Людмила Поргина, актриса театра и кино, заслуженная артистка РФ
«Каскадёрство» моего мужа
Коля имел хорошую физическую подготовку, был сильным, мужественным человеком. В детстве он занимался с мамой-балетмейстером станком, а также гимнастикой и прыжками в воду.
Николай Караченцов в фильме «Приключения Электроника»
Обратной стороной медали было то, что мой муж всегда держал меня в напряжении и я боялась за него, когда он снимался в очередном фильме, потому как он старался выполнить все трюки самостоятельно, чтобы это было максимально естественно и именно его лицо оставалось в кадре. Как следствие, Коля часто возвращался со съёмок домой с различными травмами, со сломанными руками, ногами, когда падал с лошади или мотоцикла либо когда он участвовал в каких-то драках самостоятельно, что и произошло на съёмках фильма «Человек с бульвара Капуцинов». Надо отметить, что там была одна из самых массовых за всю историю советского кино драк. Она развернулась в салуне, и в ней участвовало максимальное количество каскадёров. Позже эта драка получила множество различных наград. Конечно же, мой муж вызвался самостоятельно выполнить трюк, а именно чтобы один каскадёр ударил по лицу его лично, а не другого каскадёра. Так как каскадёр стеснялся, ему было неловко причинить боль «народному артисту», то первый раз он это сделал максимально мягко, нежно. Получилось ненатурально. На второй раз он сделал это посильнее. Всем показалось недостаточно. Ну, а в третий раз он вломил Коле так, что тот вернулся домой с перекошенной, перебинтованной и, как выяснилось потом, сломанной челюстью. Такое поведение моего мужа, подход к трюкам на съёмках объясняется тем, что он был с головой погружён в съёмочный процесс, добивался максимальной натуральности во всех сценах, горел своей работой и хотел, чтобы фильм получился на самом высоком профессиональном уровне.
Люди, которые сжигают себя на работе
В 1975 году мы с Колей сыграли свадьбу и после окончания сезона в театре сразу уехали в Ленинград, где Коля стал сниматься в фильме «Старший сын» вместе с Евгением Павловичем Леоновым в главной роли, Михаилом Боярским, Светланой Крючковой и другими. Я с Колей присутствовала на съёмках этого фильма, и после очередной сцены мы возвращались с площадки и повстречались с Владимиром Высоцким и Олегом Далем, которые только снялись в фильме «Дуэль» и сидели за столом, на котором стояла бутылка водки и лёгкая закуска. Володя предложил присоединиться к ним, на что Коля, поблагодарив, сказал, что если у Володи Высоцкого закончились съёмки, то у него только перерыв на обед, и он выпьет всего лишь кофейку и продолжит съёмки. Тогда Володя Высоцкий внимательно посмотрел на него и грустно вымолвил: «Коля, пойми, у нас с тобой век короткий, мы долго на этом свете не проживём. Мы с тобой сжигаем себя на сцене, выворачиваем душу наизнанку. А второй жизни у нас здесь не будет!» Коля задумался, ему казалось, что он спортсмен: кандидат в мастера спорта по прыжкам в воду, футболист, теннисист, у его организма во всех смыслах высокий порог сопротивляемости, иммунитета, и вспомнил об этом, когда уже Володя ушёл из жизни, чуть за 40, а вслед за ним через год Олег, которому не исполнилось и 40 лет. Через какое-то время и Коля попал в аварию, став инвалидом в 60 лет. Когда Коля умер, мы были обескуражены звонком самого Патриарха Кирилла, который вызвался отпевать моего мужа, причём не в Храме Христа Спасителя, а в обычной нашей церкви рядом с домом, в Вознесенском переулке, в Храме Воскресения Словущего на Успенском Вражке, несмотря на то что тогда здание храма было на реконструкции. В церкви велись службы, но снаружи и внутри всё было в строительных лесах, и тем не менее Патриарх исполнил нашу просьбу и отслужил заупокойную службу в окружении большого количества служителей церкви, а в конце подошёл и произнес: «Ваш муж, когда работал на сцене, поднимал души человеческие, вселял в них веру, веру в чистую, светлую жизнь, а когда стал инвалидом, поднял свой крест и нёс его с достоинством». Я сказала: «Спасибо».
Людмила Поргина и Николай Караченцов
Венчание и начало новой жизни
1 августа 1975 года состоялась наша свадьба. Я уговаривала Колю ещё и повенчаться, но этого не произошло. После аварии 28 февраля 2005 года мой муж находился на краю смерти, между небом и землёй – в НИИ скорой помощи им. Н. В. Склифосовского он пробыл в коме 24 дня, и благодаря врачам, молитвам многих людей, Господу Богу он вышел из комы и вернулся к нам. Одним из первых его желаний было, чтобы мы обвенчались. Когда он очнулся, то протянул руку медбрату и показал, что ему нужна авторучка и лист бумаги. На листке он написал, что нам надо срочно венчаться. Я ему пыталась объяснить, что, мол, ты даже не сидишь, а лежишь весь в трубочках, проводочках, подключенный к медицинскому оборудованию. На что он мне ответил, что, когда он встанет, мы сразу это сделаем.
Через полгода мы собрались в Церкви Симеона Столпника в начале Нового Арбата для того, чтобы пройти обряд венчания. Вместе с нами было много наших друзей: актёров, режиссёров, композиторов. Тогда пришёл и Александр Ширвиндт. Приехали различные СМИ, чтобы запечатлеть этот важный момент в нашей с Колей личной жизни. Коля был ещё совсем слаб, у него всё болело, он с трудом говорил, еле-еле передвигался, его всё время шатало. Ему предложили во время церемонии сесть на стул, но он отказался и сказал мне: «Я беру тебя перед Богом в жёны и буду стоять». Он простоял более двух часов и выдержал этот ритуал. Многие люди в храме плакали.
Потом я осознала, что мой муж хотел, чтобы мы смогли начать нашу совместную жизнь сначала, с чистого листа, и чтобы всё плохое, всё то, что мы делали неправильно, осталось в прошлой жизни. Я была счастлива. Меня поразило то, что предложение обвенчаться исходило от него самого, это была его собственная воля. Ни я, ни кто-то другой ничего ему не подсказывали, ни о чём не просили. Это было одно из первых его желаний после того, как он вышел из комы и ещё находился в Склифе. И неважно, что это было желание не совсем здорового человека, человека с ограниченными физическими возможностями. Главное, что это было его собственное желание.
Тогда я в очередной раз поняла, какой большой силой воли обладал мой муж, и почувствовала, что у нас с ним началась какая-то новая, чистая, светлая жизнь, после которой нам будет легче войти в жизнь вечную.
Владимир Быстряков, композитор, заслуженный артист Украинской ССР
Караченцов. Знакомство
Начало 1980-х. В ту пору я плотно «обслуживал» Киевскую студию научно-популярных фильмов, точнее, её мультобъединение. Как композитор. Почти 90 % всех мультиков, выпускаемых тогда, было с моей музыкой. И когда начали создавать большую двухсерийную «Алису в Зазеркалье» (режиссёр Рем Пружанский), то пригласили меня озвучить и сие полотно. Понятно, что и сам литературный материал – вкуснейшее блюдо для любого, кто работает в кино, а уж для композитора поработать в жанре музыкального абсурда… Как бы вам пояснить?! Представьте себе: разрезают на сорок человек жареную утку, а тебе достаётся… гузочка! А что может быть вкуснее?! Ну это ладно… А что со мной, зелёным начинающим композитором, творилось, когда узнал: мультик будут озвучивать настоящие глыбы театра и кино – Плятт, Неёлова, Васильева, Фарада, Караченцов… Это ж какое соответствие их таланту ты, Бетховен киевского разлива, должен продемонстрировать в своих пассажах и аккордах?! А когда узнал, что и некоторые песни мои будут ими исполняться, совсем завял. Потому как уже к тому времени Караченцов пел самого Рыбникова, и пусть ещё не была написана «Юнона», но уже был «Хоакин Мурьета».
А про Неёлову вообще молчу, так как за ней вокальных «подвигов» отродясь не водилось. А это значило, мало того что звезда, так ещё и… петь не умеет. Что, в свою очередь, предполагало ейный каторжный музыкальный ликбез на моих далеко не простых мелодиях. Для профанов поясню: мелодии простые дано свыше писать настоящим Мастерам жанра, таким как Шаинский или Крылатов. У них это самое «простое» тождественно слову «гениальное». У остальных (и у меня в том числе) поначалу получаются мелодии… сложные, что в песенном жанре не всегда есть хорошо. Но в процессе становления творчества иногда и у нас порой случаются простые мелодии («значитца, растём!»). Но вот в данном случае я «заготовил» для Марины, которая Неёлова и которая девочка Алиса, ну уж очень мудрёную песню, и вы же сами должны понять, каково было моё предстартовое волнение.
…Короче, наваял музон, записал «фанеры», приехал в Москву на студию звукозаписи. И стали мы с Пружанским ждать актёров, которые вышеупомянутые глыбы, на озвучку…
Первой позвонила рыдающая Неёлова и сообщила, что находится… в арбатском отделении милиции в связи с кражей у неё законной театральной получки. Мол, не столько тех денег жалко, как обидно! Все наши, понятно, в шоке – это ж ни фига себе денёк начался! Я тоже вовсю запаниковал, потому как из зарёванного человека ну никак нельзя слепить не то что Эдит Пиаф, а даже «пэвицу Глюкозу»… А времени всё меньше и меньше. А вечером – поезд на Киев, и ку-ку вашим песенкам в вашем же присутствии! Запишут их без вас, кое-как… Чего-чего, а халтурщиков и в Белокаменной всегда хватало!
И тут подкатывает к студии чей-то порядком ржавый лимузин (а это как раз и была первая Петровичева то ли «шестёрка», то ли «семёрка», не помню). И из неё выходит артист Караченцов, ещё молодой, но уже ого-го какой известный… По-деловому усталый после репетиций, после ТВ, после журналюг…
– Ну, что тут у Вас, маэстро? – это он мне.
Я стушевался, засуетился, нотки какие-то сую Знаменитости в руцю:
– Вот тут поём, здесь оркестрик пропустим вперёд, тут снова поём…
– Стоп-стоп-стоп! – сказала Знаменитость. – А это вот что за нотка?
– Эта? Как Вам, Николай Петрович, пояснить… Это нотка ми второй октавы.