На следующий день император и Александра Федоровна в сопровождении Сергея Александровича посетили больницы. Они обходили палаты, где размещались раненые, почти со всеми беседовали, расспрашивали о подробностях. Из пятисот с лишним пострадавших более половины уже выписались, переехали домой.
20 мая на Ваганьковском кладбище хоронили погибших. Туда приехал отец Иоанн Кронштадтский и утешал своим словом родственников погибших. Его появление произвело сильное впечатление на удрученных людей. Позже на Ваганьковском кладбище по указу императора был возведен храм в память жертв давки на Ходынском поле.
По высочайшему повелению, кроме единовременного пособия по одной тысяче рублей, всем семьям погибших назначалась пожизненная пенсия из собственных средств императора. Люди получали их вплоть до самой революции 1917 года.
Следствие признало трагедию 18 мая несчастным случаем, не пресеченным полицией. Обер-полицмейстер генерал Власовский был смещен с должности. Великий князь Сергей Александрович подал прошение об отставке, но государь ее не принял.
Глава 8
Волков договорился о продаже лавки и квартиры. Федор совершенно не собирался заботиться о супруге и 2 июня 1896 года отправился из Москвы в Петербург. Надо сказать, что он немало рисковал. Дело в том, что в те годы просто так купить билеты в кассах вокзала было невозможно. Для этого сперва требовалось получить разрешение в полицейском участке и сдать туда паспорт. Кондуктор возвращал документ пассажиру в пункте назначения.
Риск оправдал себя. Волков без проблем приобрел билет и в вагоне второго класса доехал до столицы государства. У Николаевского вокзала он нанял извозчика и поехал по знакомому адресу, к отцу несчастной Адины, ювелиру Глозману.
В восемь вечера дверь магазина была уже закрыта. Федору пришлось идти через двор.
На его стук из прихожей донесся настороженный голос отца Адины:
– Кто там?
– Федор, ваш зять, – ответил Волков.
Щелкнули запоры, дверь распахнулась.
– Что случилось? – спросил Глозман.
– Может быть, Натан Давидович, вы пропустите меня?
– Ах да, извини. Проходи, конечно, но не томи. Что произошло? Почему ты приехал в Петербург, да еще и без Адины?
– Слишком много вопросов, Натан Давидович. Позвольте, я отвечу на них немного позже. Мне надо привести себя в порядок, я к вам прямо с вокзала. Почти двенадцать часов пути, признаюсь, утомили меня.
– Да, конечно. Скажи мне одно, Адина в порядке?
– Я все вам изложу.
Волков снял верхнюю одежду, повесил ее в прихожей. Потом Глозман провел его в гостиную.
Федор присел на диван, откинулся на мягкие подушки.
– Ну, наконец-то. Вам прекрасно известно, как я рисковал, приезжая в Петербург.
Сердце отца подсказало, что с дочерью случилось несчастье, поэтому Натан Давидович вновь спросил:
– Ради бога, Федор, ответь, с Адиной все в порядке?
Волков достал коробку папирос, не спрашивая разрешения, прикурил, глубоко затянулся дымом крепкого табака.
– Беда у нас, Натан Давидович.
Глозман побледнел:
– Что случилось?
– Адина тяжело больна.
– Как?.. Почему я не знал об этом?
– Дело в том, что болезнь свалила Адину неожиданно. Я просил ее написать вам, но она отказалась, не хотела расстраивать отца, – солгал Волков. – Когда состояние Ади резко ухудшилось, писать стало поздно, надо было принимать меры. Хорошо, что я сделал это вовремя.
– Чем больна дочь?
– Воспаление легких.
– Но ее жизни не угрожает опасность?
– Врачи говорят, что непосредственной угрозы нет, однако требуется тщательное обследование, весьма долгое и дорогое лечение. Я поместил Адю в одну из лучших частных клиник города.
– Ты мог написать мне об этом. Почему приехал?
– Мне нужны деньги, Натан Давидович.
– Но подожди! У вас с Адиной было много денег. За одну брошь…
Волков прервал тестя:
– А купить квартиру, лавку, товар? На это денег не требовалось? Ваша оценка моих драгоценностей оказалась слишком завышенной. Либо те люди, которых вы порекомендовали, банально обманули меня. Но дело не в этом, а в том, что у меня хватило средств нанять лучших врачей и оплатить пребывание Адины в клинике. Эти расходы лишили меня наличности. Да, остались деньги, но в товаре, реализовать который я быстро не в состоянии. Сувенирная лавка – прекрасное прикрытие для спокойной жизни в обычных условиях, но она не дает той прибыли, которую можно было бы использовать в тяжелой ситуации. Все, что у меня было в свободном обращении, я потратил. Поэтому и приехал к вам. Ведь вы же не оставите свою дочь в беде. Если не проводить лечения, то последствия могут оказаться печальными.
– Господи, я как чувствовал, что дочь с тобой пропадет.
– В том, что Адина заболела, вы вините меня?
– Нет, но если бы ты не встретился на ее пути…
– То что? Вы выдали бы ее замуж без любви, по расчету?
– А что толку от вашей любви? – выкрикнул Глозман.
– Сами-то вы любили свою Лею Хаимовну. Но я приехал не для того, чтобы вести пустые разговоры. Мне нужны деньги, чем быстрее, тем лучше. Для вашей же дочери.
Глозман поднялся из кресла, нервно запахнул халат, прошелся по комнате, резко повернулся к зятю и сказал:
– У меня сейчас нет и сотни рублей.
– Что? – удивленно произнес Волков. – Кому вы это говорите, Натан Давидович. Уж мне ли не знать ваше финансовое положение?
– Да, Федор, у меня на данный момент действительно совершенно нет наличных. Сегодня днем я купил драгоценности для графини Колданской. Она сделала крупный заказ, и мне пришлось потратить почти все, чтобы его выполнить. Я даже не успел отвезти украшения в банк.
– Но ведь графиня выкупит у вас заказ.
– Да, но только на следующей неделе. Таков был уговор.
– И сколько же вы потратили на драгоценности?
– Пятьдесят тысяч рублей.
– Неплохо. А получить с графини наверняка намереваетесь тысяч сто?
– О чем ты говоришь, Федор? Разве сейчас до финансовых дел? Надо думать, как помочь Адине.
– Разумно. Верните драгоценности продавцу. Вот и деньги.
– Это невозможно. Ты, владелец сувенирной лавки, должен это понимать. Тебе вернули бы деньги за проданный товар?
– Мне бы вернули, – проговорил Волков.
Глозман вернулся на место, постучал косточками пальцев по столу.
– Так-так-так. Придется занимать. Какая нам примерно нужна сумма?
– Тысяч двадцать, не меньше!
– Побойся бога, Федор, такие деньги никто не дает даже под большие проценты.
– Мне некого бояться, Натан Давидович. И не кричите, соседи услышат. Сколько вы можете реально взять в долг?
– Ну, тысяч пять, максимум десять. Хотя… – Глозман взглянул на Волкова. – В какой клинике находится Адина?
– У Германа Рохера, – соврал Федор, не моргнув глазом.
– Вот что. Завтра, нет, послезавтра мы едем в Москву. Как же я забыл? Ведь у Петра Исаевича собственная прекрасная клиника и хорошие врачи.
– О ком это вы? – настороженно поинтересовался Волков.
– О профессоре Ухове Петре Исаевиче, двоюродном брате покойной Леи, моей незабвенной супруги. Да ты должен его знать, в Москве Ухов личность известная.
– Особенно среди лавочников, – с усмешкой проговорил Федор.
– Если бы ты искал клинику для Адины, то просто не мог не узнать о заведении профессора Ухова. Или?.. – В глазах Глозмана отразилось недоверие и подозрение.
Волков встал.
– Что, Натан Давидович?
Глозман отошел за стол.
– Или ты ничего не искал и всю эту историю с болезнью Ади придумал для того, чтобы забрать у меня деньги. Ты приехал не потому, что Адина больна и ей нужна квалифицированная помощь.
Волков вздохнул.
– Эх, старый ты пень, Натан Давидович, – перейдя на «ты», с притворной досадой в голосе проговорил он. – Ну чего ты треплешь языком своим поганым? Чего выдумываешь? Ухов какой-то. Отдал бы деньги и жил дальше, оплакивая дочку, но нет, начал плести невесть чего.
– Что? Оплакивая дочь? Что ты сказал, подонок?
– За подонка я тебя прощаю, все какой-никакой, а родственник. Адина же твоя доживает последние дни, у нее туберкулез. А я действительно приехал за деньгами. Тебе одному зачем столько? Помрешь ведь скоро, и кому все достанется? Дочка-то уже в гробу будет, в земле сырой. Кому достанутся твои богатства, папаша?
– Ты нелюдь, мразь, хуже дикого зверя, – прокричал Глозман, пораженный страшной правдой.
– И эти слова прощаю. Видишь, я сегодня совсем не злой, а знаешь, почему так? У тебя в сейфе лежит то, что мне нужно. Ведь я начинаю новую жизнь. А без средств ныне никуда.
– Ты ничего не получишь. Я не отдам тебе драгоценности!
– А куда же ты, папаша, денешься? Код сейфа мне не нужен, как и ключи. Я открою твой ящик и без них.
Глозман вдруг рассмеялся:
– Нет, гаденыш, не откроешь. Не видать тебе драгоценностей.
Федор прищурился:
– Вот, значит, как? Ладно. Но запомни, если я не привезу деньги, то твою дочь как последнюю нищенку выбросят из больницы, и будет она подыхать на улице. Тяжко, мучительно. А ты будешь валяться у своего сейфа, потому как я сломаю тебе хребет. И черт с ними, с твоими драгоценностями.
– Ты нелюдь.
– Я уже слышал это.
– Я буду кричать.
– Давай! На помощь никто не придет. Впрочем, ты и не успеешь поднять шума. Не веришь? – Волков достал из кармана перочинный нож, открыл его. – Я не слышал, чтобы кричали люди, которым вырезали язык. – Он перепрыгнул через стол и прижал ювелира к стене. – Ну? Давай, папаша, вопи! – Федор поднес к его лицу раскрытое лезвие. – Ори, сволочь старая!
Глозман понял, что Волков теперь уже не оставит его в живых. Получит он ценности или нет, но обязательно убьет его. Хотя, если согласиться передать драгоценности, то появится шанс выскочить в подъезд и поднять шум. На набережной у моста постоянно несет службу городовой. Дворник уже закрыл ворота, быстро или под угрозой он их не отопрет. Да и офицеры, которые снимают апартаменты напротив, не спят. Они не испугаются, выйдут узнать, что за шум. Волкову же нельзя терять время на убийство. Он побежит и попадется. Его возьмут. Да, надо подчиняться.