.
Между тем, как мы видели, выстрелы и метание взрывчатых веществ по войскам со стороны толпы велись весьма эффективно. Кто же стоял за этим? Можно с уверенностью сказать, что в войска стреляли профессиональные террористы, организовано задействованные в государственном перевороте.
Любопытные цифры о жертвах «великой и бескровной» приводит Троцкий: «1443 убитых и раненых, в том числе 869 военных, из них 60 офицеров»[193].
Подавляющее число жертв так называемой революции — солдаты и унтер-офицеры! Они могли пострадать только в бою, ибо расправ над солдатами толпа почти не чинила.
Потом, когда мятеж захватил столицу, вооружённым оказалось большое количество людей, но все они по-прежнему направлялись умелой рукой. Ещё один очевидец генерал Глобачёв писал о событиях 28-го февраля: «Мы взяли направление по Гороховой к Царскосельскому вокзалу. Идти почти не было возможно; стрельба шла и вдоль улицы, и из поперечных улиц; кто в кого стрелял — трудно было разобрать. […] Видны были только кучки вооружённых рабочих, солдат и матросов, перемешанных всяким сбродом; всё это стреляло, куда-то мчалось»[194].
Не находит своего подтверждения и версия об активной роли в февральских событиях германской агентуры, которая якобы играла важную роль в беспорядках в России.
Следует сказать, что попытки германских спецслужб организовать беспорядки в России предпринимались с самого начала войны и были хорошо известны русской контрразведке. Как писал в своём труде Г. М. Катков: «Поддержка мятежников в России была частью стратегии германского верховного командования с самого начала войны»[195].
Общее руководство подрывной деятельностью внутри России осуществлял опытный германский разведчик барон Г. фон Люциус. 25 октября 1914 года в циркуляре Департамента полиции говорилось: «С началом войны перемещён в Стокгольм бывший советник германского посольства в Петрограде фон Люциус, значащийся опытным знатоком военного шпионажа и организации рабочих беспорядков.
По полученным в Генеральном Штабе сведениям, специальным опытом фон Люциуса Германия намерена пользоваться нынче во враждебном России направлении, и, по тем же сведениям, им уже отправлены из Стокгольма в Россию четыре лица с поручением подыскать агентов для организации противоправительственных выступлений и беспорядков на заводах, обслуживающих военное ведомство»[196].
Однако благодаря умелой работе русской контрразведки большая часть германских планов так и осталась невыполненной.
В декабре 1915 года известный социал-демократ И. Л. Гельфанд-Парвус пообещал германскому генштабу, что в начале 1916 года он сумеет организовать по всей России мощные рабочие забастовки и беспорядки. Парвус утверждал, что революцию можно начать около 9-го января, то есть в очередную годовщину «Кровавого воскресенья»[197].
На самом деле, обещанная Парвусом немцам всеобщая миллионная стачка русских рабочих, которая была призвана расшатать императорский строй, на деле вылилась в забастовку всего 45 тысяч рабочих Петрограда. То, что эта забастовка намечалась на 9-е января, было заранее известно Охранному отделению, что видно из донесений его агентуры. По сведениям австрийской исследовательницы Элизабет Хереш немцы выделили Парвусу на революцию в России два миллиона золотых марок[198].
Провал Парвуса привёл к тому, что немцы отвернулись от него и не обращались к его услугам вплоть до весны 1917 года. «Документы германского министерства иностранных дел за период с февраля 1916 по февраль 1917 года, — пишет Г. М. Катков, — не содержат указаний на какие бы то ни было действия, предпринятые Гельфандом, или какие-либо суммы, переданные ему на нужды революции»[199].
Таким образом, становится очевидным, что свержение императора Николая II было осуществлено не в результате революции, а в результате заговора. Однако, вполне осознавая, что этот переворот стал результатом заговора, трудно, тем не менее, понять, почему заговорщики, многие из которых позиционировали себя как патриоты и даже монархисты, решили нанести удар по монархии накануне наступления русской армии, которое, несомненно, привело бы Россию к победе. Понятно, что люди, возглавлявшие заговор, поставили свои политические интересы выше интересов Отечества. Понятно, что заговорщики цинично и вероломно изменили своему Государю. Но не понятно, почему при этом самую активную помощь руководителям заговора оказало ближайшее окружение императора Николая II, генерал-адъютанты, члены свиты и даже представители правящей династии? Почему участие в заговоре приняли столь разные по своему социальному статусу и политической ориентации люди? Что, или кто, их объединил?
Наконец, почему свержению императора Николая II так способствовали правительственные круги союзных держав? Что подвигло их пойти на столь опасный шаг во время тяжёлой войны, когда её исход был ещё совсем не ясен? Ведь участие западных политиков в этом заговоре, независимо от его успеха или неудачи, грозило ни много, ни мало крахом Антанты, с последующим выходом России из войны и даже её сепаратным миром с Германией. Это тем более странно, что западные союзные правительства были полностью уверены в верности Николая II своим союзническим обязательствам. Один из главных участников заговора сэр Джордж Бьюкенен в своих воспоминаниях утверждал: «Мы никогда не имели более преданного друга и союзника, нежели император Николай»[200]. Другой соучастник февральского переворота французский посол М. Палеолог писал, что царь являлся «образцовым союзником»[201]. А французский министр колоний Г. Думерг 19 февраля 1917 года, то есть всего за несколько дней до переворота, писал: «У меня сложилось очень сильное впечатление, что у Императора Николая имеется твёрдое решение довести войну до полной победы. Император меня заверил, что Россия пойдёт до конца»[202].
Почему же западные демократические режимы сделали всё, чтобы лишить этого «преданного друга и образцового союзника» его Верховной власти? Никакие существующие объяснения этого участия представителей западных правительств не могут быть признаны достаточно убедительными.
Ни одна из называемых возможных выгод не стоила союзникам тех рисков, которые могли наступить для Запада даже в случае успеха переворота, не говоря уже о его провале. Между тем, участие этих правительств в уничтожении монархии в России является ключевым моментом. Впрочем, правительств ли? Ниже мы постараемся если не ответить на этот вопрос, то хотя бы насколько возможно приблизиться к ответу на него.
Глава 1Тайные силы Запада
«Круглый стол» и Бродвейская финансовая группа
Говоря об участии Запада в свержении монархии в России, неправильно представлять его как результат деятельности национальных правительств Англии, Франции и США. Хотя представители этих правительств и приняли живейшее участие в организации государственного переворота, они представляли в первую очередь не интересы своих стран, а интересы межнациональных финансовых групп и тайных сообществ.
Прежде чем говорить об участии западных политиков и финансистов в февральском государственном перевороте в России, поговорим о событиях, происшедших в Англии летом 1916 года. 5-го июня 1916 года из Англии в Архангельск вышел английский крейсер «Хэмпшир». На его борту находился военный министр Великобритании фельдмаршал граф Гораций Герберт Китченер. Английский министр был приглашен в Россию лично императором Николаем II. Официально целью поездки Китченера были переговоры с русским императором по вопросам снабжения русской армии. На самом деле цели миссии были куда шире. Китченер должен был обсудить реальную финансовую и военную помощь России, а также совместные действия против подрывных действий Германии внутри России. Еще одной задачей Китченера было расследовать преступную деятельность фирмы «Виккерс» по срыву поставок России снарядов. Брус Браун пишет: «Для того, чтобы расследовать на месте, что происходит с вооружением русской армии, а также поставку брака, из Англии в Россию на крейсере «Хэмпшир» отплыл член Палаты Лордов лорд Китченер. Однако его корабль затонул при странных обстоятельствах»[203].
На борту «Хэмпшира» Китченер вез с собой первый взнос будущего кредита — 10 миллионов фунтов стерлингов в золотых слитках, упакованных в металлические ящики[204].
То есть Китченер стремился покончить с той политикой по сути саботажа и вредительства, которую проводили по отношению к России некоторые силы в английских правящих кругах. Поэтому нельзя не согласиться с немецким генералом Э. Людендорфом, который писал о Китченере: «Его загадочная смерть была вызвана не германской миной или торпедой, но той силой, которая не позволит России воспрянуть с помощью лорда Китченера, потому что взрыв всей России уже был запланирован»[205].
Американский исследователь Рид Дуглас утверждает, что Китченер был «единственным, кто мог в этот момент поддержать Россию. С его смертью исчезло главное препятствие, сдерживавшее революцию в России»[206].
Время и цель поездки Китченера держались в строжайшей тайне. Неподалеку от Оркнейских островов (Шотландия) английский крейсер подорвался на немецкой мине и затонул, Китченер и все пассажиры погибли. Из 600 моряков спаслось только 12. Историки до сих пор гадают, что стало причиной гибели английского фельдмаршала: нелепая случайность или чья-то злая воля. Для нашего повествования это имеет второстепенное значение. Гораздо важнее выяснить, кем был лорд Китченер и что последовало за его смертью.
Генерал Спиридович писал, какое впечатление произвела гибель Китченера на Николая II и императрицу Александру Федоровну. «Радостное настроение, — писал он, — было омрачено несколько известием о гибели ехавшего в Россию английского главнокомандующего Китченера. 25 мая была получена телеграмма, что крейсер, на котором ехал Китченер, погиб. Государь не скрывал своего огорчения в разговорах после завтрака и обеда. Царица прислала телеграмму, в которой говорила: «Как ужасна гибель Китченера». А в письме Государю Царица писала: «Какой ужас с Китченером. Сущий кошмар, и какая это утрата для англичан»[207].
Сразу после гибели Китченера, великий князь Михаил Михайлович, находившийся тогда в Лондоне, писал Николаю II: «Смерть и гибель бедного Китченера была большая, неожиданная драма, всех страшно поразившая. Для меня лично это весьма чувствительная потеря, я его душевно любил, был его большим поклонником и глубоко его уважал и ценил. Я его часто видел, и он ко мне всегда очень сердечно относился. Последний раз я его видел за 3 дня до его смерти. Он меня продержал около часа и, главное, говорил про свою поездку в Россию, спрашивая разные советы… Он Россию очень любил… Он был нашим лучшим и вернейшим другом»[208].
Великий князь преувеличивал: Китченер был в первую очередь недругом России, а патриотом Великобритании. Как известно, у Англии нет врагов и друзей, у неё есть вечные интересы. Лорд Китченер был убеждён, что эти интересы требуют того, чтобы Россия успешно продолжала вести войну. Победа союзной России над Германией была в интересах Великобритании — вот каковой была установка Китченера. Как пишет К. Абрахам: «Конечным мотивом Китченера во всех ситуациях был один мотив: выиграть войну»[209].
Именно английский патриотизм заставлял лорда желать победы России в Мировой войне. Однако Китченер с беспокойством наблюдал, как в английской политике все больше набирают влияние силы, которые преследуют цели, далёкие от национальных интересов Великобритании. Китченер видел, что на английскую политику все больше влияют заграничные силы, а конкретно мощная финансово-политическая группировка Соединенных Штатов Америки.
Центр этой группировки находился в Нью-Йорке на Бродвее-120, в 35-этажном небоскрёбе, поэтому мы будем называть её Бродвейской группой. Кстати, в строительстве этого небоскрёба принимал участие Вильям Шахт, отец будущего главного финансиста Адольфа Гитлера — Ялмара Горация Шахта[210]. На 35-м этаже располагался Клуб банкиров, где собирались Морган, Шифф, Барух, Лоёб и другие «киты» финансового мира Америки. В том же здании находились кабинеты и директоров Федеральной резервной системы США, руководителем которой был банкир Варбург, родственник Якова Шиффа[211]. Кроме того, в небоскрёбе находился офис компании «Америкен Интернешнл Корпорейшен». Главным акционером этой компании был банк того же Шиффа «Кун и Лоёб». По адресу Бродвей-120 располагался офис Джона Мак-Грегора Гранта, который представлял в США петроградского банкира Д. Г. Рубинштейна. Военной разведкой США Грант был внесён в список подозрительных лиц. Грант в свою очередь был тесно связан с банком «Гран траст» банкира Джона Пирпонта Моргана-младшего. Шифф, Грант, Морган — эти имена неразрывно связаны с февральским государственным переворотом, главными финансистами которого они были.
Китченер весьма опасался Моргана и его влияния на английскую политику. Граф А. А. Игнатьев, который во время войны был русским военным агентом в Париже, вспоминал, что его вызвал к себе в Лондон Китченер.
«Китченер, — пишет Игнатьев, — стоял посреди кабинета. Он вплотную подошел ко мне и, глядя в упор, негромко, с большим внутренним волнением спросил:
— Подтвердите, полковник, что вы не сторонник соглашения с Морганом! […]
— Но, позвольте узнать, почему вас так может интересовать этот вопрос?
Без того красное, обветренное лицо генерала стало пунцовым. Он нервно взял меня за пуговицу кителя и процедил сквозь зубы:
— Хотя бы потому, что этого как раз желает Ллойд Джордж»[212].
Китченер не случайно упомянул имя Ллойд-Джорджа. Лорд знал о тесных связях последнего с Морганом и Шиффом, а также о возможных связях с Морганом самого Игнатьева. Ллойд-Джордж прилагал немало усилий, чтобы скомпрометировать Китченера и добиться его отставки.
После гибели Китченера именно Ллойд-Джордж занял пост военного министра, а в декабре того же 1916 года — пост премьер-министра Великобритании. Именно после гибели Китченера большое влияние в английской политике получает лорд Альфред Мильнер, который в конце 1916 года становится членом военного кабинета и фактическим военным министром, хотя официально этот пост Мильнер занял только в 1918 году. В это же время начинается самая активная деятельность посла Великобритании в Петрограде сэра Джорджа Бьюкенена.
Итак, Ллойд-Джордж, Мильнер, Бьюкенен. Нам эти люди известны в первую очередь тем, что они активно поддерживали заговор против Николая II в феврале 1917 года. Но было ещё одно обстоятельство, которое их объединяло. Все они, и Ллойд-Джордж, и Мильнер, и Бьюкенен, были членами тайного общества, известного как «Круглый стол». Это общество стало одной из самых влиятельных сил в формировании и осуществлении британской имперской и внешней политики начала XX века[213].
«Круглый стол» был создан в 1891 г. в Лондоне. Первым администратором «Круглого стола» был Сесил Родес. Своим богатством Родес был обязан клану Ротшильдов. Именно Ротшильд-банк предоставил Родесу деньги для открытия своего дела по добыванию алмазов в Южной Африке[214]. Затем Родес основал «Британскую Южно-Африканскую компанию», которая стала развивать горнодобывающую промышленность, строить железные дороги и города. Вскоре Родес стал фактическим повелителем целой страны, которая даже стала называться в честь Родеса — Родезией (сегодня Замбия и Зимбабве). После своего возвращения Родес вместе с Леопольдом Ротшильдом основывают общество «Круглого стола». Среди членов-основателей — лорд Р. Эшер, лорд А. Мильнер, лорд А. Бальфур и сэр Дж. Бьюкенен[215], все — видные государственные деятели Англии. Основной задачей группы было распространение британского господства на весь мир («объединение всего мира под господством Англии»), а также введение английского языка в качестве всемирного. «Я — британский националист» — утверждал лорд Мильнер[216]. Но на самом деле Англия рассматривалась «Круглым столом» только как плацдарм для осуществления главной цели общества — создания единого мирового правительства.
В 1904 году, после смерти Родеса, во главе «Круглого стола» встал Альфред Мильнер. Он учредил стипендию Родеса, которая давала возможность избранным студентам со всех континентов учиться в Оксфордском университете. Каждому из этих студентов внушали мечту основателя — единое мировое правительство.
Структура «Круглого стола» во многом напоминала структуру ордена иезуитов, баварских иллюминатов и последующую структуру нацистского ордена СС. В начале XX века Мильнер становится председателем двух «дочерних» организаций «Круглого стола» — «Комитета 300» и «Королевского института международных дел».
Мильнер значительно расширил международные связи «Круглого стола». Наибольшее влияние идеи общества получили в США, где посвящённый Мильнером в члены общества «Круглого стола» американский историк Джордж Луи Бэр в 1912 году создал одноименную организацию в Нью-Йорке[217].
В США «человеком» Мильнера и «Круглого стола» становится Э.-М. Хаус, более известный в истории как «полковник Хаус». В Америке Хаус представлял интересы банкиров Я. Шиффа, П. Варбурга, Д. Моргана и других[218]. Между этой банкирской группой и «Круглым столом» устанавливается тесная связь, которая осуществлялась через Хауса. Можно с уверенностью утверждать, что к началу Первой мировой войны, клуб банкиров на Бродвее и «Круглый стол» преследовали одну и ту же цель: полный контроль над мировыми политикой, экономикой и ресурсами.
Вполне возможно, что связи «Круглого стола» с США имели и более глубокие корни. Любопытно, что отец Дж. Бьюкейена, тоже дипломат сэр Эндрю Бьюкенен, был атташе Великобритании в Соединенных Штатах. Кстати, затем сэр Эндрю был и послом в Санкт-Петербурге. Так что связь и с США, и с Россией у семейства Бьюкенен была давно. Сам Бьюкенен в 1879, по пути в Токио, куда он был назначен посланником, провёл два месяца в США. За два месяца Бьюкенен посетил многие районы Америки. Среди его контактов была и встреча с руководством мормонов и их «президентом» Тейлором[219].
Еще одним завсегдатаем клуба банкиров был Сидней Рейли, резидент английского разведчика Вильяма Вайсмана. На самом деле и Рейли, и Вайсман работали не на Англию, а на все тех же банкиров с Бродвея и руководителей «Круглого стола». Сидней Рейли, настоящее имя и фамилия Соломон Розен-блюм (по другой версии Зигмунд Георгиевич Розенблюм), уроженец Одессы, неоднократно арестовывался Охранным отделением за участие в незаконных сходках и собраниях. Затем он бежал в Бразилию, где завербовался в Британскую разведку[220].
Вайсман вышел на полковника Хауса именно через Рейли. Вайсман стал передавать информацию, полученную от Хауса, своим непосредственным начальникам в Лондон, минуя английского посла.
С «Круглым столом» был самым тесным образом связан и Ллойд-Джордж. Впоследствии, во время Версальской конференции, все ближайшие советники Ллойд Джорджа были членами «Круглого стола».
«Круглый стол» имел своих союзников и в масонской ложе «Великий Восток Франции», и среди сионистов, и в правящих кругах США, Англии и Германии. Но при этом он не был частью сионистов, масонов или национальных правительств. Эти структуры были нужны тайным английским и американским обществам исключительно для получения контроля и влияния над той или иной страной, обществом или правительством. Так, известно, что Яков Шифф был противником сионизма, но, когда в 1918 году Артур Бальфур выпустил декларацию от имени британского правительства, в которой поддерживал идею создания еврейского государства в Палестине, Шифф тоже поддержал её.
Следует отметить, что и банкирская группа с Бродвея, и лорды «Круглого стола» были тесно связаны с Германией. Так, лорд Мильнер родился и провёл свою молодость в Гессен-Дармштадте, его мать была немка; Яков Шифф происходил из богатой раввинской семьи Гессена, родился и вырос во Франкфурте-на-Майне; Пол и Фриц Варбурги родились в Гамбурге в семье немецкого банкира и долго жили в Германии, где влиятельным банкиром оставался их брат — Макс Варбург.
Сэр Бьюкенен много лет провел в Германии, в том числе и в Гессен-Дармштадте, в качестве сотрудника посольства.
Интересно также и то обстоятельство, что одним из самых крупных и солидных банковских домов во Франкфурте-на-Майне конца XIX века был дом банкиров Бетманов. Бетманы и Ротшильды, хотя и были конкурентами, находились в добрых отношениях друг с другом и имели большое влияние не только во Франкфурте, но и в Дармштадте[221]. Выходец из рода Бетманов станет при Вильгельме II рейхсканцлером Германии, одним из главных поджигателей Первой мировой войны и яростным врагом России. Он войдет в историю как Теобальд фон Бетман-Гольвег[222].
Начиная с 1914 года, немцы субсидировали русскую революцию через международный банк Варбургов в Гамбурге. Этот банк обеспечивал деньгами революционеров в России через свои представительства в Швеции[223]. На эти же деньги германские агенты организовывали забастовки и беспорядки в России в 1915 и 1916 годах.
Эта тесная связь представителей тайных обществ Англии и США с финансовыми структурами Германии заставляет усомниться в том, что Шифф, Варбурги и «Круглый стол» были полностью на стороне Англии и США. Когда интересы Англии и США как государств расходились с интересами их тайных организаций, банкиры и лорды без сомнений руководствовались последними.
С. П. Мельгунов пишет в своём труде: «Николай IIуказывал в телеграмме английскому королю на возможное влияние (английских — П. М.) банков, находившихся в немецких руках»[224].
Доказательством последнему утверждению служит, например, деятельность в России знаменитой американской корпорации швейных машинок «Зингер». Основанная в конце XIX века американским евреем, кстати, тоже выходцем из Германии, изобретателем и предпринимателем Исааком Меритом Зингером, эта корпорация была известна в первую очередь своими швейными и пишущими машинками. В начале XX века «Зингер» успешно завоёвывала русский рынок. В центре Санкт-Петербурга на Невском проспекте до сих пор возвышается великолепное здание её представительства.
Однако, как выясняется, фирма «Зингер» занималась не только продажей своих изделий. С начала Первой мировой войны корпорация была причастна к шпионажу в пользу Германии. Хотя, как известно, США не только не находились в союзе с Германией, но и всячески декларировали свои симпатии к Антанте. 5-го ноября 1914 года в секретном циркуляре Департамента полиции сообщалось: «По полученным в Департаменте полиции сведениям, главная контора фабрики «Зингер» поручила своим агентам по продаже швейных машин собрать негласным путём в обслуживаемых ими районах сведения о количестве и названиях селений, с указанием в таковых численности усадьб и жителей, а также достопримечательности местности.
Принимая во внимание, что вышеуказанные обстоятельства являются одним из способов служения целям военного шпионажа, Департамент полиции об изложенном считает необходимым известить»[225].
Между тем, в Польше жандармы перехватили еще одно письмо служащим фирмы «Зингер» от некоего американца Джона Говарда из Бремена. Он предлагал подыскивать ему «лиц из военной среды, которые бы за соответствующее денежное вознаграждение доставляли все последние сведения о новых распоряжениях, происшествиях, переменах и пр. в войсках»[226].
Однако неправильно было бы также думать, что между «Круглым столом» и Бродвеем не было разногласий в вопросах организации государственного переворота в России. Они были, но касались не стратегической цели, свержения Николая II и упразднения самодержавной власти, а путей её осуществления. Английский и американский планы переворота в России имели существенные отличия, которые нашли своё отражение в событиях февраля-марта 1917 года.
Во второй половине 1916 году в Англии происходит тихий государственный переворот. Все главные посты в государстве занимают представители «Круглого стола»: Ллойд-Джордж — премьер-министр, лорд А. Мильнер — военный министр, лорд А.-Дж. Бальфур — министр иностранных дел.
Именно с этого момента начинается непосредственная подготовка к революции в России.
Из главных причин, побудивших тайное американо-английское сообщество начать в 1916 году подготовку революции в России усиленными темпами, следует выделить следующие:
1) неотвратимость победы императорской России в Мировой войне и вытекающая отсюда невозможность построения нового мирового порядка,
2) неспособность помешать России завладеть черноморскими проливами, Константинополем и Святой Землей,
3) независимость Николая II во внутренней и внешней политике,
4) стремление трансатлантического капитала подчинить себе русский рынок и сырьевые ресурсы,
5) отсутствие рычагов воздействия на царскую Россию после войны,
6) религиозно-мистическая и геополитическая доктрина сообщества, предусматривающая обязательное уничтожение православной самодержавной русской государственности.
Важнейшей причиной ускорения верхушкой англо-американского сообщества подготовки государственного переворота в России стали взятые правительством Англии и Франции обязательства перед императорским правительством о территориальных приобретениях. Почему было так важно не допустить Россию в Босфор и Дарданеллы, не дать ей овладеть Константинополем и Палестиной?
Конечно, из-за геополитического положения этого региона. Ещё Наполеон говорил: «Кто владеет Палестиной, тот владеет миром». О значении Константинополя и проливов, владение которыми позволяло России контролировать военные и торговые пути в Средиземное море и открывало ей дорогу в Азию, в Индию и Африку, говорить не приходится.
Господство России в проливах означало бы к тому же быстрое окончание войны в пользу Антанты. Это, к слову сказать, понимали как немцы, так и союзники. Гросс-адмирал Альфред фон Тирпиц писал: «Если Дарданеллы падут, то война для нас проиграна…»[227].
Французский капитан 1-го ранга Клод Фарер писал то же самое: «Если бы проливы были бы открыты, Гинденбург был бы побежден в Польше и пал бы немецкий фронт во Франции… сообщение между Средиземным и Черным морями было бы восстановлено. Русская армия была бы обильно снабжена военным снаряжением, а наша армия была бы подкреплена русскими полками. Турция была бы принуждена капитулировать, и война была бы закончена»[228].
Но такое завершение войны не устраивало Ллойд-Джорджа и Якова Шиффа. Война должна была закончиться именно по их сценарию, и в этом сценарии для России не было места.
Но было еще одно обстоятельство, которое заставляло как английских, так и американских заговорщиков делать всё от них зависящее, чтобы не пустить Россию в Турцию и на Ближний Восток. Причина эта заключалась в том, что господство России в этом регионе означало бы крах сионистской идеи построения еврейского государства в Палестине.
Надо отметить, что ни Шифф, ни Мильнер с Ллойд-Джорджем не были сторонниками сионизма. Но сионисты являлись их важными союзниками в планах нового передела мира. Один из лидеров сионистского движения Хаим Вейцман ещё в начале Мировой войны встречался с лордом Бальфуром и Ллойд-Джорджем[229].
В начале XX века сионизм начинает тесно смыкаться с революционным подпольем в России. В секретном циркуляре Департамента полиции от 16 мая 1912 года говорилось: «Уже со времени IV сионистского конгресса 1900 года идеи чистого сионизма, выработанные Базельской программой, стали отходить в массах еврейства на задний план, выдвигая вперёд программу насущной работы на местах и ставя на первое место социалистические принципы. Сионисты от чисто идейного учения постепенно стали переходить к тактике вмешательства в культурную, экономическую и политическую жизнь России. Эта эволюция сионизма привела последний в сторону противоправительственного направления»[230].
Сионисты прекрасно понимали, что если Святая Земля и Иерусалим будут находиться под контролем или во владении русского православного царя, то ни о каком еврейском государстве речи быть не может. Характерно, что Охранное отделение сообщало ещё в 1914 году: «Среди евреев идёт возбуждение по поводу русско-турецкой войны. Боятся, что русские, победив Турцию, могут лишить евреев сионистских плодов их долголетних усилий в Палестине»[231].
Тот страх, какой сионисты испытывали от возможности перехода Палестины под русское влияние, виден из их действий сразу же после февраля 1917 года. Французский историк Тьерри Нолин пишет: «Как только произошла февральская революция, в Россию приехал Иосиф Трумпельдор[232]. Он бросился к Керенскому с просьбой помочь евреям в Палестине. В июле 1917 года в Петрограде открылся Сионистский съезд, на котором Трумпельдорф встретился с П. Рутенбергом. «Наших братьев бьют, — заявил он Рутенбергу, — мы должны им помочь. Мы не можем позволить, чтобы еврейская кровь безнаказанно орошала землю Палестины». Происходит невероятное: Керенский, у которого были большие проблемы, очень серьёзно отнёсся к словам Трумпельдора. Керенский назначил его комиссаром по еврейским делам Военного министерства. Трумпельдор должен был создать еврейскую армию в 120 тысяч человек, которая должна была освободить Палестину, пройдя через территорию Армении»[233].
Если учесть, что в то же самое время Керенский разрешил призывать в армию русских подданных, проживающих на территории Англии, а среди них было много евреев, то не трудно догадаться, что сионисты и их английские покровители спешили, как можно быстрее, причем русскими руками, окончательно закрепить свои права на Палестину.
В марте 1915 года англичане и французы попытались осуществить Дарданелльскую десантную операцию. Сегодня можно не сомневаться, что главной целью англо-французского командования в операции было не допустить Россию к господству в этой части земного шара, хотя официально, уже задним числом, союзники объясняли её необходимость «установлением прочной связи с Россией»[234]. Но на самом деле, захватив Константинополь, союзники стали бы хозяевами положения и могли оспаривать русские притязания.
18-го марта 1915 года союзники начали Дарданелльскую операцию, которая закончилась полным их поражением. Потери союзных войск составили 20 000 человек.
Поняв, что военным путём взять под контроль проливы и Константинополь им не удастся, тайное сообщество приступило к написанию полномасштабного сценария государственного переворота в Петрограде.
Какова же была идеологическая доктрина тайного сообщества, представленного группой американских бродвейских банкиров и английскими лордами «Круглого стола»?
Россия вызывала как у «Круглого стола», так и у американских банкиров с бродвейского небоскрёба непримиримую ненависть. Это утверждение не является метафорой. Будучи холодными и расчётливыми людьми, руководители тайных обществ понимали, что императорская Россия является главным препятствием на их пути. Победа России в войне означала бы не только крах идеи мирового правительства, но и крах всего планируемого ими послевоенного мира. Общую обеспокоенность Запада высказал в письме президенту В. Вильсону его советник М. Хаус: «Если победят союзники, то это будет означать господство России на европейском континенте»[235].
Причём получалось, что тайные общества, поддерживая Антанту, способствуют победе России. Кроме того, после принятия императором Николаем II верховного командования и резкого усиления государственного контроля над оборонной промышленностью, стало ясно, что русская императорская власть не допустит частный капитал к сырьевым ресурсам страны даже в условиях войны, и тем более после победы.
Для врагов России это было совершенно неприемлемо. Россию нужно было непременно уничтожить. Это был холодный расчёт опытных шахматных игроков. Такой же расчёт был у этих игроков и в отношении Германии, которая должна была тоже быть уничтожена как великое государство. Однако что касается Германии, то у Шиффа и Мильнера не было особых чувств, даже скорее наоборот, личные воспоминания придавали в их отношениях к рейху определенную сентиментальность. К холодному же расчёту в отношении к России примешивалось чувство непримиримой ненависти.
Эта ненависть владела Шиффом всегда. В 1910 году посол России в САСШ (Северо-Американских Соединенных Штатах) барон Р. Р. Розен писал министру иностранных дел А. П. Извольскому: «На первый план выступает личность г-на Якова Шиффа, фанатического ненавистника России. […] Господин Шифф […] проникнут чувствами фанатической, незнающей никаких пределов ненависти к России, нанести удары которой всякими доступными ему средствами он считает своей священной обязанностью. В этих видах он не только финансировал японскую войну, но и участвовал в финансировании русской революции, причём, несмотря на его несомненный ум, он серьёзно убеждён в том, что русская государственность находится на краю гибели и ждёт только последнего удара, чтобы развалиться»[236].
Некоторые исследователи склонны объяснять эту ненависть еврейством Якова Шиффа. На наш взгляд, такой подход крайне упрощён и не объясняет природу этой ненависти. Известно, что другие американские банкиры, например евреи О.-С. Страус или Исаак Селигман, разумеется, не испытывавшие никакой любви к императорской России, вели, тем не менее, себя гораздо более осторожно. Вообще же отношение американских банкиров, да и вообще американского еврейства в целом, к русским евреям, за интересы которых они якобы боролись, было далеко не братским.
Барон Розен писал Извольскому 3/16 марта 1910 года: «Было бы ошибочным приписывать заботы американского еврейства об улучшении участи евреев в России только естественной симпатии к соплеменникам. Тут значительную роль играют соображения совершенно эгоистического характера»[237].
Всячески провоцируя по политическим мотивам еврейскую эмиграцию из России, американские евреи встречали своих русских соплеменников, мягко говоря, не дружественно. Это хорошо проявилось на знаменитом еврейском писателе С. Н. Рабиновиче, известном как Шолом-Алейхем, который, эмигрировав из России в США, так и не был признан американо-еврейским обществом «за своего». Американское еврейство хорошо встречало из России в основном еврейских революционеров, от которых отвернулась бóльшая часть российского иудейского раввината, но которых можно было с успехом использовать для противоправительственной деятельности в самой России.
Простой же еврейский народ в России, с его местечковой культурой, трудолюбием и заботами, вызывал у американского еврейского сообщества презрение и неприязнь. Более того, так как русским евреям, как и любому народу, была враждебна революция, грозящая социальными и бытовыми лишениями, то международные олигархи были заинтересованы в их исчезновении, либо путём выдавливания из России, либо тайной поддержкой, а то и организацией, антиеврейских настроений. Примечательно, что во время встречи Вейцмана с Бальфуром последний был удивлён убеждённостью Вейцмана в победе сионистских идей. Когда Бальфур сказал Вейцману, что раньше он никогда не слышал от евреев ничего подобного, Вейцман сказал лорду: «Мистер Бальфур, вы встречаетесь не с теми евреями»[238].
Вот судьба «не тех евреев», то есть тех, кто не был согласен становиться пушечным мясом для идей мирового господства американских банкиров, или идей сионизма, а таких евреев и в Англии, и в России было немало, совершенно не волновала ни Шиффа, ни Вейцмана.
Таким образом, ненависть американских банкиров, членов тайного сообщества, нельзя объяснить их еврейским происхождением.
К тому же ненависть к России испытывали и Мильнер, и Ллойд-Джордж, которые не были евреями. Конечно, эта ненависть не могла у них выражаться так открыто, как это мог позволить себе делать Шифф, в отличие от которого Ллойд-Джордж и Мильнер были официальными лицами. Эта ненависть пряталась у них за высокопарными фразами о «русских храбрых союзниках», о «героях русских солдатах» и так далее. Однако истинное отношение к России было выражено Ллойд-Джорджем сразу же после свержения царя: «Одна из главных целей Англии в этой войне достигнута!»
Ненависть, которую испытывали названные силы в Англии и в США к России, была иррациональна.
«Причиной ненависти масонства к России, — писал в своём отчёте заведующий заграничной агентурой Департамента полиции (Парижское бюро) Л. А. Ратаев, — является то, что её считают самым надёжным оплотом христианства. Ведь, рассматривая деятельность масонов, никогда не надо упускать из виду, что прежде всего это не просто безбожники, это — сектанты»[239].
К концу XIX века в США складывается мощная сила, представляющая собой соединение иллюминатской философии, иудейского мессианства, американского протестантизма. Эту силу можно назвать орденом иллюминатов, можно, как называют её сегодня, «неоконсерваторами», кратко «неоконами» — название всё равно не будет отражать её сути. Главное, что эта сила в XX веке стала реальной и могущественной.
Действия этой силы не ограничивались только США, ее могущественные сторонники были и в Англии, и в Германии, и во Франции. Эта единая организация имела огромные финансовые и политические возможности, так как среди ее сторонников были ведущие финансисты мира, ведущие политики и высокопоставленные сотрудники спецслужб.
Какую же цель преследовала эта сила? Мы уже говорили: создание нового мирового порядка, или, говоря сегодняшним языком, «организованного хаоса», когда человечество полностью теряет духовные и нравственные ориентиры, попадает в полную экономическую и финансовую зависимость от организаторов этого хаоса. Но новый мировой порядок не может быть единственной целью. Это, скорее, не цель, а средство. Также не могут быть целью деньги и власть, так как и они являются средствами.
Главная цель этой силы, безусловно, духовная, идеологическая. В основе этой идеологии лежит антихристианская, антицерковная и антинациональная составляющая.
В 1905 году Л. А. Ратаев подчёркивал: масонские круги Франции считают, что «на долю Франции выпала высокая задача повсюду организовывать демократию и тем постоянно подготавливать достижение масонского идеала — Всемирной Республики»[240].
Об этом же пишет современный российский исследователь доцент Т. В. Грачёва: «Цель создания глобального государства — это цель духовного и религиозного характера. Для того чтобы её достичь, нужно до основания уничтожить священную государственность, даже идею о ней, даже память о ней, полностью скомпрометировать её историю»[241].
Адепты этой идеологии понимали, что без уничтожения царской России победа не может быть одержана.
Главным гарантом победы России был император Николай II, не очень обольщавшийся об истинных намерениях своих союзников. Еще в 1914 году, на призывы Англии и Франции воевать до «последней капли крови», Государь заметил в близком кругу: «Они не кончают своей угрозы: прибавили бы — до последней капли русской крови. Они, по-видимому, так понимают эту войну»[242].
Участие англо-американского тайного сообществав свержении русской монархии
В конце 1916 года тайное американо-английское сообщество приняло окончательное решение о начале стремительного форсирования подготовки государственного переворота в России. Целью этого переворота было свержение Николая II и полное уничтожение монархии в России.
15 февраля 1916 года агент Охранного отделения в Нью-Йорке сообщал: «14 февраля 1916 г. в восточной части Нью-Йорка состоялось тайное собрание из 62 делегатов. Пятьдесят из них «ветераны» революции 1905 года… Целью собрания было: обсуждение способа осуществления большой революции в России. По мнению большинства делегатов условия для реализации революции были благоприятными, кроме финансовых. Собрание тут же было осведомлено, что вопрос финансирования уже решен, в связи с чем имя Якова Шиффа неоднократно упоминалось»[243].
Исследователь Т. В. Грачёва утверждает, что «в архивах Государственного департамента США (1910–1929, № 861.4016/325) хранится следующее сообщение, подготовленное американскими разведывательными службами: «В феврале 1916 года впервые стало известно, что в России разжигается революция. Было выявлено, что упомянутые ниже лица вовлечены в это разрушительное предприятие: это директора «Куб, Лёйб энд Компани» Якоб Шифф, Отто Канн, Мортимер Шифф, Джером Ханауэр, Феликс Варбург и его брат Пол»[244].
Примечательно, что глава французской военной миссии при царской Ставке генерал Морис Жанен 7 апреля 1917 года записал в свой дневник: Февральская революция «руководилась англичанами и конкретно лордом Мильнером и сэром Бьюкененом»[245].
Однако не только английские лорды и американские банкиры приняли участие в подготовке свержения монархии в России. Активную помощь оказал им посол Франции в Петрограде Жорж Морис Палеолог. Палеолог до сих пор считается во Франции «специалистом» по царской России. Поводом для этого стали многочисленные и весьма сомнительные с точки зрения исторической правды книги Палеолога по русской истории. В. А. Сухомлинов в своих воспоминаниях прямо обвинял французского посла во лжи: «Что касается французского посла, то в Петербурге Палеолог не был достойным представителем своей страны, ибо предпочитал серьезному делу пустую болтовню и сплетни. […] В своих воспоминаниях о пребывании у нас Палеолог рассказывает разные небылицы. Кто хотя мало-мальски имеет понятие о характере, манере говорить Императора Николая II, тот не поверит ни одному слову Палеолога. Сочинять так храбро можно только на покойника, но не надо забывать, что могут быть еще живые свидетели, которые за умершего заступятся и поклепы обнаружат. Сфабрикованы у Палеолога его политические фантазии, под видом дружеской беседы с французским послом Государя, якобы «питавшего большие личные симпатии» к нему. Таких выражений, как «мой народ не понял» и «мой генеральный штаб хотел», не свойственны были образу речи Государя. Об «устьях Вислы» г. Палеолог сообщил мне новость, на которую я ему могу сказать, что это чистейшая выдумка, ибо Император Николай ему этого говорить не мог, раз подобный вопрос «в моем генеральном штабе» не возбуждался. Приписка к этой фантазии: «я выясню еще», сорвалась с пера Палеолога, когда он почувствовал сам, что зарапортовался, заведя Государя в чужой огород, так как это вопросы МИД, а не военного.
По неискусной подделке этой ясно, что Палеолог совсем не знает Николая 11 и вкладывает в его уста всякий тенденциозный вздор столичных политиков. Это не материал для серьезного исторического исследования, а лишь записки для легкого чтения, причём наивным и легковерным людям они могут понравиться, особенно на красивом, благозвучном французском языке»[246].
Нет нужды сомневаться в справедливости мнения генерала Сухомлинова. Для него, человека, в течение долгих лет почти каждый день видевшего царя и разговаривавшего с ним, прекрасно знавшего простую и ясную речь Николая II, было смешно читать высокопарные сочинения Палеолога, которые тот выдавал за слова императора. Но, при этом, десятки серьёзных авторов цитируют эти сочинения как неоспоримую истину.
Не меньшей ложью являются утверждения, что французский посол принадлежал к древнему императорскому византийскому роду Палеологов. Историк Михай Струдза в своём исследовании пишет о происхождении фамилии Жоржа Мориса: «В начале XVII-го века немецкий ученый Мартен Крюзиус встречал неких Палеологов в греческом районе Стамбула Фанаре. Настоящей фамилией этих Палеологов была — Джулиано по прозвищу — Муслим. Объединенные в несколько больших семейств эти фанарские Палеологи и их потомки поселились в Валахии. Некоторые из них стали румынскими боярами. В основном это были дети от внебрачных связей. Для того чтобы предать своим родам значимость и скрыть своё внебрачное происхождение, они присвоили себе знаменитую императорскую фамилию, а в конце XIX-го века румынские Палеологи напечатали в Константинополе генеалогическое дерево, которое приписывало им византийское происхождение, о котором нигде ранее не упоминалось. Этот любопытный документ хранится в Академии Наук в Афинах. Последний представитель этого рода, на котором он и заканчивается, не кто иной, как Морис Палеолог, французский посол. Этот дипломат поместил в Большую Энциклопедию XIXвека посвящённую самому себе статью, в которой представил себя как потомка византийского рода»[247].
Отец Мориса Александру Палеолог родился в 1824 году в Бухаресте. В 1847 году старший Палеолог был вынужден бежать во Францию, так как участвовал в заговоре против правящего господаря Валахии князя Георгиу Бебеску Во Франции Александру женился на уроженке Брюсселя Фредерике де Риддер. 13 января 1859 года у супругов родился сын Морис. Во время учёбы в лицее Людовика Великого Палеолог познакомился с Раймондом Пуанкаре, будущим президентом республики. В 1880 году началась дипломатическая карьера Мориса Палеолога. Он был секретарём французского посольства в Танжере, в Пекине и Риме. В 1907 был назначен уполномоченным послом в столицу Болгарии — Софию. В Софии Палеолог познакомился с английским посланником сэром Дж. Бьюкененом. Примечательно, что отец Бьюкенена, уже упомянутый нами сэр Эндрю Бьюкенен, в 1825–1830 гг. был сначала атташе, а затем и послом Англии в Константинополе, в то время когда там проживал отец будущего французского посла.
Палеолог пользовался большим расположением в русском обществе и в придворных кругах. Бьюкенен при всем своём уме никогда не имел в России того расположения, какое имел Палеолог. Генерал Спиридович верно подмечал, что «прошедший хорошую школу, Морис Палеолог (его настоящая фамилия совершенно другая) быстро разобрался в русском обществе, в партиях, завел, где надо было, агентуру, т. е. информаторов, отлично использовал некоторых дам русского высшего общества как осведомительниц и в результате ловко выбрал правильную линию поведения. И его любили»[248].
Пользуясь этой любовью, Палеолог осторожно, но упорно приобретал связи в высших сферах русского общества. Эти связи весьма пригодились заговорщикам в феврале 1917 года.
Кроме того, Палеолог поддерживал тайные сношения с польскими сепаратистами. 4 марта 1916 года он отправляет совершенно секретную записку министру иностранных дел А. Брияну, которая поражает своим цинизмом. По существу за спиной русского союзника обсуждаются планы расчленения его территорий. «Нужно признать, — пишет Палеолог, — что польский вопрос является одним из самых сложных, что сами поляки воодушевлены принципами своего национального возрождения. С точки зрения генеральной политики (единственной точки зрения, которая нас интересует), вот как я вижу эту проблему: 1. Император Николай враждебен либеральным устремлениям. Польша при нём останется под скипетром Романовых. 2. Превалирующее русское общественное мнение, в частности Думы, насильственно-враждебно возрождению Польши. Эта враждебность Думы представляет собой обстоятельство, делающее невозможным легальные попытки добиться провозглашения автономии. Я не представляю себе, чтобы вопрос мог решиться другим способом, как государственным переворотом по воле Государя. 3. Франция не может быть безразлична к чаяниям поляков. Она должна по своей традиции им помочь обрести Родину. 4. В настоящее время, пока идёт война, эта помощь не может быть провозглашена в иных формах, кроме крайне секретных. Что касается меня, то я поддерживаю тесные связи с представителями польской аристократии, которые бежали в Петроград. Я всегда приглашаю их, когда за моим столом я принимаю кого-нибудь из представителей правящей династии или высших сановников империи. Это единственное, что я могу им предоставить в настоящее время. 5. Но, когда придёт день мира, когда Россия будет готова реализовать свои грандиозные планы, которые обещает эта война, Франция должна протянуть руку помощи Польше»[249].
В январе 1917 года Палеолог в письме к министру иностранных дел Брияну указывает на свои постоянные встречи с польскими сепаратистами. Он указывает на необходимость объединения усилия всех союзных государств для достижения польской независимости. «Территориальное восстановление польского государства, — пишет он, — может быть реализовано только нашими общими усилиями»[250].
Первым этапом подготовки революции стала тайная организация травли английским и французским посольствами председателя Совета министров Б. В. Штюрмера. Причина этой травли заключалась в том, что Николай II наделил Штюрмера большими полномочиями. Штюрмер не только возглавлял правительство, но фактически лично курировал иностранные, финансовые и внутренние дела, чего раньше в Совете министров не наблюдалось. 3-го марта Штюрмер стал совмещать должность главы правительства с должностью министра внутренних дел, а 7-го июля Штюрмер оставил должность министра внутренних дел и получил должность министра иностранных дел, по-прежнему оставаясь председателем Совета министров. Назначение Штюрмера министром иностранных дел вместо Сазонова означало, что отныне Государь всецело берёт контроль за международной политикой на себя. Это очень встревожило союзников. По существу с их стороны новому главе правительства был устроен бойкот.
Дж. Бьюкенен и М. Палеолог старались избегать встреч со Штюрмером. В одном из донесений в Лондон 18 августа 1916 года английский посол писал: «Я никогда не могу надеяться на установление отношений доверия с человеком, на слово которого отнюдь нельзя положиться и единственной целью которого является преследование своих честолюбивых планов»[251].
Стали распространяться клеветнические слухи о том, что Штюрмер сторонник сепаратного мира с Германией и обслуживает её интересы. Товарищ министра внутренних дел генерал-лейтенант П. Г. Курлов писал: «Положение Б. В. Штюрмера оказалось трагическим благодаря клевете, которая была против него направлена с первых же дней. Его немецкая фамилия, во время войны с Германией, дала возможность избрать его мишенью яростных нападений, за которыми скрывались посягательства на авторитет царствующей династии. В думских речах он выставлялся как видный член германофильской партии, будто бы возглавляемой Императрицей, и как сторонник сепаратного мира с Германией»[252].
В Лондоне российский посол граф А. К. Бенкендорф вдруг потерял доверие, ему отказали в доступе к закрытым материалам английского МИД. На вопрос посла о причине такой перемены ему разъяснили: «Знаете, мы неуверены теперь, что самые большие секреты не проникнут к нашим врагам. Напротив, мы имеем признаки, что каким-то способом эти секреты становятся известными неприятелю со времени назначения Штюрмера».
Травля Штюрмера осуществлялась главным образом руками думской оппозиции, но руководство шло из английского посольства.
Условно план западных организаторов революции в России можно разделить на финансовую и организационную составляющую. Первая, безусловно, в основном лежала на бродвейском сообществе, вторая — на английском «Круглом столе». Бродвейские банкиры имели большие связи в революционной среде, в части финансового сообщества России, среди некоторых депутатов Государственной Думы. Но они не имели серьёзного влияния в высших сферах русской политической и военной элиты. Шифф не имел авторитета, например, у генералов Ставки или думцев. Мильнер и Бьюкенен, наоборот, этот авторитет имели, но не имели такого количества денег, какие имел Шифф и его компаньоны по Бродвею.
Поэтому английские лорды получили большие финансовые вливания от трансатлантических корпораций.
Генерал-лейтенант А. А. Гулевич писал в своей книге, что лорд Мильнер получил более 21 миллиона рублей из США для финансирования русской революции[253].
Эта сумма примерно совпадает с той цифрой, которую Шифф, по словам его внука, затратил на русскую революцию. Чолли Никербоскер писал в Нью-йоркском «Американском журнале» от 3-го февраля 1949 года: «…внук Якова Шиффа, видный член нью-йоркского высшего общества, признал, что только его дед, Яков Шифф», вложил 20 миллионов долларов в русскую революцию[254].
Шифф не в первый раз финансировал врагов России. Во время русско-японской войны, в 1904–1905 годах, он уже перечислил японцам 200 миллионов долларов для организации смуты в Российской империи. За заслуги перед Японией Шифф был награждён микадо орденом Священного сокровища[255].
Деньги Шиффа на русскую революцию шли, в частности, через германские банки, владельцами которых были его родственники, в частности банк Ротшильда. Эти деньги впоследствии назывались «германскими деньгами». Милюков открыто говорил: «Ни для кого не тайна, что германские деньги сыграли роль в Февральской революции»[256].
О том, что американские и германские деньги, выделяемые на революцию в России, были одного происхождения, говорит записка первого секретаря русского посольства в Вашингтоне графа И. Г. Лорис-Меликова от 17/30 марта 1916 года: «Никакая иностранная нация не имеет в Америке столько банков, сколько Германия. Чтобы перечислить только крупнейшие из них, достаточно упомянуть о фирмах: «Кун, Лейб и К°», «Ляденбург, Тальман и К°», «Селигман и Г» и прочие. Эти банки всецело немецкие по происхождению, и если в настоящее время они и считаются американскими, то не подлежит сомнению, что интересами своими они все еще тесно связаны с Германией. Они имеют огромное положение и силу в Нью-Йорке. Во главе одного из них «Кун, Лёйб и К?» стоит отъявленный враг России немецкий еврей Яков Шифф»[257].
В марте 1916 года послом США в России был назначен банкир и хлеботорговец Дэвид Фрэнсис, человек весьма близкий к Якову Шиффу. Фрэнсис, наряду с Бьюкененом и Палеологом, сыграл заметную роль по организации и осуществлению заговора против русского императора. С Одной стороны, новый посол стремился усилить зависимость России от Америки. С другой стороны, будучи хлеботорговцем, он был заинтересован в устранении России как конкурента с мирового рынка зерна. Революция в России, которая могла бы подорвать ее сельское хозяйство, скорее всего, входила в планы Фрэнсиса, а потому он внимательно следил за деятельностью российских революционеров.
К концу 1916 года Бьюкенен был хорошо осведомлён о двух планах русских заговорщиков по свержению императора Николая II с престола. Сведения об этих планах английский посол передавал премьер-министру Ллойд-Джорджу в Лондон[258].
О заговоре против царя Бьюкенен знал непосредственно от самих заговорщиков. Товарищ министра внутренних дел генерал П. Г. Курлов в своих мемуарах писал, «что розыскные органы ежедневно отмечали сношения лидера кадетской партии Милюкова с английским посольством»[259]. Примечательно, что этот текст у Курлова имеет следующее примечание: «К счастью, документы, относящиеся до этого вопроса, сохранены моими подчиненными от революционеров, и я надеюсь, что буду иметь возможность опубликовать их при втором издании этой книги». Насколько известно, эти документы никогда не были опубликованы Курловым. Он умер в том же 1923 году, когда увидели свет его мемуары.
Интересно, что Милюков сохранил с Бьюкененом и Палеологом самые тесные связи и после Февральской революции. «Часть дня уходила на ежедневные беседы с послами. У меня собирались Бьюкенен, Палеолог и Карлотти»[260].
По некоторым сведениям, Бьюкенен имел встречи и с фрондирующими великими князьями.
А. А. Вырубова пишет: «Государь заявил мне, что он знает из верного источника, что английский посол сэр Бьюкенен принимает деятельное участие в интригах против Их Величеств и что у него в посольстве чуть ли не заседания с великими князьями по этому поводу»[261].
По словам самого Бьюкенена, ситуация обострилась настолько, что за столом у английского посла аристократы обсуждали вопрос, будет ли убита императорская чета в ходе грядущих потрясений[262].
Та же Вырубова писала в своих воспоминаниях, что в августе 1916 года «из Крыма приехал Гахам караимский. Он представлялся Государыне. […] Гахам первый умолял обратить внимание на деятельность сэра Бьюкенена и на заговор, который готовился в стенах посольства с ведома и согласия сэра Бьюкенена. Гахам раньше служил по Министерству иностранных дел в Персии и был знаком с политикой англичан»[263].
В ночь с 16-го на 17-е декабря 1916 года английские спецслужбы принимают непосредственное участие в убийстве Г. Е. Распутина. Это убийство стало важным этапом на пути к государственному перевороту.
Генерал Спиридович вспоминал, что во время Высочайшего приема по случаю Нового 1917 года, «принимая поздравления дипломатов, Государь очень милостиво разговаривал с французским послом Палеологом, но, подойдя к английскому послу Бьюкенену, сказал ему, видимо, что-то очень неприятное. Близстоящие заметили, что Бьюкенен был весьма смущен и даже сильно покраснел. На обратном пути в Петроград Бьюкенен пригласил к себе в купе Мориса Палеолога и, будучи крайне расстроенным, рассказал ему, что произошло во время приема. Государь заметил ему, что он, посол английского короля, не оправдал ожиданий Его Величества, что в прошлый раз на аудиенции Государь упрекал его в том, что он посещает врагов монархии. Теперь Государь исправляет свою неточность: Бьюкенен не посещает их, а сам принимает их у себя в посольстве. Бьюкенен был и сконфужен, и обескуражен. Было ясно, что Его Величеству стала известна закулисная игра Бьюкенена и его связи с лидерами оппозиции»[264].
По всей видимости, англичане рассматривали два варианта переворота: двухступенчатый и прямой. Первый предусматривал заставить императора Николая II согласиться с созданием «Ответственного министерства», которое бы сплошь состояло из проанглийски настроенной думской оппозиции. Одновременно царь должен был согласиться на полный контроль своей политики со стороны союзников.
В случае если бы Николай II ответил отказом на требования союзников, в действие должен был вступить второй вариант переворота, то есть прямое свержение царя с престола.
В январе 1917 года в Петрограде должна была состояться союзническая конференция. Официально её целью была координация действий союзных держав против Германии и её союзников. Но на самом деле конференция должна была стать координацией действий между представителями союзных держав и русскими заговорщиками.
Премьер-министр Великобритании Д. Ллойд-Джордж не скрывал своих надежд от этой конференции, которая «может привести к какому-нибудь соглашению, которое поможет выслать Николая и его жену из России и возложить управление страной на регента»[265].
В результате царю были предъявлены следующие требования:
1. Введение в Штаб Верховного главнокомандующего союзных представителей с правом решающего голоса.
2. Обновление командного состава армии в согласовании с державами Антанты.
3. Введение «Ответственного министерства».
На эти требования император ответил отказом по пунктам.
По пункту 1: «Излишне введение союзных представительств, ибо Своих представителей в союзные армии с правом решающего голоса вводить не предполагаю».
По пункту 2: «Тоже излишне. Мои армии сражаются с большим успехом, чем армии Моих союзников».
По пункту 3: «Акт внутреннего управления подлежит усмотрению Монарха и не требует указаний союзников»[266].
В том же духе был выдержан ответ Государя и Бьюкенену, который во время аудиенции позволил себе обсуждать дела внутреннего устройства Российской империи. Причем Бьюкенен недвусмысленно дал понять, что если император не пойдет на английские требования, его ждет революция и даже возможно гибель. Бьюкенен сказал, что «За неделю до убийства Распутина я слышал о предстоящем покушении на его жизнь. Я счёл эти слухи пустой сплетней, но, тем не менее, они оказались верными. Поэтому я и сейчас не могу оставаться глухим к доходящим до меня слухам об убийствах, замышляемых, как говорят, некоторыми экзальтированными личностями. А раз такие убийства начнутся, то нельзя сказать, где они кончатся»[267].
Отрицательный ответ Николая II на фактический ультиматум союзников привел к тому, что в правящих кругах Антанты было решено оставить путь дипломатического давления и перейти к открытой поддержке заговора против царя.
19 января 1917 года в Петрограде собралась конференция союзников. Державы были представлены на самом высоком уровне. Представляя по её результатам доклад императору Николаю II, министр иностранных дел России Н. Н. Покровский сообщал: «С Высочайшего Вашего Императорского Величества соизволения в январе месяце текущего года созвана была в Петрограде, для установления политических и военных мероприятий, связанных с продолжением войны, Конференция союзных держав, при участии представителей России, Франции, Великобритании и Италии. В состав Конференции в качестве представителей союзных правительств вошли: от Франции — министр колоний Думерг, французский посол в Петрограде г. Палеолог и генерал Кастелъно; от Англии — член кабинета министров и военного Совета виконт Мильнер, великобританский посол сэр Дж. Бьюкенен»[268].
Главным действующим лицом западных союзников на конференции был, конечно, лорд Мильнер. «С конца 1916 г., за исключением Ллойд Джорджа, Мильнер был самой значительной фигурой в правительстве», — пишет в своей книге английский историк В. Гальперин[269].
10 декабря 1916 г. Ллойд Джордж назначил Мильнера главой объединенной делегации союзников для переговоров с Россией. Уже после февральского мятежа ирландский представитель палаты общин прямо указывал на Мильнера, как на организатора русской революции: «Наши лидеры поздравляют кого? Преуспевших мятежников! Они послали лорда Мильнера в Петроград, чтобы подготовить революцию, которая уничтожила самодержавие в стране-союзнице»[270].
5 февраля лорд Мильнер, среди прочих делегатов конференции, был принят императором Николаем II. Во время этого приёма была предпринята попытка со стороны Мильнера оказать прямое давление на царя. При этом лордом Мильнером была представлена Николаю II записка, в которой он предлагал назначить на высшие посты в государственных органах власти России определенных людей из оппозиции, «не считаясь с официальными традициями»[271].
Мильнер дал понять, что в противном случае у царского правительства могут возникнуть серьезные затруднения, в том числе с поставками военных материалов из Англии. Будучи в курсе этих событий, английская газета «Манчестер Гардиан» от 16 марта 1917 г. привела содержание бесед Мильнера с Николаем II, утверждая, что лордом было высказано настоятельное пожелание, чтобы было назначено новое правительство, в котором премьером и одновременно министром иностранных дел стал бы С. Д. Сазонов[272].
Жесткий ультимативный характер требований Мильнера подчёркнут А. Бальфуром в беседе с военным обозревателем газеты «Таймс» полковником С. Репингтоном: «Монархам редко делаются более серьезные предупреждения, чем те, которые Мильнер сделал царю»[273].
Во время своего визита Мильнер встретился с председателем Военно-промышленного комитета Думы А. И. Гучковым, князем Г. Е. Львовым, председателем Государственной Думы М. В. Родзянко, генералом А. А. Поливановым, бывшим министром иностранных дел С. Д. Сазоновым, лидером кадетов П. Н. Милюковым.
Тогда же в Петроград прибыл из Москвы британский генеральный консул и по совместительству секретный агент британской разведки Роберт Гамильтон Брюс Локкарт. В течение второй половины 1916 года по заданию Бьюкенена Локкарт встречался с председателем Всероссийского земского союза князем Г. Е. Львовым, будущим главой Временного правительства. Вместе со Львовым на встречи с Локкартом приходили московский городской голова М. В. Челноков, лидер московских кадетов член «Прогрессивного блока» Думы В. А. Маклаков, родной брат А. И. Гучкова Николай Иванович Гучков[274].
Следует сказать, что Локкарт был человеком Мильнера, работавшим в тесном контакте с Сиднеем Рейли. По утверждению Э. Саттона «Локкарт был выбран для своей миссии Мильнером и Ллойд Джорджем»[275].
Кроме того, Локкарт был дружен с оккультистом сатанинского уклона А. Кроули. Брюс Локкарт и сам очень интересовался оккультизмом и был членом «Совета 300-х», «дочерней» организации «Круглого стола». С Кроули Локкарта в Москве познакомил греческий то ли еврей, то ли армянин Михаил Ли-киардопулос, более известный под прозвищем Лики, который был секретарём московского Художественного театра. Локкарт впоследствии использовал Лики в качестве главы отдела британской пропаганды в Москве[276]. Интерес английской разведки к Художественному театру может показаться странным, если не знать, что скрывалось за его кулисами. Не надо забывать, что с Художественным театром был тесно связан писатель Максим Горький и его любовница М. Ф. Андреева, бывшая ведущая актриса театра. Андреева, тайный член РСДРП, одновременно ещё с 1905 года поддерживала тесные контакты с так называемым «старообрядческим капиталом». Если учесть, что главные заговорщики и руководители «Прогрессивного блока» (братья Гучковы, Рябушинский, Коновалов) были представителями этого капитала, то интерес англичан к Художественному театру становится вполне понятен. С 1915 года Андреева жила в Москве, которая становится одним из главных центров подготовки революции. Кроме того, другая ведущая актриса театра В. Ф. Комиссаржевская поддерживала дружественные отношения с А. И. Гучковым. Именно Комиссаржевская была посредницей между Гучковым и М. И. Зилотти в их бурно развивающемся романе. М. И. Зилотти приходилась свояченицей брату Гучкова К. И. Гучкова[277].
Через неделю Мильнер сам приехал в Москву и лично встретился с Челноковым и другими сторонниками «Прогрессивного блока». Эта встреча прошла под предлогом награждения Челнокова орденом Подвязки[278].
Во время встречи Мильнера и Локкарта с одной стороны и Львова и Челнокова с другой последние передали Мильнеру меморандум, в котором говорилось, что если со стороны императора Николая II не будет в ближайшее время оказано никаких уступок, революция неминуема. По утверждению Львова, она произойдёт в течение трёх недель[279].
Между тем, в самой Англии полным ходом шла подготовка общественного мнения к предстоящему крушению России. Русский дипломат Ю. Я. Соловьёв, находившийся в конце 1916 года в Лондоне, вспоминал: «Во всех больших лондонских кинематографах в это время показывались военно-патриотические фильмы. После них на экране появлялись портреты глав союзных государств. Это сопровождалось исполнением национальных гимнов. Портрета Николая II при этом не было, и русский флаг среди союзных флагов, украшавших сцену, в большинстве случаев отсутствовал»[280].
Напомним, это было в конце 1916 года. Английское участие в подготовке переворота шло полным ходом.
Кроме встреч с представителями думской оппозиции, англичане провели в Москве ряд важных переговоров с московскими финансовыми воротилами. Предмет переговоров был все тот же: грядущий переворот.
В последующем Мильнер, Бьюкенен, Локкарт тщательно скрывали и опровергали свою связь и помощь заговору против царя. Но многочисленные факты неопровержимо доказывают обратное.
Сотрудничество англичан с оппозицией не прошло незамеченным для императора Николая II.
Февральские события в полной мере выявили роль западных сил в её организации и осуществлении. Любопытные подробности своего ареста и главных действующих лиц переворота оставил в своих воспоминаниях Петроградский градоначальник генерал А. П. Балк: «У Зимнего Дворца навстречу нам шли два английских офицера. Одного я знал хорошо в лицо, фамилию забыл, но фигуру его, необычно длинную и поджарую, знал каждый, кто бывал в «Астории». Так вот этот офицер своеобразно приветствовал нас. Он остановился, повернулся к нам лицом, засунул руки в карманы и, пригибаясь назад во все свое длинное туловище, разразился громким хохотом, а потом что-то кричал и указывал на нас пальцем»[281].
А. Корнеев сообщает следующие весьма интересные сведения; «Во время февральских волнений в войсках многочисленные английские агенты в столице России не только вели антиправительственную агитацию, но и предпринимали активные попытки подкупать даже солдат, чтобы те выходили из казарм и не подчинялись своим офицерам. За это предлагали по 25 рублей. Такие данные подтверждены сведениями французской военной миссии в России, опубликованными в Париже в 1927 году. (Тогда 15 рублей стоил костюм)»[282].
В дни февральского переворота в Ревеле базировалась британская военная флотилия под командованием командора Фрэнсиса Кроми. Официальным мотивом пребывания ее здесь были совместные действия с флотом России против Германии. Любопытна личность самого капитана Кроми. Он был активным сотрудником британской разведки, находился в непосредственной связи с Брюсом Локкартом и Сиднеем Рейли. В августе 1918 года ВЧК пыталась его арестовать, как подозреваемого в покушении на жизнь Ленина. Во время попытки ареста Кроми оказал вооружённое сопротивление и был убит[283].
Находясь в России зимой 1916 — зимой-весной 1917 года, Ф. Кроми постоянно письменно сообщал о событиях в России. Адресатами его были: глава британской военно-разведывательной миссии в России Самуэль Хор, контр-адмирал Ричард Филлимор, британский военно-морской представитель при императорской Ставке в России. Интересно, что Ф. Кроми прибыл в Петроград именно 27 февраля, в день наиболее значимых начальных событий государственного переворота в России.
Официальной причиной был двухнедельный отпуск в столице России, где тогда происходили крупные уличные беспорядки. Конечно, отпуск в такое время был лишь прикрытием его секретной деятельности. Ясно, что британская флотилия могла быть использована в случае необходимости для помощи прозападному Временному комитету Госдумы, узурпировавшему власть в России и образованному как раз в день прибытия в Петроград Ф. Кроми. (Кроме того, уже сам факт пребывания британской военной флотилии недалеко от столицы России, особенно после яркой демонстрации членами британской делегации поддержки оппозиции, играл немалую роль в такой ситуации.)
После признания Англией Временного комитета Госдумы в качестве законного Правительства России, узнав о подходящих к столице войсках генерала Иванова, посланных царем, о чем Ф. Кроми поведал посол Англии в России Бьюкенен, командор срочно возвращается в Ревель 1 марта, пробыв в столице лишь два дня. Очевидно, что в такой ситуации он готовился при необходимости прийти на помощь Временному правительству[284].
Таким образом, можно констатировать, что ведущая организаторская роль в деле свержения императора Николая II с престола принадлежала силе извне. Следует признать, что за этой силой стояли не национальные интересы того или иного государства, а интересы тайного международного сообщества. Главной целью этого сообщества было уничтожение любой ценой самодержавной России. Об этом откровенно писал британский историк-коммунист Эрик Джон Хобсбаум: «Если и существовало государство, в котором революция считалась не только желательной, но и неизбежной, так это империя царей»[285].
Одним из главных доказательств решающей роли в свержении и аресте императора Николая II западными союзниками служит признание генерала Мориса Жанена, возглавлявшего в 1916–1917 годах французскую военную миссию при русской императорской Ставке. Признание это было сделано Жаненом в 1920 году, в телеграмме французскому верховному комиссару Сибири Роже Могра по поводу обстоятельств гибели адмирала А. В. Колчака. Объясняя Могра, почему он, Жанен, фактически способствовал выдаче «верховного правителя» большевистскому «временному иркутскому правительству», обрекая адмирала на неминуемую гибель, Жанен пишет: «Адмирал был передан комиссарам временного правительства. так же как это было сделано с царем, которого французский посол мне персонально запретил защищать», (выделено нами — П. М.)[286].
То есть Жанен недвусмысленно дает понять, что в марте 1917 года именно французская сторона сыграла решающую роль в выдаче императора Николая II Временному правительству.
О том, что французские правящие круги немедленно отстранились от судьбы свергнутого императора, видно и из бумаг самого французского посла той поры М. Палеолога. В его бумагах мы находим следующее сообщение в Париж: «Секретно. 21 марта 1917 года. Руководители военных миссий при русской ставке заявили о готовности сопровождать Императора в Царское Село, желая оказать ему тем самым услугу и защиту. Я приказал генералу Жанену не покидать Могилева»[287].
Что же касается правящих кругов Соединенных Штатов, то мы видим не просто отстраненность от судьбы свергнутого императора, но, наоборот, крайне враждебное отношение, как лично к нему, так и ко всем представителям Дома Романовых. 19 марта 1917 года, то есть в то время, когда Палеолог запрещал своим подчиненным всякую поддержку свергнутому Государю, посол США в России Фрэнсис отправил государственному секретарю своей страны следующую телеграмму:
«Государственному секретарю (телеграмма) Петроград, 19 марта 1917 года, 8 часов вечера (получена в 6 часов вечера).
Порядок сохраняется по-прежнему. Приняты все меры, чтобы не допустить никаких претензий на трон, как со стороны великого князя Михаила, представляющего прямое наследование после отречения царя и царевича, так и сделать тщетной всякую попытку сохранить имперскую преемственность вплоть до «people act»[288].
Это последнее выражение «people act» означает не что иное, как физическое устранение любого потенциального претендента на русский трон, если тот выразит готовность его занять.
Таким образом, мы видим, что действия Англии, Франции и Соединенных Штатов Америки в отношении царской семьи носили слаженный характер и отличались сознательной враждебностью.
Однако, признавая важную роль внешних сил в свержении монархии в России, было бы неправильно считать эту роль главной и решающей. Следует признать, что эти внешние силы не смогли бы добиться поставленных ими целей, если бы они не имели внутри России мощной поддержки в лице влиятельных общественных, думских, политических, промышленных и военных деятелей.