186
22 августа
Такой же дивный день. Досада берет, что в такую погоду нельзя делать прогулки по берегам реки или в лесу!187
24 августа
Плохие известия с фронта, к сожалению, подтвердились; сегодня узнали, что Рига оставлена и что наши войска далеко отступили на сев[еро]-восток.
26 августа
Работал в саду. Алексей пролежал с простудой и болью в ухе <…> С фронта известий мало, газеты приходят на шестой день.
29 августа
После обеда прочитали телеграммы о том, что ген [ерал] Корнилов провозгласил себя диктатором, а в другой, что он смещен с должн[ости] Верх[овного] Глав[нокомандующего], а на его место назначен ген[ерал] Клембовский.
1 сентября
Прибыл новый комиссар от Врем[енного] прав[ительства] Панкратов и поселился в свитском доме с помощником своим, каким-то растрепанным прапорщиком. На вид – рабочий или бедный учитель. Он будет цензором нашей переписки.
Дневник Николая II
4 сентября. Тобольск
Великолепный летний день. Много были на воздухе. Последние дни принесли большую неприятность в смысле отсутствия канализации. Нижний WC заливался мерзостями из верхних WC, поэтому пришлось прекратить посещение сих мест и воздерживаться от ванн; все оттого, что выгребные ямы малы и что никто не желал их чистить. Заставил E. С. Боткина привлечь на это внимание комиссара Панкрат[ова], кот[орый] пришел в некий ужас от здешних порядков.
5 сентября
Телеграммы приходят сюда два раза в день; многие составлены так неясно, что верить им трудно. Видно, в Петрограде неразбериха большая, опять перемена в составе прав[ительст]ва. По-видимому, из предприятия ген[ерала] Корнилова ничего не вышло, он сам и примкнувшие генералы и офицеры большею частью арестованы, а части войск, шедшие на Петроград, отправляются обратно 188. Погода стояла чудная, жаркая.
22 сентября
На днях прибыл наш добрый бар[он] Боде с грузом дополнительных предметов для хозяйства и некоторых наших вещей из Ц[арского] Села.
23 сентября
Между этими вещами были три-четыре ящика с винами, о чем проведали солдаты здешней дружины, и вот днем из-за этого загорелся сыр-бор. Они стали требовать уничтожения всех бутылок в Корниловском доме[666]. После долгого увещевания со стороны комиссара и др. было решено все вино отвезти и вылить в Иртыш. Отъезд телеги с ящиками вина, на кот[ором] сидел помощник комиссара с топором в руках и с целым конвоем вооруженных стрелков сзади, мы видели из окон перед чаем.
25 сентября
Во время нашей прогулки комендант, поганый помощник комиссара прапорщ[ик] Никольский и трое[667] комитетских стрелка осматривали помещения нашего дома с целью отыскать вино. Не найдя ничего, они вышли через полчаса и удалились.
29 сентября
На днях Е. С. Боткин получил от Керенского бумагу, из которой мы узнали, что прогулки за городом нам разрешены. На вопрос Боткина, когда они могут начаться, Панкратов – поганец – ответил, что теперь о них не может быть речи из-за какой-то непонятной боязни за нашу безопасность. Все были этим ответом до крайности возмущены.
10 октября
Приехавшая сюда два дня тому назад Клавдия Михайловна Битнер[668] передала мне письмо от Ксении.
Письмо великой княгини Ксении Александровны Николаю II
[Без даты]. Ай-Тодор
Дорогой мой, родной, какая была радость увидеть твой почерк. Не знаю, что бы дала, чтобы видеть – быть с вами. Так завидую брату, хотя свидание было при свидетелях, но все же: Я просила еще в марте, но меня не пустили, хотя обещали и даже письмо не передали… Все с вами разделяем мысленно и душою и горячо за вас и за тебя, в особенности, молимся. Господь все видит, все знает, и он поможет. <…> Хочется верить, что Россия поправится и возродится, но пока этого не видно, увы! А что сделали с нашей несравненной армией! Бедное Христолюбивое – за что все это? Стоят жаркие дни с приятным бризом, а у ворот – товарищи (черноморцы) без всякой выправки, и на воинских чинов не похожи! Больно и глазу, и сердцу! То позволяют всюду ездить (с их ведома), то снова просят не выезжать. Обещают разные льготы, – но мы это уже слышим месяцами! <…> Какой грех, что была дана надежда приехать в Л[ивадию]. Столько хочется сказать, что на душе, но, увы! Невозможно.
Письмо вдовствующей императрицы Марии Федоровны королеве Греции Ольге Константиновне
Ай-Тодор. Без даты [начато 8 октября]
Намедни испытала огромную радость, получив письмо от моего дорогого Н[ики], которое так обнадежило меня. Письмо доставило мне громадную радость, но и потрясло меня до глубины души. Он ни на что не жалуется, разве на то, что они мало двигаются. Им никуда нельзя выходить, и они могут сделать лишь несколько шагов на площадке между домом и забором. Так больно, ведь они обращаются с ним как с пойманным преступником! Как жаль его и ни в чем не повинных детей! У меня сердце сжимается, когда [думаю] о них.
Дом в Тобольске, где содержалась семья Романовых.
[Конец 1917 г. – нач. 1918 г.]
Дневник Николая II
17 ноября
Такая же неприятная погода с пронизывающим ветром. Тошно читать описания в газетах того, что произошло две недели тому назад в Петрограде и в Москве!189 Гораздо хуже и позорнее событий Смутного времени.
18 ноября
Получилось невероятнейшее известие о том, что какие-то трое парламентеров нашей 5-й армии ездили к германцам впереди Двинска и подписали предварительные с ними условия перемирия!190 Подобного кошмара я никак не ожидал. Как у этих подлецов большевиков хватило нахальства исполнить их заветную мечту предложить неприятелю заключить мир, не спрашивая мнения народа, и в то время, что противником занята большая полоса страны?
Письмо вдовствующей императрицы Марии Федоровны Николаю II
21 ноября. Ай-Тодор
Слава Богу, что вы все здоровы и, по крайней мере, живете уютно и все вместе. Вот уже год прошел, что ты и милый Алексей были у меня в Киеве. Кто мог тогда думать, что ожидает, и что мы должны пережить! Просто не верится! Я только живу воспоминаниями счастливого прошлого и стараюсь забыть, если возможно, теперешний кошмар. <…> Я ужасно сожалею, что тебя не пускают гулять, знаю, как это тебе и милым детям необходимо, просто непонятная жестокость! <…>
6 декабря[669]
Все мои мысли с тобой, мой дорогой Ники, шлю тебе самые лучшие пожелания. Да хранит тебя Господь и даст тебе силу и душевный мир и да не позволит Он погибнуть России!
Продовольственная карточка
Тоб[ольский] город[ской] продов[ольственный] ком[итет]
№ 54
Фамилия Романов
Имя Николай
Отчество Александрович
Звание Экс-Император
Улица «Свобода»
№ дома
Состав семьи семь
Подпись выдавшего карточку
Председатель комитетаТарасов
Октябрь Ноябрь
Крупчатка 5 пудов 10 фунтов Крупчатка Ржаная 5 пудов 10 фунтов
Ржаная
Масло 7 фунтов
Соль
Свечи
Сахар 10,5 фунтов Сахар 7,5 фунтов
Мыло
Крупа
Овес
Правила
1) Владелец карточки получает продукты только при предъявлении ее в городской лавке или лавке кооператива «Самосознание».
2) В случае утраты карточки владелец лишается права на получение дубликата, если официальными данными не докажет утрату.
3) Нормы выдачи продуктов и цены вывешены в лавках.
4) Передача карточки другому лицу воспрещается.
Дневник Николая II
26 ноября. Тобольск
Сегодня Георгиевский праздник. Для кавалеров город устроил обед и прочие увеселения в народном доме. Но в составе нашего караула от 2-го полка было несколько Георг[иевских] кавал[еров], кот[орых] их товарищи не кавалеры не пожелали подсменить, а заставили идти по наряду на службу – даже в такой день! Свобода!!! Гуляли долго и много, погода мягкая.
Письмо великой княгини Ксении Александровны Николаю II
30 ноября. Ай-Тодор
Так интересно все, что ты пишешь про вашу жизнь в Ц[арском]. Сердце сжимается при мысли, через что вы прошли и что пережили и переживаете! На каждом шагу незаслуженные уколы и humiliations[670]. Ничего, ничего, Господь все видит… Только бы вы все были здоровы и благополучны. Иногда все кажется тяжелым кошмаром, и что вот-вот очнешься – и все исчезнет!
Бедная Россия! Что с ней будет? Все пошло прахом, и как не хотят понять, что не сегодня-завтра немцы придут нами править. Что тогда скажут?
Дневник Николая II
6 декабря. Тобольск
Мои именины провели спокойно и не по примеру прежних лет. В 12 час. был отслужен молебен. Стрелки 4-го полка в саду, бывшие в карауле, все поздравили меня, а я их – с полковым праздником. Получил три именинных пирога и послал один из них караулу. Вечером Мария, Алексей и м. Gilliard[671] сыграли очень дружно маленькую пьесу Le fluide de John[672]; много смеху было.
7 декабря
Мороз дошел до 22° с сильным ветром, так что режет лицо; тем не менее исправно выходили и утром, и вечером. В моем кабинете, у дочерей и в зале очень холодно – 10° +, поэтому днем и до ночи сижу в черкеске пластунской. Кончил II том «Всеобщей истории».