, главное, билеты на самолёт.
Про себя я механически прибавил к Колиным «мелочам» ещё и гитару «Овэйшн» за восемь «штук» у. е., тоже оставленную мной «по-товарищески» в багажнике…
Получалось – ого-го!!!
Большего позора в моей весёлой концертно-гастрольной жизни ещё не случалось. Как сейчас помню, в голове колотилась одна только мысль: «Да за такое убить на месте, и то мало покажется!!!»
В следующее мгновение я рванул с места позора вослед давно исчезнувшему такси. Если бы со мной в паре тогда стартовал олимпийский чемпион Валерий Борзов, то остался бы далеко позади. Я нёсся непонятно куда, непонятно зачем, а в голове почему-то тикало, что в Сиднее жителей несколько миллионов, а таких вот такси – как блох на собаке… До регистрации оставались минуты, наш импресарио Гарри Волк с убитым лицом подсчитывал предстоящие внеплановые расходы на новые билеты, бледный Караченцов звонил в Москву, т. к. мы уже не успевали на сегодня, а это означало самое страшное для Коли – отмену завтрашней «Юноны». Мало кто знает, что для актёра Ленкома это смертный грех!!!
В театре Захарова уважительными считаются только болячка или, упаси Господь, кончина. Всё остальное – расстрел!!! Ну а я, к тому времени с тихим позором вернувшийся, мог служить только моделью для скульптуры «Павлик Морозов получает гонорар за свой подвиг».
…И вдруг (о это счастливое «и вдруг»!!!) появляется «мой» Ми-и-и-ша!!! Тот самый водила из Днепра, который самым невероятным образом вдруг решил на первом же перекрёстке проверить содержимое багажника. И обнаружил!!! И развернулся!!! И – обратно в аэропорт!!! И жизнь стала возвращаться к бледному Караченцову, и ломанул в буфет наш Гарри Волк за литрухой виски…
Мне до сих пор неясно, каким усилием воли Коля сдержал себя тогда со мной. Я бы, слово даю, так не смог. Но всё это было только началом «кровавой эпопеи» под скромным названием «Любовь к тарелочкам, или Паника в Сингапуре».
А дело в том, что от Люды, Колиной жены, я заразился страстью к собиранию сувенирных тарелок, тех, что висят на кухонных стенках, вызывая приступы нездоровой зависти у гостей. Типа: «Мы из своей Малаховки носа никуда высунуть не могём, а вы тут по Борневам да по Парижам раскатываете, буржуины!» И пока Колюня, вцепившись, как дитя малое, в новообретённый кофр и гитарку, проследовал в салон самолёта, я побежал искать заветную тарелочку. И нашёл, и встал в нехилую очередь, и уже предвкушал, где вобью на кухне гвоздочек для сиднейского сувенира…
И отчего бы Коле спокойно не сидеть-ожидать меня в уютном кресле первого класса, посасывая виски и обнимая нашедшуюся «радость»? Ан нет, встал, так же со своим кофром и гитаркой, и пошёл искать друга, обратно в терминал. Вышел, поискал, не нашёл, только сунулся обратно: оп-па! Низзя! С гитаркой – нет проблем, а кофр – пожалуйте в багаж! Коля им:
– Да только же вот пропустили! Вы же! В салон!..
А они ему деловито так, по-австралийски:
– Нельзя, вам сказано! И точка! Освободите проход!!!
…Ну был бы я рядом в момент перепалки, точно бы уболтал-заговорил, но, как назло, в это самое время в другом конце зала подошла моя очередь и продавщица стала неспешно заворачивать мою тарелочку. Делала она это так тщательно, словно это был подлинник Да Винчи или очки Леннона. На мои просьбы и даже крики типа «Ноу тайм! Квикли!» она тупо никак не реагировала. И я представил, что, возможно, в свои молодые годы она халтурила где-нибудь в провинциальном гестапо, так же неспешно откручивая пальцы подследственным. Дело кончилось тем, что я гавкнул на неё: «А ну ща дай сюда!» – и с корнем выдрал свою тарелку. Смех смехом, но я подрулил аккурат к самой кульминации скандала, когда посадка уже заканчивалась, а Колю продолжали с тихим упорством тормозить.
– Колюня, да чего тут упираться, сдай ты этот многострадальный «кошелёк» в багаж! А в Сингапуре на пересадке мы его и заберём в салон. И всего делов! – после купленной тарелки все всемирные проблемы казались мне парой пустяков.
– Йес, йес! Ноу проблем! – охотно поддакивал местный «тормоз» на входе.
– А если не удастся в Сингапуре? Вова, ты ж знаешь, какие ворюги в Шереметьеве!
– Колюня, да какие могут быть у тебя со мной проблемы?! – купленная тарелочка уже вовсю грела душу. – Да я кого хочешь уболтаю, что в Сингапуре, что в Кобеляках. Не ссы! И пошли в салон, похвастаюсь покупкой.
Что оставалось Коле? Кофр был сдан в багаж с пометкой «до Сингапура», мы прошли в салон, но по озабоченному Колиному лицу было видно, что доводы мои ему не очень убедительны.
Николай Караченцов и Владимир Быстряков
… Семь часов лёта пронеслись легко под пивко-вискарик, вот уже и сингапурский аэропорт. Вышли, я говорю:
– Ты покури, а я пока смотаюсь за твоим многострадальным…
Времени в запасе не так много, терминал огромный, я туда ткнулся, сюда, к этому, к тому. Никто толком ничего не знает. Кончилось всё тем, что какая-то добрая душа посоветовала найти представительство «Аэрофлота», и тут я себе говорю: «Ну ты, Вовик, дурак! Нет чтобы сразу допереть – в «Аэрофлот», там же наши девоньки служат, сразу все проблемки и решатся!»
Стал искать. Вижу надпись «AEROFLOT», подбегаю, сейчас, думаю, нашей красавице из агентства что-нибудь по юмору «вотру», да ещё пообещаю с самим Караченцовым познакомить. Только – опаньки!!! Сидит в российской формёночке, под российской вывеской «Аэрофлот» плосколикая такая себе дочь Востока и, щуря в улыбке глазки-щелочки, говорит мне:
– Сяо – мисяо!
Вижу: да-а! И юмор мой тут не в тему, и Коля ей глубоко по барабану. Ёлы-палы!!! Стал на своём английском-со-словарём объяснять суть проблемы, а она – сисяо-писяо, и точка! В общем, жуть сплошная. Я и раньше слышал, что в экстремальной ситуации у людей зачастую просыпаются такие таланты, что нельзя и представить. Слышал, но не очень верил. Ну а тут вдруг на меня как накатило… и попёрла из меня уйма английских слов, оборотов и выражений, о которых раньше и не знал вообще. В общем, пробил я эту «китайскую стенку», и после очередного «сисяо – пусясяо» девуля вдруг на ломаном английском дала информацию, что багаж наш, вероятно, находится… за пределами зоны, возможно, даже в отделе «Забытые вещи». И наконец, самое весёлое: я не смогу туда попасть, потому как не имею транзитной визы. А это может означать только одно – Колин кофр с гонораром и прочая будут пылиться на полочке до нашего следующего приезда. Я чуть не поседел вторично за день! Но в экстремальных ситуациях… (читай выше) И я, с отчаяньем будённовского рубаки, рванул на приступ будочки с таможенником. После сторазового «нет!!!», после всех доводов, что без визы «низззя!», местный щупловатый погранец сдался и пропустил. Без визы, с паспортом гражданским, где подольская прописка, оставленным в залог «этим сумасшедшим русским» (там для них мы все – русские, ну не знают они наших тонкостей-нюансов).
И что вы, как говорят в бессмертной Одессе, себе думаете?!! Лежит, я бы сказал, внаглую, Колин багаж. В отделе забытых вещей. С прицелом на ближайшее столетие. В общем, вернулся я, как говорят, с победой, да ещё хватило наглости сказать страдальцу:
– Ну что, Колюня! С тебя бутылка!!!
А у Коли хватило мужества вторично в течение дня сохранить мне жизнь. Вот такие есть на свете друзья у некоторых.
Максим Дунаевский, композитор, народный артист РФ
«Моя маленькая леди»
Николай Караченцов спел и записал невероятно огромное количество самых разных песен. И тем не менее я всегда хотел создать специально для Караченцова альбом песен, объединённых его жизненной и творческой темой и позицией, его болью и радостью, его неповторимой актёрской и человеческой личностью. Он тоже этого хотел. Но представлял себе работу над альбомом примерно такой, какой она всегда была, когда он записывал многочисленные песни для фильмов, телепрограмм и пластинок, в том числе и мои тоже, залетая на полчаса в студию звукозаписи между съёмками и концертами, спектаклями и репетициями в театре. Я на это категорически не мог согласиться. Я говорил ему: «Коля, когда готовится к выпуску спектакль, ты репетируешь каждый день, учишь тексты диалогов, отшлифовываешь все мизансцены. Потому что ты профессионал. То же необходимо делать и при подготовке к записи песен к альбому!» Коля отвечал на это: «Я артист, но не певец». Я не соглашался: «Если ты поёшь для людей, значит, ты певец. Ты обязан быть таким же профессионалом, как в театре и кино!»
Николай Караченцов и Максим Дунаевский (январь 2005 года)
Потом Коля часто вспоминал эти мои слова и мою бескомпромиссность в подходе к его певческой карьере. Он считал, что именно я по-настоящему повернул его лицом к этой профессии, которая, в сущности, составляла, как выяснилось, его второе «Я» и выражала его ничуть не меньше лучших ролей, сыгранных им в театре и кино.
Но тогда, в далёком 1994 году, он вопрошал:
– Так что же делать? Я очень хочу писать диск, но у меня совсем нет времени!
– Тогда не пиши.
– Но я хочу!
И тут пришла в голову на первый взгляд шальная, но, как выяснилось позже, плодотворная мысль: уехать как можно дальше из Москвы, которая держит Караченцова, как спрут, за все места. Куда? Да хоть… хоть…в Лос-Анджелес, в Голливуд, где лучшие артисты пишут свои диски, где никто нас не знает (и слава Богу!), мы никому не нужны и никто не сможет помешать нам работать. В это с трудом верилось, но мы осуществили идею. Автор стихов к альбому Илья Резник жил в то время в Лос-Анджелесе, я тоже пополам был и там, и здесь. Нашлась и хорошая студия в Лос-Анджелесе у моего друга и аранжировщика Светослава Лазарова. Согласился стать спонсором проекта друг Николая Караченцова – продюсер Лев Могилевский.
Максим Дунаевский, Николай Караченцов и Илья Резник на презентации альбома «Моя маленькая леди»
Оставалось совсем немного – освободить Николаю самого себя на один месяц от всего и рвануть в Америку. Конечно, месяц – это ничтожно мало для такой серьёзной работы, но и Илья Резник, и я понимали – другого варианта никогда не будет. И вот свой законный отпуск в театре Коля отдал не концертам и съёмкам, как это всегда бывало, а нашей совместной работе. За считанные дни и недели мы с Ильёй Резником придумали основную концепцию альбома, пишутся стихи, музыка и аранжировки. После чего произошло то, во что я не верил до последнего: месяц в Лос-Анджелесе мы не вылезали из студии, отвлекаясь только на один «святой» час в день – игру в теннис (это было единственным условием народного артиста РФ). Мы работали как умалишённые, но добивались друг от друга всего лучшего, что нам дал Бог. Я вспоминаю это время как одно из самых прекрасных и вдохновенных мгновений моей жизни. Насколько я знаю, Караченцов считал так же. Кроме того, он везде и всегда говорил, что это время для него было временем полного и настоящего постижения профессии певца. В этом ему помогали стихи и музыка, наш опыт, музыкальные продюсеры и сама обстановка творчества и профессионализма нашей голливудской студии. Результатом стал несомненно лучший альбом Николая Караченцова «Моя маленькая леди», где есть всё, что ему хотелось высказать, выразить, отдать! И он сделал это на высшем исполнительском пределе, на высшей ноте своей большой души.