ступавших против большевиков, заняли Омск. Постепенно чехословацкий корпус под командованием генерала Гайды становится единственной по-настоящему организованной силой в этом районе Сибири.
В конце июня — начале июля 1918 года эти солдаты, поддержанные союзниками, высадившимися во Владивостоке, продолжали усиливать свою боеспособность и постепенно занимали различные железнодорожные станции на Транссибирской магистрали. Они шли от Омска на Екатеринбург, где находилась императорская семья.
Одновременно против большевистских «узурпаторов» вели борьбу отдельные подпольные группы, также из числа эсеров. Они действовали, как и до 1914 года: устраивали налеты карательных отрядов, массовые забастовки, как, например, в Ижевске. Поддерживали их демократы и мелкая буржуазия, пострадавшие от бесчинств Красной гвардии. Среди них был и Борис Савинков, бывший террорист, действовавший в 1900–1905 годах; он стал затем министром в кабинете Керенского, союзником генерала Корнилова и руководителем «Союза защиты родины и свободы». Связанный в какой-то мере с генералом Деникиным, он имел свою сеть почти по всей России и пользовался поддержкой французских служб, которые, базируясь на Крайнем Севере, в Архангельске, должны были помочь ему в походе на Москву. Однако в нужный момент они не оказали ему помощи, и Борис Савинков самостоятельно внезапным нападением захватил Ярославль. Операция на этом и закончилась. Организованные в его честь торжества и удрученность жителей после перехода города снова в руки большевиков свидетельствовали о непопулярности режима в небольших провинциальных городах.
Если мы посмотрим на карту, то увидим, что Ярославль, Ижевск и Омск находятся в зоне, простирающейся от Москвы до Тобольска, включая Екатеринбург, где заключена была императорская семья. Все события там происходят в июне или начале июля. Ярославль, к примеру, был взят 6 июня 1918 года. В тот же день левые эсеры, присоединившиеся к большевистскому октябрьскому перевороту и поддержавшие разгон Учредительного собрания, однако враждебно встретившие заключение мира в Брест-Литовске — удар в спину немецкого пролетариата, ибо этот мир укреплял позиции кайзера, — организовали покушение на немецкого посла при советском правительстве Мирбаха. Затем они предприняли нападение на Чека. Их цель была ясна — возобновить революционную войну против немцев, восстанавливавших на оккупированных территориях прежний режим.
Сопоставление всех этих обстоятельств помогает осознать, почему Екатеринбургский Совет, которому непосредственно угрожает продвижение чехословаков, идет на такую меру: они казнили царя 16 июля и оставили город через несколько дней после этого. «Исполнительный комитет Совета покинул город последним, как капитан свое судно, в ночь на 25 июля» в направлении Перми.
События, происходившие в июле, сами по себе не могут объяснить решение о казни членов императорской семьи, но по крайней мере объясняют внезапность и оперативность исполнения. Безусловно, мысль о казни Романовых носилась в воздухе. Еще 4 марта 1918 года большевики Коломны «требовали» казни, поскольку «немецкая и русская буржуазия восстанавливает царский режим в оккупированных ею районах». В Москве также неоднократно возникает идея проведения судебного процесса, приговор которого нетрудно себе представить. Власти Екатеринбурга были, безусловно, в курсе этого: председатель Уральского Совета А. Белобородов был связан с Троцким, который, как говорили, должен был выступить общественным обвинителем на процессе. Сложившиеся обстоятельства, очевидно, побудили Совет к действиям, и Москва поддержала операцию постфактум. Все это выглядит правдоподобно, однако до сих пор не доказано.
Как только белые вошли в Екатеринбург, они обнаружили в урочище «Четыре брата» остатки сгоревшей одежды и других личных вещей, принадлежавших Романовым. Началось следствие.
В Красной России, по словам Р. Локкарта, «население Москвы восприняло сообщение о смерти царя с поразительным равнодушием». Западные державы узнали о ней 22 июля из корреспонденции газеты «Таймс»: «Бывший царь убит. Преступление официально одобрено». Этот заголовок и следовавший за ним некролог занимали полторы газетные колонки; о других членах семьи не упоминалось, говорили лишь о казни царя. На четвертой и пятой страницах печатались рассуждения о судьбе Николая II, а в посвященной ему 26 июля передовой статье в основном говорилось о помощи чехословаков союзникам. Разве не создали они своего рода второй фронт за спиной большевиков — этих «союзников» немцев со времен Брест-Литовска? В то время — и это правда — личная судьба Романовых интересовала союзников меньше, чем изменения на карте военных действий: шла вторая битва на Марне, где снова решался исход войны. И эти события действительно совпали.
Однако хроника последних дней Романовых возобновляется по окончании войны.
Сразу после перемирия министр иностранных дел Стефан Пишон выступает с трибуны палаты депутатов с первым публичным изложением обстоятельств убийства Романовых согласно информации, полученной им непосредственно от первого председателя Временного правительства князя Львова в марте 1917 года.
«…Камера князя Львова находилась по соседству с камерой императорской семьи. Большевики собрали их там вместе, посадили и всю ночь кололи штыками, а наутро прикончили по очереди выстрелами из пистолета, в результате чего, рассказал мне князь Львов, там образовалось настоящее море крови…»
Это публичное выступление получило, конечно, большой отклик, поскольку заявление министра основывалось на свидетельстве первого председателя Временного правительства!
На самом деле — это стало известно значительно позже — князь Львов никогда не проживал в доме Ипатьева, куда была заключена императорская семья. Он даже никогда не входил в этот дом, в котором не было никаких камер, так как это был обычный буржуазный дом. Стефан Пишон плохо понял: князь Львов действительно находился в тюремной камере, но в 4 километрах от дома Ипатьева, и не мог быть свидетелем событий, о которых рассказывал. Однако и в дальнейшем он не пожелал отказаться от своих показаний.
Как бы то ни было, большевистские руководители неоднократно отрицали убийство всей царской семьи: вначале Георгий Чичерин — 20 сентября 1918 года, затем Максим Литвинов, работавший в том же министерстве и впоследствии ставший преемником Чичерина, — в специальном заявлении от 17 декабря 1918 года и, наконец, Г. Зиновьев — 11 июля 1920 года, о чем сообщила газета «Сан-Франциско санди кроникл».
Однако самое подробное заявление содержалось в интервью Чичерина газете «Чикаго трибюн» на конференции в Генуе и было воспроизведено в газете «Таймс» 25 апреля 1922 года:
ВОПРОС: Приказало ли советское правительство убить дочерей царя или дало на это разрешение, а если нет, то были ли наказаны виновные?
ОТВЕТ: Судьба царских дочерей мне в настоящее время неизвестна. Я читал в печати, что они находятся в Америке. Царь был казнен местным Советом. Центральное правительство об этом ничего предварительно не знало. Это произошло перед тем, как данный район был захвачен чехословаками. Был раскрыт заговор, направленный на освобождение царя и его семьи для отправки их чехословакам. Позже, когда Центральный Комитет получил информацию по существу фактов этого дела, он одобрил казнь царя. Никаких указаний о дочерях не было. Так как из-за оккупации этой зоны чехословаками связь с Москвой была прервана, обстоятельства данного дела не были выяснены»
Не предназначались ли эти заявления для иностранной печати? Первое, во всяком случае, было сделано в разгар войны. Заявление Зиновьева и второе заявление Чичерина будут сделаны после «появления» Анастасии в Германии, в конце 1919 года и в феврале 1920 года.
Генерал Дитерихс опроверг все эти заявления: он выступал с позиции осведомленного человека, поскольку именно он назначил следователя Н. Соколова, который закончил ведение следствия по делу Романовых. Дитерихс выступил 1 августа 1920 года в журнале «Ревю де де монд» со статьей, в которой указывал лишь на два первых заявления — Чичерина и Литвинова.
«Большевики объявили о смерти императора и опровергли смерть других членов императорской семьи и их окружения. Они сделали все для того, чтобы обмануть общественное мнение. Так, например, 20 июля, через три дня после преступления, из Екатеринбурга был официально отправлен поезд и громогласно заявлено о том, что с ним отправлена заключенная императорская семья. На самом деле в этом поезде, направлявшемся в Пермь, находились лишь мадемуазель Шнейдер, чтица и приятельница императрицы, графиня Тендрякова, «дядька» Нагорный, лакей Волков и Трупп. Все, за исключением одного из слуг, которому удалось случайно бежать, были расстреляны неподалеку от Перми 22 августа 1918 года.
Это опровержение должно навсегда положить конец всем постоянно возникающим слухам и вымыслам — во всех случаях появляющимся из большевистских источников, — согласно которым царь якобы все еще жив. Одна из статей подобного характера появилась в Москве 17 декабря 1918 года. Литвинов (Финкельштейн) признал в Копенгагене убийство некоторых членов царской семьи и отрицал убийство других. В апреле 1920 года в одной из немецких газет появилось сообщение якобы немецкого военнопленного о том, что он присутствовал во время убийства одного Николая II…
Причина этих тенденциозных слухов вполне очевидна для тех, кто знает русскую душу: внести как можно больше путаницы, противоречий, страхов и суеверных надежд в умы, и без того потрясенные и встревоженные до самых своих глубин».
Это свидетельство в значительной степени опровергается документами, опубликованными позднее. Так, например, А. Волков был жив 23 августа 1919 года, когда его допрашивал в Омске Соколов, и его показания находятся в архиве (см. Росс, док. № 256), если только они не вымышленные. К. Нагорный был действительно расстрелян, но в мае или начале июня 1918 года, то есть до казни Романовых (см. Росс, док. № 15).