Глозман почувствовал боль в сердце, охнул.
– Чего?
– Сердце! Капли на шкафу.
– Код! Потом будут капли, таблетки и даже доктор. Ну?
– Ты не сможешь открыть сейф, даже зная код.
– Это еще почему?
– Комбинация не сложная, но цифры повторяются. Стоит неправильно нажать одну из кнопок, и все. Сейф заблокируется. Открыть тогда его сможет только представитель фирмы-изготовителя. Всего одна ошибка. Дай мне капель, и я открою тебе сейф.
– Сначала дело!
– Мне плохо, Федор. Ты же не хочешь, чтобы я умер прямо сейчас?
– Ладно, – согласился Волков. – Но гляди, папаша, если что…
– Капли, Федор.
Волков провел Глозмана к шкафу.
Тот взял пузырек и мензурку, дрожащими руками накапал немного резко пахнущей жидкости, выпил ее, постоял, согнувшись, с десяток секунд, выпрямился и сказал:
– Вроде полегчало. Мне воды бы еще.
– А может, и ужин в ресторане? Оклемался, вот и нормально, давай к делу, папаша!
– Возьми ключи, они на моей кровати, под матрацем.
– Пойдем вместе. Нехорошо шарить по чужим вещам. Адина не поняла бы меня, – заявил Волков.
– Какая же ты все же мразь!
– Какой уж есть, дорогой тестюшка. Давай, двигай.
Волков и Глозман с ключами прошли в кабинет.
У сейфа Федор остановил ювелира.
– Ты вот что, папаша, давай без дураков. Иначе я не сразу стану ломать тебе хребет, сначала отрежу язык и положу на ящик. Будешь лежать и смотреть на него. А теперь открывай!
Глозман нажал восемь кнопок. Внутри что-то щелкнуло, затем он вставил ключи в две скважины и одновременно повернул их. Массивная дверь открылась.
Волков отодвинул ювелира и заглянул в сейф. Там лежала небольшая сумка.
– Где драгоценности, Натан Давидович? В сумке?
– Да. Забирай и уходи!
– У тебя тут и пачка ассигнаций, а говорил, что без наличности остался.
– Это запас на черный день.
– Так вот он и наступил, самый черный для тебя день. – Волков полез в бюро.
Глозман понял, что если пытаться бежать, то сейчас. Он что есть силы толкнул Волкова на сейф и рванулся за стол, но Федор был проворнее пожилого ювелира. Он догнал Глозмана у двери кабинета. В его руке блеснула сталь небольшого ножа.
– Нет, – вскрикнул несчастный старик, схватился рукой за сердце и побледнел.
Глаза его закатились, и он рухнул на пол.
– Опа! – воскликнул Волков. – Чувств, что ли, лишился старикан. Ох уж мне эти интеллигенты. Валятся в обморок, как девицы, узнавшие о том, что беременны.
Волков наклонился над тестем. Глозман не дышал, на углах губ показалась пена. Пульс не прощупывался. Волков распахнул его халат и приник к груди. Сердце не билось.
– Вот те на! – Убийца усмехнулся. – Сдох от страха. Ну да то и к лучшему. – Он поднялся.
В это время в дверь громко постучали.
– Откройте, полиция.
На этот раз побледнел и затрясся сам Волков. Полиция. Но почему? Откуда? Соседи услышали шум и вызвали? Но стены-то здесь толстые, особо ничего не услышишь.
В дверь постучали сильнее.
– Откройте дверь, или ломаем!
Федор бросился в кабинет, захлопнул дверку сейфа, выглянул в окно. На улице никого не было.
Он быстро протер нож, чтобы не оставалось отпечатков, выбросил его в форточку, осмотрелся, рванулся в прихожую, открыл дверь.
– Слава богу! Помогите, вызовите врача. У тестя с сердцем плохо.
Один из двух жандармов прошел в кабинет, где у дверей лежало тело мертвого ювелира.
– Не надо докторов. Господин Глозман мертв.
Второй жандарм достал револьвер, направил его на Волкова.
– Стоять! Не двигаться.
Из-за спины жандарма показались лица жильцов.
– Стою я! Но ваш товарищ сказал, что мой тесть умер. Как же так? Ведь совсем недавно я давал ему капли выпить, и мы пошли в гостиную.
– Документы! – рявкнул жандарм, осмотревший тело ювелира.
– Да, конечно. Вот, пожалуйста, паспорт и билет. Я только сегодня приехал из Москвы. Понимаете, жена моя, дочь Натана Давидовича, сильно больна, у нее туберкулез. Я хотел отвезти тестя к ней. Вот такая у нас беда.
– Разберемся, – сказал старший жандарм и повернулся к соседям, стоявшим в коридоре. – Прошу прощения, господа, у кого дома есть телефон?
– У меня, – ответил статный мужчина в военной форме. – Ротмистр Грабин.
– Я могу позвонить от вас?
– Конечно, прошу за мной!
Вскоре жандарм вернулся. Волкова отвезли в отделение, где закрыли в небольшой одиночной камере.
Наутро его вызвали на допрос. Всю ночь Федор думал, как вести себя. Он понимал, что смерть Глозмана с ним связать никак нельзя. Если соседи и слышали шум, то слов разобрать они при всем желании не могли.
Федору казалось, что он обдумал все. На допрос он явился спокойным, придав физиономии страдальческий вид.
Следователь небольшого роста указал ему на стул напротив себя, достал коробку дорогих папирос, закурил и спросил:
– Господин Волков Федор Алексеевич?
– Точно так, господин следователь. Извиняюсь, но я не понимаю, за что меня арестовали.
Он ожидал услышать все, что угодно, но только не то, что сказал следователь:
– Долго же вы бегали от правосудия, господин Волков.
– Что? – Федор побледнел. – Я не бегал…
Следователь ударил ладонью по столу.
– Молчать! Признаете ли вы, Волков Федор Алексеевич, свое участие в деятельности революционно-террористической организации «Свобода и труд»?
Волков побледнел.
– Как вам сказать, господин следователь. Меня завербовали в эту организацию, но активного участия в ее деятельности я не принимал. А не ушел лишь потому, что полюбил Адину Глозман, свою будущую жену, которая уже состояла в данной организации.
– Понятно, – проговорил следователь, открывая папку. – Значит, участие признаем?
– Да, признаю.
– Славно. Тогда начнем допрос по существу дела.
Следствие длилось недолго. Никаких улик, указывавших на участие Волкова в убийстве фабриканта Сазонова и его кучера, не было. Больше всего Федор опасался признательных показаний больной супруги, брошенной им на произвол судьбы. Но Адина умерла на второй день после задержания Волкова, и допросить ее не успели. Орудие убийства найдено не было. Не нашлось и свидетелей преступления. Против Федора дал показания лишь Анатолий Абрамов, но они были слишком уж предвзятыми, учитывая личные отношения между студентом, Волковым и Адиной Глозман.
В смерти ювелира Волкова обвинить тоже не смогли. Судебно-медицинская экспертиза не выявила признаков насилия. Натан Давидович Глозман умер от обширного инфаркта.
Однако избежать наказания Волкову не удалось. Суд приговорил его к ссылке за участие в деятельности организации, заведомо стремящейся ниспровергнуть общественный строй, охраняемый государством.
Федор отправился в деревню, расположенную недалеко от Екатеринбурга. Там отбывал наказание и руководитель террористической организации «Свобода и труд» Леонид Владимирович Якубовский.
Между тем император с Александрой Федоровной направились на Всероссийскую промышленную выставку в Нижнем Новгороде. Ее устройство началось еще при Александре Третьем, имея целью показывать миру достижения России во всех сферах деятельности государства. Нижний Новгород стал четвертым городом страны после Санкт-Петербурга, Москвы и Варшавы, которому выпала честь проводить всероссийские выставки.
Такой выбор был не случаен. Нижний Новгород располагался в промышленном центре страны, на пересечении торговых путей. Его ярмарка была знаменита не только в России, но и во всем мире.
Положение о выставке было утверждено Александром Третьим в октябре 1893 года. Для ее устройства он учредил особую комиссию, председателем которой был назначен министр финансов Сергей Юльевич Витте.
В своей речи 28 мая 1896 года на торжестве открытия выставки он сказал: «Наша задача состояла в том, чтобы наглядно представить России и всему миру итоги того духовного и хозяйственного роста, которого достигло наше нынешнее Отечество по сравнению со временем прошедшей московской всероссийской выставки 1882 года».
Александру Третьему не удалось увидеть результаты осуществления своего проекта. Дело отца продолжил молодой царь Николай Второй. Грандиозное строительство выставки развернулось уже при нем. За фантастически короткий срок – менее чем за два года! – на ярмарочной стороне Нижнего, на бывшем пустыре, выросло множество зданий, соперничавших друг с другом в красоте и изяществе. Было открыто более двухсот павильонов, служебных построек, множество гостиниц, ресторанов. Нижний первым из всех губернских городов России удостоился высокой чести принимать новую царскую чету.
Солнечным утром 17 июля 1896 года улицы Нижнего Новгорода были заполнены народом, следовавшим к месту высочайшего въезда. К восьми часам весь этот путь на протяжении до пяти верст был занят людьми.
На Московский вокзал задолго до прибытия царского поезда приехали высокие должностные лица. В десять часов все встречающие обнажили головы. Первой из вагона вышла императрица в ослепительно белом шелковом платье, шитом серебром, и в шляпке того же цвета. За ней на перрон спустился Николай, облаченный в мундир лейб-гренадерского Екатеринославского полка. Их величества прошли на площадь перед вокзалом. Громогласное, восторженное «ура» сопровождало коронованных гостей на всем пути следования до кафедрального Спасо-Преображенского собора. После молебствия Николай и Александра поклонились праху Козьмы Минина и под колокольный звон отбыли из собора.
Во второй половине дня должно было состояться высочайшее посещение всероссийской выставки. Подали экипажи. Но вдруг небо затянули грозовые тучи, и на город обрушился ливень с градом. Поездку пришлось отложить на полчаса. Позже кто-то увидел в этом плохое предзнаменование, как и в случае на Ходынке, чуть ли не приговор правлению Николая Второго.
По свидетельству очевидцев, град в Нижнем выпал крупный, величиной чуть ли не с грецкий орех. Поэтому в некоторых павильонах были разбиты стеклянные крыши, но ко времени прибытия царственной четы все было приведено в должный порядок.