Впоследствии, обсуждая деятельность начальника его штаба Алексеева, который странно не спешил знакомить царя с паническими сведениями из столицы, – заподозрят участие Алексеева в заговоре. Странная фигура – этот начальник штаба… Он из простых, всего достиг сам, при Николае являлся фактически Верховным. Был врагом Распутина, запретил приезжать ему в Ставку, но Николай не отдал его ярости Аликс. По складу характера они были похожи – замкнутый, немногословный начальник штаба и царь. И они любили друг друга. И понимали. Вот почему Алексеев не спешил с тревожными телеграммами: он разгадал его Игру и молчаливо поддержал…
Но довести принятое решение до конца Николаю не удалось… Он ожидал, что Дума контролирует положение, что переворот, о котором все твердили, подготовлен… Но вскоре он узнал – чернь вышла на улицу. По телеграммам он с ужасом понял: думские говоруны не контролируют положения. Вот тогда он испугался за Аликс, за детей. Беспорядки из города могли переброситься в любимое Царское. Николаю пришлось начать действовать.
27 февраля, в понедельник, он записал в дневнике:
«В Петрограде начались беспорядки несколько дней тому назад. К прискорбию, в них начали принимать участие войска. Отвратительное чувство – быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известия! Был недолго у доклада. Днем сделал прогулку по шоссе на Оршу. После обеда решил ехать в Царское Село поскорее и в час перебрался в поезд».
Он: «Телеграмма. Выезжаю в 2.30. Конная гвардия получила приказание немедленно выступить из Новгорода в Петроград. Бог даст, беспорядки в войсках будут скоро прекращены».
Из дневника: «27 февраля, вторник. Лег спать в три с четвертью, так как долго говорил с Н.И. Ивановым, которого посылаю в Петроград с войсками водворять порядок. Спал до десяти часов. Ушли из Могилева в 5 утра. Погода была морозная, солнечная. Днем проехали Вязьму, Ржев, а Лихославль в 9 часов».
Но доехать до любимого Царского ему не удалось.«Дворец тонул среди моря революции»
Вера Леонидовна:
«Маскарад» – страшная пьеса… В день объявления войны в 1941 году в Москве была премьера «Маскарада»… И премьера «Маскарада» была и тогда, в конце февраля 1917 года, в дни гибели империи…
Фонари уже не горели, только со стороны Адмиралтейства, вдоль Невского, бил прожектор, и в мертвом свете мы шли к театру. На улицах стреляли. Было столько слухов об этом спектакле… В Александринском театре собрался весь театральный Петроград. И действительно, было фантастическое зрелище… На сцене – роскошь неправдоподобная, которую никто никогда в театре не видел. Гигантские зеркала, золоченые двери – сцена представляла дворцовую залу. Апофеоз роскоши, гимн дворцу… Мы тогда не понимали, что это была декорация мира, который там, на февральской улице, тонул, уходил в небытие…
В Таврическом дворце Дума заседала непрерывно… охрипшие ораторы. Мой знакомый рассказывал, как в Думу явился сам Протопопов сдаваться… В Думе Протопопов всем доказывал, что нарочно дурно управлял страной, чтобы ускорить падение ненавистного режима. «Ненавистный режим» – так теперь все его называли… Протопопов был фигляр и, по-моему, сумасшедший. Революция так легко победила… Какие были надежды. В первые месяцы про Романовых как-то даже забыли. Я очень удивилась, когда в Незлобинском театре взялись играть пьесу К.Р. «Царь Иудейский». Эту пьесу ставили когда-то в Эрмитажном театре. Теперь Незлобин за гроши скупил всю постановку. И показал публике то, что «при проклятом режиме» смотрела Семья… Кстати, я играла там христианку Анну… Помню, на все спектакли приходили трое молодых людей. Это были сыновья К.Р. Статистами в спектакле были люди с великолепной выправкой. Это все были бывшие офицеры, бежавшие из Царского. Теперь они сменили блестящие мундиры на костюмы театральных рабов первого века новой эры… Кстати, в дни февраля мой друг с трудом приехал из Царского… Он сказал: «Гибель „Атлантиды“, дворец тонул среди моря революции».28 февраля, в последний день зимы, в Царском Селе восстал гарнизон: 40 тысяч солдат.
Во дворец позвонил Родзянко, теперь это был уже не «надоедливый толстяк Родзянко», но председатель Государственной думы, то есть единственная власть в восставшей столице. Единственный, кто мог их тогда защитить.
Родзянко говорил с Бенкендорфом, просил передать Аликс: она должна как можно скорее покинуть Александровский дворец.
– Но больные дети… – сказал Бенкендорф.
– Когда дом горит – и больных детей выносят, – ответил Родзянко (в его голосе было: если бы вы меня раньше послушали!).– Никуда я не поеду! Пусть делают что хотят, – ответила Бенкендорфу императрица.
В это время вокзал в Царском уже был занят восставшими. Поезда не ходили. И тогда она направляет в Петроград двух казаков конвоя. Шубы прячут форму, которой они так недавно гордились.
Казаки возвращаются с известием – город окончательно в руках восставших. Центр запружен народом, и везде – флаги, флаги. Город покрыт кровавым кумачом. Тюрьмы открыты, громят участки, ловят полицейских.
Весь день 28 февраля во дворце слышат беспорядочную пальбу. Это восторженно стреляют (пока еще в воздух) восставшие солдаты царскосельского гарнизона. Оркестры гремят «Марсельезой». Весь день эта музыка. В полукилометре от дворца – первая жертва: убит казак. Грозное предупреждение. Но этим пока ограничиваются: сорок тысяч восставших не приближаются ко дворцу.
Вдоль решетки дворца на великолепных своих лошадях – разъезды казаков в черных бешметах конвоя Его Императорского Величества.
Она призывает к себе генералов Ресина и фон Гротена, на которых возложена теперь оборона дворца.
Множество лиц Аликс: послушная внучка королевы Виктории… прекрасная принцесса… вечная возлюбленная… безумная фанатичка самодержавия… И наконец, Аликс – тогда, в феврале 1917 года, героиня античной трагедии: поверженная Воительница. Кровь Марии Стюарт…В 9 часов трубачи во дворце играют тревогу. И начинается смотр ее войск.
Перед главным подъездом дворца выстроились: лейб-гвардии Вторая Кубанская сотня, лейб-гвардии Третья Терская сотня – казаки конвоя развернутым строем.
Рядом с казаками встал пришедший из казарм батальон Гвардейского экипажа под командованием великого князя Кирилла (поредел экипаж, уже начали по ночам таинственно исчезать удалые матросики).
И наконец, батальон сводного пехотного полка и зенитная батарея – два орудия на автомобильных платформах.
Вот и вся ее армия, окруженная морем серых шинелей – гарнизоном Царского Села.
Горят фонари у подъезда дворца. Молча стоят несколько сотен защитников в морозной ночи. Звучат команды: «От конвоя – постоянные разъезды на линии вокзал – казармы. Зенитной батарее и пулеметам экипажа занять позицию, удобную для открытия огня – вдоль улиц, ведущих ко дворцу…» Уже близилась полночь, когда из дворца вышла она.
По хрустящему снегу на лютом морозе, в наброшенной на плечи шубе, идет она вдоль строя. Гордая осанка. Трагическая актриса в Драме революции… Рядом – великая княжна Мария. Единственная здоровая дочь… Вдвоем они обходят строй… В караульном помещении дворца Аликс собирает офицеров: «Господа, только не надо выстрелов. Что бы ни случилось. Я не хочу, чтобы из-за нас пролилась кровь».Неужели это та самая Аликс, недавно взывавшая к беспощадности? Да, она поняла, один выстрел – и, как бочка с порохом, все взлетит на воздух. Серая масса разнесет дворец.
На следующий день, когда она проснулась, ее ждал новый удар. Ушел из казарм с развернутыми знаменами краса и гордость дворца – Гвардейский экипаж под командованием великого князя Кирилла. С красным бантом на кителе и с царскими вензелями на погонах двоюродный брат царя привел свою часть к Таврическому дворцу – присягать Думе…
Да, Кирилл не забыл унижений в 1905 году… И еще он не простил ей грязного мужика.
В то же утро вслед за экипажем ушла в Петроград рота железнодорожного батальона. Две сотни казаков, два орудия и батальон пехотинцев – такова была теперь ее армия.
Она понимает: с минуты на минуту может начаться штурм дворца – восставшему гарнизону теперь некого бояться.
Но по-прежнему восставшие не приближаются ко дворцу. О нем будто забыли. Но это грозное затишье. Ходят слухи: пушки восставших направлены на собор и дворец, с часу на час нужно ждать…
Днем она почти забывает о неизбежной грозе – мечется между больными детьми и больной Подругой.
Ночью она не может спать… Спускается в подвальное помещение дворца, где в натопленной жаре отдыхают казаки конвоя. Пытается ободрить, укрепить их дух молитвами. А потом до утра разговаривает с Лили Ден. И все это время она шлет, шлет телеграммы ему. Телеграммы возвращаются с насмешливой пометкой: «Место пребывания неизвестно».
Неизвестно место пребывания самодержца всея Руси… Она не выдерживает – посылает за Павлом. С тех пор как его сын принял участие в убийстве Распутина, Павла не звали во дворец. Он пришел; рассказывает: поезд с Ники задержан, но Ники жив-здоров…
Она умоляет Павла что-то предпринять: обратиться к верным войскам; катастрофа близится! Он не пытается ей объяснить, что верных войск больше нет, что катастрофа уже свершилась. Павел жалеет ее. Он сообщает, что Кирилл, Миша и он составили проект Манифеста, который собираются отвезти в Думу. В этом проекте царь дарует ответственное перед Думой министерство. Аликс одобряет. Наконец-то! Она поняла: нужны уступки. (На этот Манифест, подписанный тремя великими князьями, уже никто не обратит внимания. В Думе ждут совсем другого Манифеста.)
В ночь на 2 марта Аликс постигает новый удар. Около часа ночи во дворец является генерал Иванов – тот самый, которого послал Ники с отборной командой Георгиевских кавалеров. В лиловом кабинете старый генерал рассказывает ей, как были разобраны пути, окружен восставшими эшелон и «распропагандирован». Георгиевцы отказались выйти из вагонов – не подчинились его приказам. Никто не придет на помощь дворцу. Но опять начинаются ее миражи: она умоляет старика попытаться с георгиевцами прорваться к Ники…