Дневник Николая II
14 мая. Москва
Великий, торжественный, но тяжкий в нравственном смысле для Аликс, Мамá и меня день! С 8 ч. утра были на ногах; а наше шествие тронулось только в ½ 10. Погода стояла, к счастью, дивная; Красное Крыльцо представляло сияющий вид. Все, что произошло в Успенском соборе, хотя и кажется настоящим сном, но не забывается во всю жизнь!!!
18 мая
До сих пор все шло, слава Богу, как по маслу, а сегодня случился великий грех. Толпа, ночевавшая на Ходынском поле в ожидании раздачи обеда и кружки 59, наперла на постройки, и тут произошла страшная давка, причем, ужасно прибавить, потоптано около 1300 человек!! Отвратительное впечатление осталось от этого известия. В 12 ½ завтракали, и затем Аликс и я отправились на Ходынку на присутствование на этом печальном «народном празднике». Собственно, там ничего не было; смотрели из павильона на громадную толпу, окружавшую эстраду, на которой музыка все время играла гимн и «Славься». Обедали у Мамá в 8 часов. Поехали на бал к Мontebello[413]. Было очень красиво устроено, но жара стояла невыносимая. После ужина уехали в 2 часа.
Жертвы Ходынской катастрофы. [18 мая 1896]
Фотограф F. Kratky Kolin
Дневник великой княгини Ксении Александровны
18 мая. Москва
Кошмарный день! Вчера уж к вечеру целая масса народу валила со всех сторон на Ходынку – для сегодняшнего народного праздника – и сегодня рано утром вся эта толпа хлынула к месту раздачи угощения. От этой ужаснейшей давки и сильного натиска была раздавлена до смерти масса людей – в том числе, конечно, и дети. Говорят, что число убитых к вечеру уже доросло до 1400, но Ники донесли, что 360, а раненых около 1000. Конечно, только об этом и думали и говорили весь день. Сидела немного у Мамá утром. В это время мы еще ничего не знали, а перед завтраком дядя Сергей и полицмейстер донесли об этом Ники.
В 1 ½ поехали в Петровское на праздник! Хорош праздник! Пыль жестокая. В павильоне масса народу – все Августейшие особы!
Внизу только одна огромная толпа, и оркестр, и хор. 4 раза сыграли гимн, а потом «Славься» без конца! На душе было грустно и тяжело. Пока мы были там, увезли еще фуру с убитыми! Ужас! Ура все-таки было чудное!
В 10 ¼ поехали на бал к Montebello. Конечно, мы были расстроены и совсем не в подобающем расположении духа! Ники и Аликс хотели уехать через полчаса, но милые дядюшки (Сергей и Владимир) умоляли их остаться, сказав, что это только сентиментальность («поменьше сентиментальности!»), и сделали скверное впечатление! Вздор! Бедные Н[ики] и A[ликс] были совсем грустные, конечно 60.
Дневник великого князя Константина Константиновича
19 мая. Москва
Больно подумать, что светлые торжества коронования омрачились вчерашним ужасным несчастьем: более 1000 человек погибло утром перед народным праздником.
Еще больнее, что нет единодушия во взглядах на это несчастие: казалось бы, генерал-губернатор должен явиться главным ответчиком и, пораженный скорбию, не утаивать или замалчивать происшествие, а представить его во всем ужасе. Между тем это не совсем так. Вчера вечером Государь, узнав, что погибло 300 человек – истинное число пострадавших еще не было ему известно, – вышел к обеду заплаканный и глубоко расстроенный. Я слышал это от очевидца – Сандро. Государь не хотел было ехать на французский бал, но его убедили показаться там хотя бы на один час; и что же: на балу Владимир, Алексей и сам Сергей упросили Государя остаться ужинать, т. к. отъезд с бала показался бы «сантиментальничаньем».
И Государь уехал с бала после ужина, в 2 часа. Казалось бы, следовало бы Сергею отменить бал у себя, назначенный на завтра, но этого не будет. Казалось бы, узнав о несчастии, он должен бы был сейчас же поехать на место происшествия – этого не было. Я его люблю, и мне больно за него, что я не могу не примкнуть к порицаниям Михайловичей. Я разделяю их мнение вопреки взглядам дядей Государя.
Сегодня Их Величества посетили в больнице раненых. За обедней во дворцовой церкви Рождества Пресвятой Богородицы по приказанию Государя на эктении и литии поминали «верноподданных царевых, нечаянно живот свой положивших». Царь отпускает по 1000 р[ублей] семьям пострадавших.
Письмо вдовствующей императрицы великому князю Георгию Александровичу
30 мая. Гатчина
Наконец-то, я счастлива, оттого что все это уже позади. Я благодарна Богу за то, что Он помог мне справиться с моими собственными чувствами, и за то, что Он помог мне выполнить этот страшный, но священный долг – присутствовать на короновании моего дорогого Ники и помолиться за него и рядом с ним в этот самый большой и важный момент, самый серьезный в его жизни. У него был такой трогательный и проникновенный вид, что я этого никогда не забуду. Я видела в его добрых дорогих глазах все, что происходило в то время в его душе, и я почувствовала необходимость своего присутствия несмотря на то, что это стоило мне неописуемых переживаний, почти разрывавших мое сердце. <…> Ужасная катастрофа на народном празднике, с этими массовыми жертвами, опустила как бы черную вуаль на все это хорошее время. Это было такое несчастье во всех отношениях, превратившее в игру все человеческие страсти[414].
Дневник великого князя Константина Константиновича
9 июня. Павловск
В три дня Государь трижды изменил свое мнение. Сперва он согласился с доводами министра юстиции Муравьева[415], который, как говорят, хотел устроить следствие таким образом, чтобы выгородить и московское генерал-губернаторство, и министерство Двора. Затем Воронцов[416] предложил Государю назначение Палена[417] для следствия. Государь с радостью согласился. Наконец он отказался от своего намерения, когда Владимир и его братья объявили, что в случае назначения гр[афа] Палена, все они подадут к отчислению от занимаемых ими должностей. Это что-то возмутительное: позволить себе в самодержавном государстве объявлять Государю какой-то ультиматум, стращать, запугивать!! О, если б Государь был построже и потверже!
2 июля
Мне больно было заметить, что между императрицей и ее невесткой рождаются глухие неудовольствия. Я все больше утверждаюсь в мнении, что у Государя мало решимости. Он легко поддается влиянию того, кто последний ему высказал ту или другую мысль. Императрица Мария Федоровна, так же, как и мы все, глубоко скорбит, что он подписал рескрипт Палену, а потом взял его назад. О, как все это меня печалит и смущает!
12 июля
Говорили мы с Сергеем Михайловичем об императоре. Сергей сказал, что хорошо его изучил, когда он еще был наследником, и очень его любит. Его нерешительность и недостаток твердости Сергей приписывает воспитанию; он подтвердил мое мнение: никто, собственно говоря, не имеет на Ники постоянного влияния; но, к несчастию, он подчиняется последнему высказанному ему взгляду. Это свойство соглашаться с последним услышанным мнением, вероятно, будет усиливаться с годами. Как больно, и страшно, и опасно!
Дневник Николая II
24 сентября. Париж
Проснулись с чудной погодой. В 9ч. прибыли в Версаль и тут пересели в президентский поезд. К 10час. прибыли в Париж. Почетный караул от Garde Républicaine[418], все министры, добавочная наша свита и много знакомых встретили нас в устроенном нарочно шатре. Отправились в 4-х местн[ом] ландо с Фор[ом][419] втроем с большим конвоем кирасир. По всему пути стояли войска. Встречу населения Парижа могу только сравнить с въездом в Москву, так она была задушевна и трогательна!61
Письмо Николая II великому князю Сергею Александровичу
25 ноября. Царское Село
Дорогой дядя Сергей,
Очень тебе благодарен за твои два обстоятельных письма, которые подтвердили вполне ту картину об университетских беспорядках, уже известную мне из докладов Министерства внутренних дел и юстиции. От Министерства народного просвещения мне пока ничего не известно. Я вполне одобряю все твои распоряжения и действия университетского начальства. Разумеется, решительными и дружными мерами и одною и тою же системою «без колебаний» только и можно рассчитывать на верный успех 62.
В здешнем университете пока все спокойно, хотя Муравьев предсказывает возможность отголоска московских волнений. Невольно с досадой и даже завистью думаешь о мудрой постановке высшего образования в Англии – в университетах никаких историй, каждый учится, сколько ему нужно, а главное, постоянно занимаются физическим развитием молодого поколения, в чем они тысячу раз правы! Потому что государству нужны дельные и здоровые работники, а не изможденные и телом и душою существа, вырванные из своей среды и не знающие, к чему руки приложить. Это сильно наболевшее в России место, которое потребует много настойчивого труда, чтобы правильно и логично его разрешить. Оттого и происходит то грустное явление, что учащаяся молодежь дает себя так легко сбивать на ложный и глупый путь, толкаемая и ведомая по нему несколькими десятками подлецов и негодяев!
Письмо Николая II великому князю Владимиру Александровичу
26 ноября. Царское Село
Во всем этом инциденте виновата моя доброта. Да, я на этом настаиваю, моя доброта, моя глупая доброта. Чтобы только не ссориться и не портить семейных отношений, я постоянно уступаю и, в конце концов, остаюсь болваном без воли и характера. Теперь я тебя не только прошу, но и предписываю исполнить мою прежнюю волю, войти по команде с представлением о назначении кн[язя] Оболенского командиром Гвард[ейского] корпуса, а Евгения