ет меня и семья. Кстати, Григорий Распутин тоже все время твердит: останови, государь, войну любой ценой. Мол, война – наша гибель, крах всей империи. Что посоветуете вы, князь, с учетом того, что на сепаратный мир с Германией я не пойду?
– Напомню, государь, что Вейсе говорил о различных вариантах прекращения боевых действий. Думаю, следует продолжить переговоры, чтобы выяснить, что именно может предложить Германия. При желании можно найти выход из сложившейся ситуации без ущерба для вашей репутации.
– Хорошо, согласен. Тем более, зная Вильгельма, я уверен в том, что он поторопит нас с принятием решения.
– Что вы имеете в виду?
– То, что в ближайшее время нам следует ждать активизации действий армий Вильгельма на каком-либо фронте либо на всех сразу. Войска противника должны нанести удары по нашим армиям, дабы я стал сговорчивее в переговорах. В том, что мы продолжим их, Вильгельм не сомневается. Это вообще для него не характерно.
– Возможно ли опередить его и обозначить готовность немедленно продолжить переговоры?
– У меня нет тайного канала связи с кайзером. Если помните, он сам выходил на меня.
– Может, мне попытаться связаться с бароном Вейсе?
– Вы знаете, как сделать это?
– Нет, но надо подумать. Наша разведка в Германии наверняка имеет сведения о таком влиятельном лице.
– Возможно, и имеет, но я не могу ее подключить. Это поставит под угрозу секретность всего дела. Если станет известно о том, что я через вас веду переговоры с кайзером, то это мгновенно вызовет ту же реакцию в обществе, что и при заключении сепаратного договора. Посему нам остается ждать, что предпримет Вильгельм на фронте. Думаю, он скоро пришлет очередное послание с приглашением на переговоры. Благодарю вас за работу. Езжайте к себе и ожидайте вызова.
Тут надо заметить, что Николай оказался прав. Вечером следующего дня, 18 апреля, на галицийском направлении началось масштабное наступление германских войск.
В конце того же дня к Покровскому неожиданно, без предупреждения, явился подпоручик Кириллин.
– Что произошло? – спросил у него генерал-майор.
– Князь, я в отчаянии.
– Вы не ответили на вопрос. Что произошло?
– У Лизы приступ.
– Так, пройдемте в гостиную. – Покровский усадил подчиненного в кресло, устроился напротив. – Успокойтесь, Сергей Викторович, и давайте все по порядку. Что за приступ случился у вашей дамы?
– Если бы знать! Никто не понимает, в чем дело. Как только вы с капитаном Фроловым убыли в командировку, тем же днем на прогулке Лиза вдруг упала в обморок. Прямо на улице. Она побледнела, вся дрожала, хотя было довольно тепло. Естественно, я доставил ее в ближайшую больницу. Там у нее горлом пошла кровь. Слава богу, врачи с этим справились, но диагноз поставить так и не смогли. Когда Лиза пришла в себя, я отвез ее домой. Она ничего не помнит. День пролежала и почувствовала себя лучше. Мы думали, что приступ был результатом какой-то старой болезни и больше не повторится, но, увы, буквально час назад это произошло. Сейчас Лиза лежит в беспамятстве. У нее сильный жар. Под глазами темные круги, лицо осунулось и приняло какой-то серый, землистый оттенок. Ее отец Андрей Федорович вызвал доктора. Тот только руками развел и посоветовал везти Лизу в больницу. Но если вновь пойдет кровь? Господи, князь, она умирает!
– Так почему вы вместо того, чтобы осторожно перевести даму в больницу, бросили ее и приехали сюда?
– Алексей Евгеньевич, извините великодушно, но только вы можете нам помочь.
– Я? Но чем, Сергей? Я же не врач! С вами самим все в порядке?
– Я объясню, князь. Вам известны чудесные способности Григория Распутина. В Петрограде только и говорят, что он может излечить любую болезнь, поставить на ноги инвалида, помочь тогда, когда врачи уже выносят смертный приговор…
– Но я-то здесь при чем, Сергей?
– Алексей Евгеньевич, вы знаете Распутина, общались с ним. Прошу, свяжитесь со старцем. Сейчас у меня надежда только на него.
– Вы хотите, чтобы Распутин посмотрел Лизу?
– Да! Только это, больше ничего. И чем раньше, тем лучше.
– Но как с ним связаться? Да и поздно уже, десятый час.
– Алексей Евгеньевич, умоляю!
– Возьмите себя в руки, подпоручик. Вы на чем приехали?
– На пролетке. Она на улице, извозчик ждет.
– Хорошо. Я сейчас. – Покровский быстро оделся.
Они вышли на улицу, и через двадцать минут пролетка остановилась у железных ворот. Покровский приказал извозчику ждать, вместе с Кириллиным подошел к воротам и постучал.
На шум из каморки вышел дворник:
– Кто это пожаловал?
Он был немного пьян.
– Открывай, мы к Распутину.
– Вот как? К Григорию Ефимовичу так просто не ходят. Кого надо пропустить, он говорит. Нынче ни о ком не предупреждал.
Кириллин выхватил из кобуры револьвер:
– А ну открывай, пьяная морда, иначе пристрелю!
– Отставить, подпоручик! – приказал Покровский. – Уберите оружие. Ты вот что, любезный, возьми-ка червонец да сообщи Григорию Ефимовичу, что к нему князь Покровский приехал. Просит принять, – сказал он дворнику.
Тот забрал деньги и проговорил:
– Это другое дело, а то сразу пугать! – Он ушел, вскоре вернулся, открыл калитку: – Проходите. Где квартира старца, знаете?
– Нет.
– Прямо идите. Подниметесь на второй этаж. Там дверь одна, не ошибетесь.
Вскоре офицеры были у квартиры Распутина.
Кириллин постучал. Двери открыл сам Григорий. Он был в рубахе, штанах, босой.
– Князь Покровский? Заходи. И товарищ твой пущай идет.
Генерал-майор и подпоручик вошли в большую прихожую.
Распутин взглянул на Покровского:
– Хотел тебя видеть, думал у государя застать, а ты сам приехал. По какой надобности?
Князь кивнул на Кириллина:
– У моего офицера дама сильно больна. Врачи не знают, что делать. Посему и приехал просить, чтобы ты посмотрел ее.
– Сильно больна, говоришь? Ладно. Посмотрю. Далече живешь-то, офицер?
– Девушка у своих родителей, они живут…
Распутин прервал подпоручика:
– Ладно, это неважно. Вы на чем приехали?
– На пролетке.
– Не поместимся. Так, подпоручик, ступай, отпусти извозчика, я коляску вызову. На ней поедем.
Кириллин вышел в подъезд.
Покровский спросил:
– Зачем меня видеть хотел, Григорий?
– О том позже поговорим. Жди, сапоги надену.
В начале одиннадцатого коляска Распутина остановилась у дома на набережной. Ворота были открыты. Григорий и его спутники без препятствий прошли в нужный подъезд.
Дверь открыл отец девушки, увидел Распутина и тут же упал на колени:
– Старец? Ты ли это? Не верю глазам своим!
– Встань! Не суетись! – приказал Распутин. – Веди к больной.
– Да, конечно.
Все вошли в гостиную. Мать девушки побледнела, увидев знаменитость.
– Господи, сам Распутин!
– Что вы заладили: Распутин, Распутин… Где больная?
– В спальне, Григорий Ефимович. – Женщина указала на ближайшую дверь.
– Всем оставаться здесь и молиться. В комнату не входить, не мешать. Выйду, скажу все как есть, – распорядился старец и скрылся в спальне.
Кириллин представил родителей своей девушки:
– Знакомьтесь, князь, это Андрей Федорович и Антонина Васильевна. – Он указал на генерал-майора: – А это князь Алексей Евгеньевич Покровский. Благодаря ему Распутин здесь.
– Спасибо вам, князь, – сказал глава семьи и низко поклонился.
– Не стоит, Андрей Федорович. Вы молитесь, как советовал старец.
– Господи, поверить не могу, у нас дома сам Распутин! – проговорила Антонина Васильевна, тут же опустилась на колени перед образами и начала молиться.
К ней присоединились Андрей Федорович и подпоручик Кириллин.
Покровский же присел на диван.
Через несколько минут Распутин вышел из спальни.
Родители девушки и Кириллин прервали молитву, поднялись и молча смотрели на него.
– Поправится. И пущай ест как следует. Взяли за моду голодать, чтобы фигуру блюсти. Вот организм и ослаб, лишился сил бороться с заразой. Да и мужик ей уже нужен. Так что, подпоручик, коли любишь – женись.
– Да я с радостью, Григорий Ефимович!..
– Теперь ступайте к больной, очнулась она. – Распутин повернулся к Антонине Васильевне. – Ты, мамаша, каши быстро свари, да пожирней. Накорми дочь. И гляди, чтобы ела как следует. Идите все. А мы тут с князем кой о чем потолкуем.
Антонина Васильевна ушла в столовую, Ступин и Кириллин – в спальню.
Распутин присел на стул напротив дивана, взглянул на Покровского своими пронзительными колючими черными глазами.
– Знаю, делами государственными занимаешься. Царь на них тебя послал.
– И что же ты, Григорий, можешь знать?
– Многое. Что для других тайна, для меня не секрет. Коли мыслишь, что кто-то мне сказал о деле твоем, ошибаешься. О нем никто не знает. Только те, кто должен. Дело хорошее, правильное, но пустое, потому как поздно уже. Государь наш отступит от него, подозревая обман. Прежде договорились бы, теперь не выйдет. Но я не о том хотел говорить с тобой.
– О чем же? – поинтересовался Покровский, немного удивленный осведомленностью старца.
– О будущем. Близком и страшном. Ты слушай меня, не перебивая. Потом, как скажу, спросишь. Смогу – отвечу. Пока же молчи. Мне жить осталось недолго, значит и оберегать семью царя будет некому. Это на меня Господом возложено. Тебе хорошо известно, что только я могу усмирить болезнь цесаревича. На такое ни один доктор ученый не способен. Почему так – не знаю. Это тоже только Отцу нашему небесному ведомо. Меня убьют, и останется царская семья одна против врагов многих. Вижу море крови. Война рушит веками созданное, собранное по камешку. Но будет у царя последняя надежа. Ею станешь ты. Если пророчество сбудется и от тебя будет зависеть судьба семьи, помни: не доверяй никому, кроме своих верных офицеров. Ты человек хороший, порядочный, честью дорожишь более жизни. На смерть пойдешь, не думая, исполняя долг. Не верь тем, кто станет тебе нужен. Обманут. Повсюду будет ложь, кровь. Все от безбожников, от дьявола. Вот так, князь, я все сказал. Теперь можешь спрашивать, хотя ничего нового не услышишь.