Сколько пленных мы снова взяли! Теперь это должно так и пойти.
6 апреля
Итак, я попрошу нашего Друга особенно помолиться там за тебя – но, прости меня, – Николаша не должен сопровождать тебя, ты должен быть главным, когда едешь первый раз. Ты, без сомнения, сочтешь меня старой дурой, но если другие не думают об этом, то должна думать я. Наш Друг считал бы, что, в сущности, было бы лучше тебе поехать после войны в завоеванную страну, я просто упоминаю об этом.
8 апреля
Мои молитвы и благодарные мысли, полные глубочайшей любви, с нежностью витают вокруг тебя в эту дорогую годовщину! Как летит время! Уже 21 год! Знаешь, что я сохранила серое платье «princesse», в котором была в то утро? И надену твою дорогую брошь. Боже мой, как много мы пережили за эти годы – тяжкие испытания повсюду, но дома, в нашем гнезде, ярко светит солнце!
Дневник Николая II
10 апреля. В поезде
Вернулся в поезд и продолжал путь на Перемышль, куда прибыл в 7 час. <…>
Итак, я попал в Перемышль, по милости Божией, через месяц и два дня после его падения 149. Масса сильных впечатлений.
27 апреля. Царское Село
Вечер провели у Ани с Григорием.
4 мая
После обеда видел Григория, кот[рый] благословил на дорогу.
Письма императрицы Александры Федоровны Николаю II150
4 мая. Царское Село
Будь тверд, любовь моя, настаивай на своем, дай другим почувствовать, что ты знаешь, чего хочешь. Помни, что ты император и что другие не смеют брать на себя так много – начиная с мелочей, как в истории с Ностицем[560]. Он в твоей свите, и поэтому Николаша абсолютно не вправе отдавать приказы, не спросив сперва твоего согласия. Если бы ты сделал что-либо подобное с кем-нибудь из его адъютантов, не предупредив его, какой бы он поднял скандал, разыграл бы обиженного и т. п. Нельзя без полной уверенности разрушать таким образом всю карьеру человека.
Я вмешиваюсь в вещи, которые меня не касаются, но это только намек (и это ведь твой полк, так что ты можешь назначить туда кого хочешь).
Позаботься, чтобы эти истории с евреями были тщательно расследованы, без излишних скандалов, чтобы не вызывать беспорядков по всей стране.
10 июня
С тяжелым сердцем я провожаю тебя на этот раз 151 – все так серьезно и как раз сейчас особенно болезненно, и я жажду быть с тобой, разделять твои заботы и тревоги. Ты так мужественно сам все переносишь, позволь мне помочь тебе, мое сокровище. Наверное, женщина может как-то помогать и быть полезной. Мне так хочется облегчить твои заботы. А эти министры ссорятся между собой в такое время, когда должны были бы дружно работать, забывая личные обиды, во благо своего монарха и страны. Меня они приводят в бешенство. Иначе говоря, это предательство, ведь народ знает, народ чувствует, что в правительстве разлад, а левые этим пользуются. Если бы ты только мог быть строгим, любовь моя, это так необходимо. Они должны слышать твой голос, видеть неудовольствие в твоих глазах. Они слишком привыкли к твоей мягкой всепрощающей доброте.
В такое время, какое мы переживаем, необходимо, чтобы ты поднял свой голос, выражая протест и неодобрение, когда они продолжают не повиноваться твоим приказаниям, когда они медлят с их исполнением. Они должны научиться трепетать перед тобой – помнишь, то же самое говорили мсье Philippe и Григорий. Ты должен просто приказывать, что должно быть выполнено, не спрашивая, возможно ли это (ты ведь никогда не потребуешь чего-либо непомерного или безрассудного). Если есть воля, найдется и способ, и все они должны понять, что ты настаиваешь на скором исполнении твоего желания. Только не спрашивай, а прямо приказывай, будь энергичен ради своей страны!
То же самое с вопросом, который наш Друг так близко принимает к сердцу и который важнее всех других для внутреннего мира в стране, – отказ от призыва Второго разряда. Если приказ уже отдан, ты должен сказать Н[иколаше], что ты настаиваешь на его отмене – твоим именем отложить. Этот милостивый акт должен исходить от тебя – не слушай никаких отговорок (я уверена, что это было сделано ненамеренно, вследствие незнания положения в стране). Поэтому наш Друг боится твоего пребывания в Ставке, где все приходят к тебе со своими объяснениями, и, хотя твое мнение было правильное, ты невольно им уступаешь. Помни, что ты царствуешь уже давно, и у тебя больше опыта, чем у них. Николаше приходится думать только об армии и об ее успехе, а ты уже долгие годы несешь ответственность за все внутренние проблемы. Если он делает ошибки (после войны он – никто), то исправлять их придется тебе. Нет, слушайся только нашего Друга, верь ему. Он принимает близко к сердцу твои интересы и интересы русских. Не зря же Бог его нам послал – но мы должны внимательнее слушать, что он говорит. Его слова не легкомысленно сказаны. Очень важны не только его молитвы, но и его совет. Министры не подумали сказать тебе, что это роковой шаг, а он сказал.
Как тяжко, что я не с тобой, не могу обо всем спокойно поговорить и помочь тебе быть твердым. Буду все время следовать за тобой, буду рядом с тобой в мыслях и молитвах. Пусть Бог благословит и хранит тебя, мой храбрый, терпеливый, скромный. Осыпаю твое милое лицо бесконечными нежными поцелуями. Люблю тебя несказанно, мое родное солнышко и радость. Благословляю тебя.
16 июня. Царское Село
Я абсолютно не доверяю Николаше – я знаю, что он далеко не умен и пошел против божьего человека, так что ни его дела не могут быть угодны Богу, ни его советы правильны.
Когда Григорий вчера услышал в городе перед отъездом, что Самарин назначен[561] – это уже стало известно,– он был в полном отчаянии, так как он в последний вечер, когда был здесь неделю назад, умолял, чтобы ты не заменял им Саблера[562] теперь, и говорил, что скоро может найтись нужный человек. А теперь московская банда опутает нас, как паутина. Враги нашего Друга – наши враги, и Щербатов[563], я уверена, будет с ними заодно. Прости, что пишу все это, но я чувствую себя такой несчастной, с тех пор как услышала об этом, и не могу успокоиться. Я вижу теперь, почему Григорий не хотел, чтобы ты ехал туда,– здесь я могла бы тебе помогать. Они боятся моего влияния. Это сказал Григорий (не мне) и Воейков[564], потому что они знают, что у меня сильная воля и что я скорее увижу их насквозь и помогу тебе быть твердым. Я бы все испробовала, чтобы переубедить тебя, если бы ты был здесь, и, думаю, Господь помог бы мне, и ты вспомнил бы слова нашего Друга. Когда он говорит не делать чего-либо, а его не слушают, то потом убеждаются, что ошиблись. Но если только он примет назначение, Николаша постарается обвести его вокруг пальца и настроить против нашего Друга, это тактика Николаши.
Умоляю тебя при первой же беседе с Самариным говорить с ним очень твердо – сделай это, любовь моя, ради России – не будет России благословения, если ее монарх допустит преследование человека, посланного Богом ему в помощь, я уверена в этом.
Скажи ему строго, сильным, решительным голосом, что ты запрещаешь какие бы то ни было интриги против нашего Друга, разговоры о нем или малейшие преследования, иначе ты его не будешь держать. Скажи, что настоящий слуга не смеет идти против человека, которого почитает и уважает его Государь.
Ты знаешь, какую дурную роль играет Москва, скажи ему обо всем, скажи, что его близкий друг С. И. Тютчева распространяет ложь о детях, повтори это и что ее ядовитое вранье приносит много вреда, и ты не позволишь, чтобы это продолжалось.
Тебе известно, что значит для меня эта война во всех смыслах и что божьему человеку, который беспрестанно молится за тебя, могут снова угрожать преследования – Бог не простит нам слабости и греха, если мы не защитим его. Ты знаешь, как Николаша ненавидит Григория.
17 июня
Женушка должна была бы посылать тебе веселые и радостные письма, но это трудно, так как я чувствую себя эти дни более чем подавленной и унылой – столь многое меня удручает. Теперь в августе должна открыться Дума, а наш Друг несколько раз просил тебя оттянуть это насколько возможно, так как все они должны заниматься своим делом, а здесь они будут вмешиваться и говорить о вещах, которые их не касаются. Никогда не забывай, что ты – самодержавный император, и им должен остаться, мы не готовы к конституционному правлению. Никто не знает, кто теперь император, тебе приходится мчаться в Ставку и там собирать своих министров, как будто ты не мог бы один собрать их здесь, как в прошлую среду.
Похоже, что Николаша все решает, выбирает, меняет152. Это меня совершенно убивает. Тебя опять очень долго нет здесь, а Григорий просил, чтоб этого не было, – когда все делается против его воли, мое сердце обливается кровью от тоски и страха. О, сохранить и защитить тебя от новых тревог и страданий! Приходится переносить больше, чем сердце может вынести.
25 июня
Россия, слава Богу, не конституционное государство, хотя эти твари пытаются играть какую-то роль и вмешиваться в дела, в которые не смеют вмешиваться. Не позволяй им давить на тебя – страшно им уступать, они поднимут голову.
Боюсь, мои письма тебя сердят и беспокоят – но я одна со своими страданиями и тревогой и не могу скрыть то, что считаю своим долгом сказать тебе.
Николаша знает мою волю и страшится моего влияния на тебя (руководимого Григорием), это ясно.
Письмо короля Великобритании Георга V императору Николаю II
8 (21) августа. Виндзор
Мой дорогой Ники,