Я боюсь, что не смогу встретить тебя на вокзале, так как очень устану от церковной службы и буду чувствовать себя очень плохо.
Какое будет счастье, если тебе удастся скоро вернуться! Но я трепещу, что этого не будет. Дай Бог, чтобы наши войска имели успех, и ты мог бы приехать со спокойным сердцем! — Сможешь ли ты на своем обратном пути повидать войска?
Ксения придет к чаю после завтрака у Ирины буду счастлива ее, наконец, повидать.
Еще одного офицера Эриванца положили в наш госпиталь. Каков ответ на их просьбу? Прощай, мой милый, любимый Ники. — Да хранит тебя Господь и да вернет тебя благополучно домой в объятия твоих детей и жаждущей тебя твоей старой женушки! Бэби и я пойдем сегодня навестить Галфтера и 3-х раненых офицеров. — Тоскую сильно без своего лазарета и скорблю, что не в состоянии работать и ухаживать за нашими дорогими ранеными.
Привет старику, Дм. Шер. и Н.П.
Солнышко.
Ставка. 26 июня 1915 г.
Мое бесценное Солнышко,
Горячее спасибо за три милых письма. Раньше я не мог написать, так как был занят своими паршивыми бумагами, получавшимися в самые неподходящие часы. Это происходило потому, что из Вильны в Белосток шло много воинских поездов.
Вчера мне было радостно увидеть 6-й эскадрон моих гусар, проходивший через станцию. Поезд был остановлен на 15 мин., все люди вышли — и вынесли знамя. Я видел, как они снова садились и отбыли, весело крича “ура”. Какое радостное, освежительное чувство!
Драгуны тоже прошли здесь, но твои уланы проехали по другой линии. Я согласен с тобой, душка моя, что мое главное дело — смотреть войска. Я часто беседовал об этом с Воейковым — практически это очень трудно организовать отсюда.
Из Беловежа, конечно, легче. Но, не будучи здесь, я не знаю, где какие войска находятся, а те, что за линией фронта, вечно перемещаются взад и вперед, и их трудно найти. Разъезды в поезде теперь исключаются. Это вроде тупика, как говорят французы!
Весьма благодарен тебе за пересланное письмо Виктории — она всегда пишет так ясно и положительно.
Во время нынешнего завтрака прошла гроза, ливень был сильный и продолжался час. Он дивно освежил воздух, понизив температуру с 23 до 15 градусов.
Это последнее письмо мое к тебе, моя милая птичка, — я поистине счастлив, что опять возвращаюсь домой, к семье.
Нежно, нежно целую тебя, а также дорогих детей. Надеюсь приехать в субботу в 5 часов вечера.
Бог да благословит тебя, моя возлюбленная душка-Солнышко!
Всегда твой старый муженек
Ники.
ВЕРХОВНЫЙ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ
“Единственное спасение в твоей твердости”
“Любовь всегда растет”
“Я с волнением буду следить зa вашим путешествием”
“Долг! Вот причина...”
“Разлука – ужасная вещь”
“Единственное спасение в твоей твердости”
Несмотря на доводы супруги, Царь все же назначил Самарина обер-прокуроромСвятейшего Синода, хотя очень скоро понял свою ошибку. Он осуществляет ряд важных перестановок в руководстве страны. В июне отправлен в отставку министр внутренних дел Н.А. Маклаков. 1 июля освобождается от должности министра юстиции Щегловитов, его место занимает А.А. Хвостов. Смещается с поста товарища министра внутренних дел Джунковский. Но главный шаг делается в военной области. Царь имел возможность убедиться, что Великий князь Николай Николаевич теряет контроль за развитием действий на фронте. В июле германские войска, продолжавшие свое наступление, осуществили операцию из района Прасныша против центральной группировки русских войск возле Варшавы, что заставило русских отступить из Польши. В августе немцы продолжили свое наступление уже на Виленском направлении. Потери русской армии за весь период войны превышали четыре миллиона человек, в том числе 1,6 миллиона пленных. Только за четыре последних месяца отступления, с мая по август, армия теряла в месяц убитыми и ранеными около 300 тысяч человек, а пленными еще 200 тысяч человек.
В этих условиях Государь принимает решение отстранить от верховного главнокомандования Великого князя Николая Николаевича и принять руководство армией на себя. Решение это было одобрено и супругой, и Г. Распутиным. 4 августа Царь записывает в дневнике: “Вечером приехал Григорий, побеседовал с нами и благословил меня иконой”. 23 августа Царь официально занимает пост верховного главнокомандующего, а Великий князь Николай Николаевич со своим ближайшим окружением уезжает наместником на Кавказ.
Новая ставка размещается в районе Могилева. Отсюда ведется управление страной, сюда приезжают министры на доклады, здесь собирается Совет министров.
Перед отъездом в ставку 22 августа Государь открывает Особые Совещания новые совещательные органы, состоявшие из выборных от обеих палат и от общественных организаций, под председательством министров, ответственных за тот или иной участок государственной работы. Цель этих новых органов — обсуждать вопросы, связанные с ведением войны.
Решительные шаги Царя летом 1915 года вызывают озлобленную реакцию его противников. Они начинают еще сильнее консолидироваться. На основе масонской организации 25 августа в Государственной думе и Государственном совете создается так называемый “прогрессивный” парламентский блок, председатель и три четверти членов руководящего органа которого были активными масонами. Наступает новый этап противостояния Царя и антирусской, антинародной масонской организации.
Царское Село. 22 августа 1915 г.
Мой родной, любимый!
Не нахожу слов, чтобы выразить тебе все, чем наполнено сердце. — Я жажду сжать тебя в своих объятиях и шептать слова любви и ободряющей ласки. — Так тяжело отпускать тебя совершенно одного, но Бог очень близок к тебе, больше чем когда-либо! — Ты вынес один, с решимостью и стойкостью, тяжкую борьбу ради родины и престола. — Никогда не видали они раньше в тебе такой решимости, и это не может остаться бесплодным.
Не беспокойся о том, что остается позади. Необходимо быть строгим и прекратить все сразу. — Дружок, я здесь, не смейся над своей глупой, старой женушкой, но на мне надеты невидимые “брюки”, и я смогу заставить старика быть энергичным. Говори мне, что делать, пользуйся мной, если я могу быть полезной. В такие времена Господь мне подает силу, потому что наши души борются за правое дело против зла. — Это все гораздо глубже, чем кажется на глаз. Мы, которым дано видеть все с другой стороны, видим, в чем состоит и что означает эта борьба. — Ты, наконец, показываешь себя Государем, настоящим самодержцем, без которого Россия не может существовать! — Если бы ты пошел на уступки в этих разнообразных вопросах, они бы еще больше вытянули из тебя. — Единственное спасение в твоей твердости. — Я знаю, чего тебе это стоит, и ужасно за тебя страдаю. Прости меня, — умоляю, мой ангел, — что не оставляла тебя в покое и приставала к тебе так много! Но я слишком хорошо знала твой исключительно мягкий характер, и тебе пришлось преодолеть его на этот раз и победить, одному против всех. — Это будет славная страница твоего царствования и истории России — вся история этих недель и дней. Бог, который справедлив и около тебя, спасет твою страну и престол через твою твердость. — Редко кто выдерживал более тяжкую борьбу, чем твоя, — она будет увенчана успехом, только верь этому. Твоя вера была испытана, и ты остался твердым, как скала, за это ты будешь благословен. Бог помазал тебя на коронации, поставил тебя на твое место, и ты исполнил свой долг. Будь в этом твердо уверен: Он не забывает Своего Помазанника. Молитвы нашего Друга денно и нощно возносятся за тебя к небесам, и Господь их услышит.
Те, которые боятся и не могут понять твоих поступков, убедятся позднее в твоей мудрости. Это начало славы твоего царствования. Он это сказал — и я глубоко этому верю. — Твое солнце восходит, и сегодня оно так ярко светит. И этим утром ты очаруешь всех этих взбалмошных людей, трусов, шумливых, слепых и узких (нечестных, фальшивых). И твой Солнечный Луч появится около тебя, чтобы тебе помочь — твой родной сын. Он тронет все сердца, и они поймут, что ты делаешь, и чего они смели желать — поколебать твой престол, запугивая тебя мрачными внутренними предзнаменованиями! — Надо лишь немного успеха там — и они все переменятся. — Они вернутся домой, на чистый воздух, умы их очистятся, и они унесут в своем сердце образ твой и твоего сына.
Я надеюсь, что Горем. одобрит назначение Хвостова[310] — тебе нужен энергичный министр внутренних дел; если он окажется неподходящим, можно будет его позднее сменить, беды в этом нет. Но если он энергичен, он может очень помочь, и тогда со стариком нечего считаться. — Если ты его берешь, то телеграфируй мне “хвост годится”, и я пойму. — Не давай утомлять себя болтовней — я рада, что Дмитрий больше не там; подтяни Воейкова, если он глупит. Я уверена, что он боится тех людей, которые могут подумать, что он был против Н. и Орлова; и чтобы загладить ошибку, он просит тебя за Н. — Это было бы величайшей ошибкой и испортило бы все то, что ты завершил с такой твердостью, и вся внутренняя борьба оказалась бы ни к чему. — Не будь слишком добр (к Н.), так как это было бы непоследовательно: ведь были же вещи, за которые ты действительно был им недоволен. — Напомни другим про дядю Мишу, брата императора, и потом там так же война.
Все к лучшему, как говорит наш Друг, худшее позади. — Поговори теперь с военным министром, и он примет энергичные меры, когда это надо будет. Но Хвостов об этом тогда позаботится, если ты его назначишь. Если ты выедешь, я протелеграфирую нашему Другу сегодня вечером, чтобы он особенно думал о тебе. Только поскорее назначь Н. — не надо колебаний, что вредно для дела и для Алексеева тоже, — а решенное дело скорей успокаивает умы, — даже если оно против их желания, — чем это ожидание и неясность и старание на тебя повлиять, — это очень мучительно. Я совершенно разбита и держусь только силою воли: они не должны подумать, что я подавлена и напугана, напротив, я спокойна и тверда.