Отряд сопровождения, состоявший из 330 солдат и офицеров, должен был обеспечить безопасность переезда, осуществлявшегося под эгидой японского Красного Креста. Правительство разрешило Михаилу попрощаться с Николаем; при прощании присутствовал Керенский. Дабы позволить им свободно поговорить между собой, он сказал, что затыкает уши и ничего не слышит. И, повернувшись к окну, оставил их наедине…
Тобольск не знал Октябрьского восстания. Точнее говоря, большевистская власть установилась там значительно позже… Наиболее точная дата — 15 апреля 1918 года. Однако в действительности все значительно сложнее, так как в различных частях империи события развивались далеко не одинаково. В Петрограде события начались, в Тобольске они завершились.
Едва успел Керенский отослать Николая II и его семью подальше от бурных событий, которые он предвидел, как произошел мятеж, организованный генералом Корниловым, который Керенский не мог предвидеть, так как он сам поставил Корнилова во главе русской армии.
Ответные действия последовали немедленно. Они исходили от Керенского, который взывал к гражданским чувствам населения. Однако оно в основном полагалось на Советы и различного рода революционные комитеты, созданные в столице после Февральской революции. Июльские события и последовавшие репрессии вынудили большевиков снова уйти в подполье; Ленин скрывался. Однако большевистски настроенные рабочие и солдаты были возмущены: как посмели их партию обвинить в том, что она — агент Германии? После корниловского мятежа и обращения «ко всем» правительства меньшевиков и эсеров большевики вышли из подполья. Они предвидели возможность подобного военного выступления, и, поскольку прогнозы и предвидения их лидеров оказались правильными, их влияние в Советах возросло. В частности, в Петрограде один из большевистских лидеров, бывший меньшевик Лев Троцкий, был избран председателем Петроградского Совета.
В разгроме Корнилова приняли участие все социалистические партии, тем не менее в результате этого разгрома позиция Керенского была ослаблена. Теперь он уже не мог полагаться на поддержку умеренных и кадетов в своей борьбе против усиления влияния большевиков. Тем более что Советы, активизируя свою деятельность, начали выполнять роль своего рода параллельного государства, которому не хватало лишь главы — в октябре им стала партия большевиков, — в то время как законное государство, наоборот, имело Временное правительство, однако государственные органы уже не подчинялись его распоряжениям, так как жизнь страны находилась под контролем Советов.
В Петрограде и других городах, а также в армии большинство в Советах отныне принадлежало большевикам: в Советах депутатов, в Советах заводских комитетов, в Советах районных комитетов и т. д. Поэтому в результате вооруженного восстания они смогли захватить власть и упрочить свою позицию, окончательно закрепив за собой контроль над всей страной.
Однако существовали еще губернии, в частности Тобольская, где во главе Советов находились не большевики, а меньшевики и эсеры. Именно так обстояло дело в Тобольске, когда туда был отправлен Николай со своей семьей, так продолжалось до октября и даже позже. В Тобольске реальная власть принадлежала Комитету защиты, в котором большевики находились в меньшинстве. В. Панкратов, назначенный Керенским ответственным за охрану бывшего императора, устроил для Николая II и его семьи настолько терпимый режим с прогулками по городу и посещением их священниками, что солдаты, осуществлявшие охрану, чувствовали себя в изоляции, словно пленники во враждебном городе. Они сообщили об этом в Петроград, полагая, что в таких условиях возможен побег Романовых. «Мы умрем, но они не выйдут отсюда живыми», — сообщали они Временному революционному комитету, возглавляемому Свердловым. Они добились таким образом отзыва В. Панкратова и назначения на его место комиссара Пигнатти. Однако после этого существенных перемен не произошло, и уральские большевики, имевшие значительно большее влияние в других городах, чем в Тобольске, не понимали, как власти могут оставлять без внимания установление связей между бывшим царем и приезжавшими к нему визитерами, намерения которых казались столь ясными.
Переписка царицы с Анной Вырубовой свидетельствует о глубоком безразличии бывшего царя ко всему, что с ним происходило.
Сохранилось около двадцати писем, написанных в Тобольске Александрой своей наперснице Анне Вырубовой, в основном на русском, иногда на английском, а одно даже на старославянском языке. Все они проникнуты мистицизмом и говорят о любви к адресату.
Август 1917 года. «Дорогая моя мученица, я не могу писать, сердце слишком полно, я люблю тебя, мы любим тебя, благодарим тебя и благословляем и преклоняемся перед тобой, — целуем рану на лбу и глаза, полные страдания. Я не могу найти слова, но ты все знаешь, и я знаю все, расстояние не меняет нашу любовь — души наши всегда вместе, и через страдание мы понимаем еще больше друг друга. Мои все здоровы, целуют тебя, благословляют и молятся за тебя без конца».
8 декабря 1917 года. «Мысленно, молитвенно всегда вместе — в любви расстояния нет… Мы далеко от всех поселились, тихо живем, читаем о всеобщих ужасах, но не будем об этом говорить. Вы во всем этом ужасе живете, достаточно этого… Вот холод 23 гр., и в комнатах мерзнем, дует… Маленькая собачка Джимми твоя лежит рядом, пока ее хозяйка на рояле играет… Другие все учат разные французские сценки — развлеченье и хорошо для памяти. Вечера проводим со всеми вместе, в карты играем, иногда он нам читает вслух… Очень занята весь день… уроки с детьми, так как священника к нам не пускают для уроков… Ты Библию читаешь, которую я тебе дала, но знаешь, есть гораздо полнее, и я всем детям подарила и для себя теперь большую достала, там чудные вещи — Иисуса Сираха, Премудрости Соломона и т. д. Я ищу все другие подходящие места — живешь в этом, и псалмы так утешают».
10 декабря 1917 года, Тобольск. «…Он прямо поразителен — такая крепость духа, хотя бесконечно страдает за страну, но поражаюсь, глядя на него. Все остальные члены семьи такие храбрые и хорошие и никогда не жалуются».
В январе 1918 года бывшая императрица узнает, что Анна Вырубова познакомилась с Горьким, который предложил ей вступиться за нее. «Что ты познакомилась с ним — меня так удивило… Ужасный он был, не моральный… Ужасные, противные книги и пьесы писал. А когда жил в Италии, то вел борьбу с Папой [царем] и Россией. Тот ли это человек?»
В конце января она пишет снова: «Будь осторожна с теми, кто у тебя бывает. Я очень обеспокоена по поводу Bitter[25], он издает ужасную газету[26]. Не говори при нем ни о чем важном и со своими друзьями — тоже, их могут преследовать. Bitter — настоящий большевик… У нас стало лучше, так как разрешили приходить священнику…»
Появление священника и связь, установленная с епископом Тобольска, не останутся без последствий.
Что же готовилось на самом деле и почему большевистская власть на это никак не реагировала? В сущности, большевики не могли что-либо сделать, к примеру — перевезти царя в Кронштадт, как требовали наиболее решительные лица из числа корреспондентов… Они полагали, что в Тобольске ничего не могло произойти до начала ледохода, что царь заблокирован там по крайней мере до весны. Несколько раз в новой столице Москве принималось решение: «Вопрос о бывшем царе не стоит на повестке дня».
В действительности в монархических кругах складывались и распадались многочисленные связи. Монархисты сумели собрать большие суммы денег. По свидетельству Бенкендорфа — 200 тысяч и, возможно, еще 175 тысяч. Духовенство Тобольска и епископ Гермоген создали в городе настоящую информационную сеть, которая снабжала сведениями императорскую семью. Так, в дневнике Александры в январе 1918 года упоминается «Ярошинский, который нас не забыл…» В прошлом он финансировал госпитали, которые патронировали Мария и Анастасия. В марте царица испытывает страх за судьбу зятя Распутина Бориса Соловьева, которому, разумеется, она доверяет. Говорили, что он что-то готовит для их спасения. Группа монархистов сплотилась также вокруг бывшего сенатора Туган-Барановского — ему удалось снять дом напротив резиденции губернатора, где проживала семья императора, — и они начали рыть подземный ход с тем, чтобы подготовить побег. Но не успели: Николая II вскоре перевезли в Екатеринбург.
Однако основную операцию по спасению царской семьи готовила нелегальная организация «Правый центр», куда входили такие деятели, как Кривошеин, Гурко, А. Трепов, генерал Иванов, а также великая княгиня Мария Павловна и те, кто предложил 1 марта выпустить манифест об установлении конституционной монархии. К ним присоединился Марков 2-й, установивший контакт с Вырубовой и духовенством Тобольска. Но их действиям помешал раскол в их рядах: одни считали, что отречение от престола недействительно, другие признавали отречение, но делились на сторонников Михаила, Павла или иных лиц, которые могли бы выступить в роли регента Алексея. Существовал раскол также между сторонниками Антанты и германофилами.
С началом переговоров, происходивших в Брест-Литовске, германофилы оказались в лучшем положении для ведения тайных переговоров с представителями кайзера, обосновавшимися в Москве. По свидетельству майора Ф. Ботмера, русские монархисты начали поспешно действовать; они предлагали реставрацию в ответ на экономическое сотрудничество, гарантами которого они выступали в силу своих связей, в частности связей Ярошинского, с немецкими банками. Однако Вильгельм II не хотел ничего слышать об этом: сначала следовало довести до конца переговоры с большевиками, чтобы высвободить войска для отправки на Запад. Он уже заявил датскому королю, что любая помощь семье Романовых, даже гуманитарного характера, будет выглядеть как попытка реставрации м