получены следующие сведения. В течение праздничной недели (от 24-го декабря до 3-го января) в Москве происходил ряд частных совещаний представителей прогрессивно-промышленных кругов Москвы, московских купцов и прогрессивных гласных московской городской Думы. Совещания эти проходили в квартирах П. П. Рябушинского и А. И. Коновалова, а также в помещении Московского литературно-художественного кружка (Дмитровка, дом Вострякова). Особенного внимания заслуживают совещания, происходившие 30 декабря у П. П. Рябушинского. […]
На всех совещаниях была вынесена единообразная резолюция, сводимая в общих чертах к нижеследующему:
1. Конфликт Правительства с Государственной Думой неизбежен.
2. Ни на какие уступки и частные совещания ни Прогрессивный блок, ни президиум Государственной Думы не пойдут.
3. Следовательно, не подлежит сомнению, что Гос. Дума будет распущена.
4. В случае роспуска Гос. Думы объединённое большинство Думы объявит роспуск недействительным, и заседание Гос. Думы продолжится в Москве, в частном помещении одного из крупных московских коммерсантов. Место собрание Гос. Думы держится в большом секрете, но есть основание полагать, что оно произойдёт в одной из подмосковных вилл (по-видимому, в имении Коновалова).
5. Собравшись в Москве, Гос. Дума обратится к стране с воззванием, в котором укажется, что Правительство умышлено ведёт Россию к поражению, дабы заключить союз с Германией и при её помощи возродить в стране реакцию и окончательно аннулировать акт 17-го октября.
Организацию распространения воззвания Гос. Думы в действующей армии примет на себя А. И. Гучков, при содействии известных ему офицеров запаса»[431].
В феврале 1917 года в секретных сообщениях Петроградского охранного отделения говорилось, что «прогрессисты» «Ефремов, Коновалов, Ржевский прямо заявляют, что в настоящих условиях беречь как угодно Государственную Думу значит компрометировать её и что с кабинетом князя Голицына не может быть ни принципиальных, ни деловых сношений. 14 февраля Государственная Дума должна собраться и сразу же выставить чисто ультимативные требования к Правительству и впредь до удовлетворения этих требований не возобновлять своих занятий. По мнению прогрессистов, такая тактика поддерживается и настроением широких кругов общества в России, и в случае разгона Государственной Думы население не только не осудит депутатов, но вполне активно поддержит их»[432].
Однако Керенского такое развитие событий не могло устроить по следующим соображениям: во-первых, «думская забастовка» не означала полного уничтожения монархии, к чему стремился Керенский; во-вторых, «героями» этой забастовки становились лидеры «Прогрессивного блока», а не Керенский; в-третьих, при таком развитии событий лидеры Думы и демонстранты выглядели бы в глазах армии и общественности бунтовщиками и без зазрения совести были бы подавлены властями; наконец, в-четвёртых, разгон Думы означал бы потерю Керенским депутатской неприкосновенности, что грозило ему как минимум каторгой.
Всё эти соображения вместе взятые заставляли Керенского, на словах поддерживая идею о выступлении 14-го февраля, на деле делать всё, чтобы минимизировать его последствия.
Как мы знаем, попытки «мирной демонстрации» 14 февраля потерпели полную неудачу: малочисленные отряды рабочих были быстро рассеяны полицией. Керенский и Некрасов позже уверяли, что выступление сорвали «отмобилизованные большевики», которые были против выступления рабочих. Действительно, 14 февраля большевики призвали петроградских рабочих на демонстрацию в знак протеста против Государственной Думы[433]. То есть большевики объективно играли против Милюкова и «Прогрессивного блока»! Впрочем, только ли объективно? Не будем забывать, что большевистские организации Петрограда негласно во многом находились под руководством того же Керенского[434].
Об объединении социал-демократов и эсеров в зимой 1917 года свидетельствовали и сообщения Охранного отделения: «По агентурным сведениям, — говорилось в них, — в Петрограде состоялась конференция социалистов-революционеров, на которой было решено: войти в блок с социал-демократами для борьбы за образование нового правительства»[435].
Скорее всего, срыв большевиками рабочей демонстрации 14 февраля в поддержку Думы был организован с подачи Керенского. Но он был выгоден и Гучкову. Кроме того, провал демонстрации успокоил власти, которые в очередной раз решили, что оппозиция и революционеры после разгрома Рабочей группы не способны на мощное выступление.
Но буквально на следующий день после неудачной демонстрации Керенский начал претворять в жизнь свой сценарий переворота. Он начал агрессивную кампанию в Государственной Думе с призывами к свержению монархии. Кампания велась при самой активной поддержке Коновалова и Чхеидзе.
15 февраля Керенский с трибуны Государственной Думы дал сигнал готовности всем революционным силам: «Господа, то, что мы предвидели, уже случилось, настал 12-й час, сегодня, или никогда! […] Наша обязанность показать своим примером, что действительно настал 12-й час»[436].
«Это было началом революционной славы Керенского», — писал генерал Спиридович[437].
Таким образом, к моменту начала беспорядков в Петрограде главным действующим лицом «революции» становится не «Прогрессивный блок», а Керенский. Атак как выступления рабочих и жителей Петрограда начались не под лозунгами защиты Государственной Думы и не под революционными лозунгами, а с требованием «хлеба!», то и главным «защитником угнетённых» становится не Дума, а опять-таки Керенский. Именно он быстро захватывает в свои руки всю полноту власти, создав в кратчайшие сроки так называемый «штаб Керенского».
Что касается лозунга «хлеба!», то это был сильный ход заговорщиков. Ясно, что если бы толпы вышли с революционными лозунгами, они были бы немедленно рассеяны войсками. Когда же на улицы вышли «голодные» женщины и дети, просившие хлеба, то войскам было гораздо труднее в них стрелять. В исторической литературе уже много раз говорилось об искусственно созданной нехватке хлеба в столице империи. Хлеба в столице было в изобилии. Достаточно сказать, что в самый разгар февральских событий в Петрограде социал-демократы организовывают подачу муки для солдат гарнизона, чтобы не допустить их участия в подавлении мятежа. Социал-демократ Б. В. Авилов вспоминал: «Составляем план работы и начинаем распоряжаться. […] Через час в нашем распоряжении уже несколько тысяч пудов печеного хлеба и несколько десятков вагонов муки»[438].
А вот характерные тексты ордеров за февраль/март 1917 года, по которым мятежники добывали хлеб на складах и булочных: «Просим отпустить для нужд Государственной Думы 40 пудов хлеба», «Просим отпустить для нужд Государственной Думы. 100 пудов хлеба»[439].
Собственно, каким образом создавались механизмы этой искусственной нехватки хлеба в Петрограде, видно из донесений филёров Охранного отделения конца 1916 года. В одном из них говорится, что в гостинице «Франция», в д. 6 по Морской в Петрограде проживает Гвоздев Алексей Александрович, 54 лет, статский советник. «Гвоздев, — говорится далее, — состоит членом комитета по довольствию населения Петрограда, материально, по-видимому, стеснён. В гостинице, где живет, задолжал 1500 рублей. Посещают его исключительно евреи, связанные с поставкой продовольствия в Петроград. […]
Гвоздёв несколько дней тому назад купил бриллиантовую брошь за 500 рублей у комиссионера, могилёвской 1-й гильдии купца Лейба Аарона Лознер, проживающего в д. 11 по Морской улице, вместе с женой Фейгой Лейбовой Лознер. По имеющимся сведениям, деньги за брошь [Гвоздев — П. М.] не платили, и администрация, зная Гвоздева с плохой стороны, удивляется, как он мог без денег взять брошь»[440].
Таким образом, можно предположить, что это была форма подкупа. Несомненно, что среди тех евреев, которые занимались поставками продовольствия в столицу, были люди, связанные с Коноваловым и большевиками. В феврале 1917 года Гвоздеву, члену продовольственного комитета, конечно, пришлось расплатиться за «скромный подарок».
Сотрудничество большевиков и Керенского заметно и по организации забастовки на Путиловском заводе, которая стала катализатором событий в Петрограде. Керенский в своих воспоминаниях пишет следующее: 22 февраля 1917 г. к нему явилась на приём группа рабочих Путиловского завода. Делегация сообщила Керенскому, что на заводе, подвергнутом в этот день локауту, затевается событие, которое может иметь далеко идущие последствия. Начинается какое-то большое политическое движение. Пришедшие на прием рабочие заявили, что считают своим долгом предупредить депутата об этом, так как они не знают, чем это движение закончится, но для них, по настроению окружающих их рабочих, ясно, что должно произойти что-то очень серьёзное[441].
Между тем, организаторами политической забастовки на Путиловском заводе были большевики. Поводом послужило временное закрытие завода из-за проводившейся там с 17 февраля экономической забастовки. Большевистская организация завода воспользовалась случившимся и постаралась придать забастовке политический характер. В тот же день, 22 февраля, Выборгский районный комитет большевиков поддержал путиловцев и решил остановить 23 февраля работу на предприятиях двух районов города, Нарвского и Выборгского, провести митинги солидарности с путиловцами