Николай II. Дорога на Голгофу — страница 58 из 167

Последнее находит свое подтверждение в ответе советского посла в Берлине А. А. Иоффе, который он дал государственному секретарю иностранных дел Германии Р. фон Кюльману на его вопрос о мерах по обеспечению безопасности Царской Семьи. «Русский представитель, — писал в отчете фон Кюльман, — ответил, что прекрасно осведомлен об этом и разложил телеграфные сообщения, относящиеся к этому делу. Он заверил, что для них очень важно обеспечить сохранность Царской Семьи и доставить ее в подходящее место. Решение о доставке их в Москву также в основном готово, а подготовка к перевозке была прервана после того, как чехословаки преградили железнодорожные пути. Пока Советская республика ничего не может сделать в этом отношении»{566}.

Можно не сомневаться, что «телеграфные сообщения», которые Иоффе показал Кюльману, состояли из телеграмм Яковлева Свердлову и переговоров последнего с Урал советом.

В тот же день 29 апреля в 12 часов 35 минут Белобородов послал Косареву телеграмму, снимающую с Яковлева все обвинения.

Получив долгожданную телеграмму из Екатеринбурга, Свердлов немедленно направился к телеграфному аппарату и передал уральцам следующий вопрос: «Будете ли удовлетворены следующим приказом Яковлеву: Немедленно двигаться в Тюмень. С уральцами сговорились — приняли меры, дали гарантии. Передай весь груз в Тюмени представителю Облисполкома Уральского. Так необходимо. Поезжай вместе, оказывай полное содействие представителю. Задача прежняя. Я полагаю, при таких условиях Вы можете взять на себя всю ответственность. Что скажете?»{567} (Выделено Свердловым. — П. М.)

Белобородов, Сафаров, Дидковский, Хотимский и Преображенский ответили согласием.

После этого Свердлов посылает Яковлеву телеграмму в Омск, где повторяет слово в слово изложенный выше текст, но добавляет одну важную приписку: «Ты выполнил самое главное».

В ответной телеграмме Яковлев еще выдерживает условия игры, еще раз упоминает про Симский горный район и Москву: «Несомненно, я подчиняюсь всем приказаниям центра. Я отвезу багаж туда, куда скажете. Но считаю своим долгом еще раз предупредить Совет Нар. Комиссаров, что опасность вполне основательная (…) Если вы отправите багаж в Симский округ, то вы всегда и свободно можете увезти в Москву или куда хотите. Если же багаж будет отвезен по первому маршруту, то сомневаюсь, удастся ли вам его оттуда вытащить. В этом ни я, ни Гузаков, ни екатеринбуржец Авдеев — никто из нас не сомневается; так же как не сомневаемся в том, что багаж всегда в полной опасности. Итак, предупредивши вас о последствии, снимаем с себя всякую моральную ответственность. Едем по первому маршруту. Сейчас же выезжаем»{568}.

В этой телеграмме примечательно то, что Яковлев упоминает в качестве своего союзника Авдеева, того самого, который был ему поставлен уральцами в качестве соглядатая и который в яковлевских воспоминаниях предстает как один из его врагов. Главное же, что проходит красной нитью через эту телеграмму Яковлева, это мысль о том, что Царь и его близкие обречены в Екатеринбурге на смерть. Яковлев не случайно делает акцент на том, что в Екатеринбурге «багаж будет в постоянной опасности», как бы заранее готовит объяснение будущему злодеянию.

То, что эта телеграмма была частью большой дезинформации, косвенно свидетельствует то обстоятельство, что ей, как и прошлым телеграммам, предшествовал долгий разговор Яковлева по телефону со Свердловым из Омска. Мы это знаем из расшифровки лент разговора В. М. Косарева с Г. И. Сафаровым, состоявшегося 29 апреля 1918 года в 00 час. 20 минут. Суть разговора была следующей:

«Косарев: — Я Косарев.

Сафаров: — Говорит Сафаров. Где поезд № 2?

Косарев: — Яковлев со своим добром прибыл в Омск. Сейчас разговаривает с Москвой.

Сафаров: — Мы тоже говорили уже с Москвой. Вопрос выяснен. Яковлев должен ехать обратно сюда со всем своим добром. Таков приказ председателя ВЦИК и председателя Совнаркома.

Косарев: — Яковлев оказался моим старым знакомым. Мы с ним быстро сговорились и пошли говорить с Москвой. Столкновений не было. От имени Западно-Сибирского комитета Советов прошу вас — уральских работников — не делать сепаратных выступлений и в данном случае точно выполнять наказ Москвы.

Сафаров: — Мы с Москвой уже сговорились. Не мы, а Яковлев обязан немедленно по приказу Москвы повернуть поезд обратно»{569}.

Спрашивается, зачем Яковлеву понадобилась телеграмма Свердлову с разъяснениями по поводу опасности для узников в Екатеринбурге, если он мог все свои соображения высказать Свердлову в телефонном разговоре из Омска?

Как бы там ни было, получив новый приказ Свердлова, Яковлев попрощался с Косаревым и немедленно вернулся в поезд. Ночью 29 апреля поезд с Царской Четой и сопровождающими ее лицами двинулся на Тюмень. В Тюмени его встретил посланный из Екатеринбурга отряд Бусяцкого, а представителем Уральского Совета по сопровождению состава до Екатеринбурга был назначен Заславский. То есть в Тюмени Яковлева встречали именно те люди, которые, по его словам, должны были «уничтожить багаж» на подходе к городу! Но Яковлева это уже не беспокоило. Спектакль был закончен, и поезд неумолимо двигался на Екатеринбург.

Царь с Царицей и их спутники, конечно, не знали о тех маневрах, что предпринимал комиссар Яковлев. Усталые от тяжелой дороги из Тобольска в Тюмень, они легли спать не раздеваясь и проснулись поздним утром[12]. К своему удивлению, они поняли, что состав двигается не в Екатеринбург, а в Омск. Государь понял это по названиям станций. Узники терялись в догадках о причине этого изменения маршрута. «Начали догадываться, — писал Государь в дневнике, — куда нас везут после Омска? На Москву или на Владивосток? Комиссары, конечно, ничего не говорили»{570}.

Утром 29 апреля стало понятно, что поезд идет вновь в обратном направлении. На этот раз Яковлеву пришлось как-то объяснять Государю, что происходит. Как всегда, он солгал ему, заявив, что Омск отказался пропускать поезд, а затем, видимо, решив, что это выглядит недостаточно убедительно, сказал Императрице, что Омский Совдеп отказался пропускать поезд из-за опасения, что кто-то хочет похитить Царскую Чету и увезти ее в Японию.

По пути следования у одного из вагонов загорелась ось. Поезд пришлось остановить, и, пока заменяли колеса, Император, Императрица и все пассажиры гуляли довольно далеко в поле в сопровождении комиссара Яковлева.

На утро следующего дня, то есть 30 апреля 1918 года в 8 часов 40 минут утра, поезд прибыл в Екатеринбург, где прошли последние этапы задания комиссара Яковлева. Яковлев вспоминал: «30 апреля, утром, безо всяких приключений мы прибыли в Екатеринбург. Несмотря на раннее наше прибытие, екатеринбургские платформы были запружены народом. Как это вышло, что население узнало о нашем предстоящем приезде, мы не знали. Особенно большие толпы любопытных были сосредоточены на товарных платформах, куда продвинули и наш состав.

Поезд стоял на пятой линии от платформы. Когда нас увидели, стали требовать вывести Николая и показать им. В воздухе стоял шум, то и дело раздавались угрожающие крики: «Задушить их надо! Наконец-то они в наших руках!» Стоявшая на платформе охрана весьма слабо сдерживала натиск народа, и беспорядочные толпы начали двигаться на мой состав. Я быстро выставил свой отряд вокруг поезда и для острастки приготовил пулеметы. К великому моему удивлению, я увидел, что во главе толпы каким-то образом очутился сам вокзальный комиссар. Он еще издали громко закричал мне:

— Яковлев! Выведи Романова из вагона. Дай я ему в рожу плюну!

Положение становилось чрезвычайно опасным. Толпа напирала и все ближе подходила к поезду. Необходимо было принять решительные меры. Я отправил к начальнику станции Касьяна с требованием немедленно поставить между платформой и составом какой-нибудь товарняк, а наш поезд отправить на станцию Екатеринбург-2.

Крики становились все более грозными. Чтобы на время, пока придет Касьян, образумить толпу, я как можно громче крикнул своему отряду:

— Не боимся мы твоих пулеметов! У нас против тебя пушки приготовлены! Вот, видишь, стоят на платформе!

Я посмотрел в указанную им сторону. Действительно, там шевелились жерла трехдюймовок и кто-то около них копошился. Пока я таким образом обменивался любезностями, стараясь так или иначе выиграть время, вернулся Касьян, который, несмотря на всю происходящую суматоху, добился от начальника станции исполнения нашего требования. Тут же вскоре за приходом Касьяна мы увидели: в нашу сторону движется поезд. Через несколько минут мы были уже отделены от бушующей толпы стеной вагонов. Послышались крики и ругань по адресу машиниста товарного поезда, и, пока толпа перебиралась в нашу сторону через буфер товарняка, мы, имея уже прицепленный паровоз, снялись с места и исчезли в бесчисленных путях Екатеринбургской станции, а через 15 минут были в полной безопасности на Екатеринбурге-2»{571}.

В том, что екатеринбуржцы знали о прибытии в их город Государя, нет ничего удивительного. Еще за неделю до его прибытия слушателей Академии Генштаба, которая находилась тогда в Екатеринбурге, предупреждали о скором прибытии специального поезда с Царской Четой{572}. Это обстоятельство, кстати, лишний раз опровергает предположение И. Ф. Плотникова, что в Екатеринбурге не делали никаких приготовлений для приема Царской Семьи, так как надеялись, что она погибнет по дороге. В качестве доказательства последнего Плотников также приводит то обстоятельство, что до само