, но я считаю своим долгом перед нашими двумя странами и перед тобой, как моим другом, писать откровенно. Уединение и отстранение от общества, связанное с твоим глубоким трауром, лишает тебя возможности встречаться с людьми и входить в подробности происходящего – в кулуарах. Подумай об ужасной ответственности за кровопролитие!
13 (26) октября. Потсдам
Меня тревожит не сам факт договора или дружбы между Россией и Францией (каждый государь – единственный блюститель интересов своей страны, определяющий свой политический курс), а опасность для нашего монархического принципа именно той формы проявления дружеских отношений, которая возводит на пьедестал Республику. Постоянное появление на смотрах войск, похоронах, обедах, скачках принцев, великих князей, государственных деятелей, генералов «в полном параде» вместе с главой республики или в его окружении позволяет республиканцам верить, что они прекрасные, честные люди, в обществе которых принцы вполне могут чувствовать себя легко и непринужден