Дмитрий Данин, композитор, аранжировщик, экс-участник ансамбля «Фестиваль»
Как музыканты добивались от Караченцова чистого вокала
В период моей работы в ансамбле «Фестиваль», которым в те годы руководил Максим Дунаевский, Коля много с нами гастролировал. Тогда мы вместе с Дунаевским специально для него написали песню на стихи поэта Андрея Внукова. Получилась такая ироническая кантри-баллада «Рыцари оседлые». Её Коля записывал с ансамблем «Фестиваль», она выходила на пластинке. Потом, по просьбе Караченцова, я написал для него песню на стихи Лёши Лысенко «В парке за городом». Это было в 1986 году, когда Коля начал степом заниматься – отбивать чечётку – и попросил меня специально для этого дела что-нибудь сочинить. «В парке за городом» была первая песня, которую я целиком на синтезаторе сделал, без живых инструментов. Коля поёт вокально чисто. Жаль, что тогда песня не была издана… Вообще, добиваться от Николая Петровича безупречного вокала мы приноровились ещё двумя годами ранее, когда в студии Ленкома писали песни к фильму «Маленькое одолжение», в котором Караченцов играл роль эстрадного певца. Часов шесть записывали песню «Кленовый лист». Коля был напряжён, всё заметнее переживал, оттого ещё реже попадал в ноты… Измучились все, устали… Максим Дунаевский, автор этой песни, не выдержал такого «издевательства», уехал. Сделали перерыв, пошли в буфет и (это было ещё до начала антиалкогольной кампании в стране) немного «смягчили горло»… Невероятно, но факт: вернувшись в студию, Караченцов спел практически идеально свой будущий хит – «Кленовый лист». А слова, которые невнятно произнёс, вклеили из других дублей. В те времена мы всё писали на магнитофоны, вживую, не было ещё тюнинга! На подпевках – Паша Смеян, Люда Ларина и, припоминаю, Лена Рудницкая были… На следующий день приехал Дунаевский, послушал запись, и ему очень понравилось!
Николай Караченцов и Регимантас Адомайтис в фильме «Трест, который лопнул»
Николай Караченцов на концерте
Михаил Боярский, Николай Караченцов и Александр Хочинский
А самая первая наша встреча с Караченцовым была на картине Саши Павловского «Трест, который лопнул». Хотя Коля попал туда совершенно случайно. Поскольку фильм был музыкальный, режиссёру требовались актёры, профессионально поющие. На роль Джефферсона Питерса он пригласил Михаила Боярского, который прекрасно владел вокалом и был любимцем Одесской киностудии, где снимался фильм. В то время у него был пик популярности, он недавно сыграл дʹАртаньяна… Но пока шла подготовка к съёмкам, планы Миши Боярского неожиданно изменились, и он отказался от роли. Режиссёру пришлось срочно искать замену. Но где найдёшь второго такого универсального артиста? А в это же самое время в Москве с невероятным успехом прошла премьера рок-оперы «Юнона и Авось», имя исполнителя главной роли Николая Караченцова было у всех на слуху. Недолго думая, режиссёр Саша Павловский набрал номер Максима Дунаевского, который написал всю музыку для «Треста…», и предложил: «Давай возьмём Караченцова». На другом конце провода повисла пауза… «Да он петь не умеет», – через минуту произнёс композитор. Ответ удивил Павловского, ведь артист уже пел и в спектаклях, и в фильмах. И всё же его вокал не совсем устраивал Дунаевского. Но режиссёр-постановщик не оставил коллеге выбора. На тот момент у Коли действительно были некоторые проблемы с вокалом, и нам, музыкантам ансамбля «Фестиваль» и Максу Дунаевскому, пришлось с этим бороться. Максим упорно с Колей занимался, и я думаю, что впоследствии участие в музыкальных фильмах многое дало Караченцову, он поднабрался опыта, намного быстрее и проще всё делал, но на записи песен к «Тресту, который лопнул» были сложности. Случались моменты, когда он сильно фальшивил, но их перекрывала харизма этого прекрасного актёра! Но Коля знал, что Дунаевский очень строго относился к чистоте исполнения. Это сейчас можно исправить, если человек не очень чисто поёт. Без проблем в компьютере можно исправить незаметно для уха. А в те времена надо было обязательно петь чисто. У Коли ещё была такая склонность: когда он увлекался, начинал на четверть тона выше петь. Очень часто на эту тему мы говорили. Мы не ругались, нет. Просто звукорежиссёр Лёня Сорокин останавливал запись и говорил: «Коль, чуть-чуть уменьши…». Он понимал, он знал, как надо петь, но редко с первого дубля у него всё получалось. Кстати, именно Караченцов привёл Пашу Смеяна, который пел за литовского актёра Регимантаса Адомайтиса. А Паша Смеян совершенно идеально исполнял свои партии. Плюс к тому, он ещё и музыкант. Поэтому он идеально интонировал. У него не бывало фальшивых нот. Коля тогда стал даже брать уроки у Смеяна, который подсказывал ему, где какую взять ноту, как правильно брать дыхание. И мы с музыкантами всегда имели такую вот молчаливую поддержку от Паши, когда мы все вместе работали в студии. Коля знал: если остановили, придётся перепевать, никуда не денешься. С Николаем Караченцовым звукорежиссёр Леонид Сорокин чуть ли не поссорился как-то. В одной из главных песен фильма «Трест, который лопнул» есть фраза: «…и реки там молочные в кисельных берегах». А Коля поёт: «…и реки там молошные в кисельных берегах». Сорокин его останавливает, говорит: «Коля, мне не нравится, как ты произносишь эту фразу! Получается, что американец поёт с каким-то московским произношением, так не годится!» Караченцов говорит: «Я не буду петь «молочные», мне мои педагоги не простят, если я так спою…» Все вместе говорим ему, что американец не может петь «молошная», «булошная», он даже знать такого не может! Коля ходил, ходил по студии, думал, думал… И спел затем что-то похожее на «молочшные». И произнося это слово, хитро покосился на нас и на Дунаевского.
Мы с Колей очень подружились на записи песен к «Тресту…». Я до сих пор влюблён в него – он необыкновенный человек! С ним было легко общаться и интересно работать.
Елена Суржикова, композитор, поэтесса, сценарист
Песня «Я не солгу!» и французский мюзикл
В январе 1996 года друг нашей семьи, блистательный барабанщик Борис Богрычёв, которому нравились мои песни, пообещал познакомить меня с Николаем Петровичем. Помню, было холодно. В цветочном магазине на Спартаковской долго выбирала цветы для артиста и почему-то объясняла продавцу, что букет этот предназначается самому лучшему человеку на Земле.
Встретились мы с Борисом возле памятника Пушкину с возгласом: «Поистине сюда не зарастает народная тропа!» Пришли на служебный вход Ленкома, присели в кресла и стали ждать.
Вдруг где-то вдалеке пророкотал неповторимый низкий голос, усиленный сводами потолков. Ещё издали мы увидели худенького, стройного человека. Даже было трудно поверить, что это легендарный Караченцов. Ведь по телевидению он казался крепким и коренастым. Как во сне я подошла к Николаю Петровичу, молча протянула цветы, говорить не могла. Караченцов в свой пятьдесят один год выглядел великолепно: гибкое, спортивное тело, красивые глаза, обворожительная улыбка. В гримёрке актёра я очень волновалась, руки от волнения дрожали.
Пока расчехляла и подстраивала замёрзшую гитару, Николай Петрович вполголоса беседовал с Борисом, потом ободрил меня несколькими фразами: «Русские не сдаются!» и «Огонь! Пли!».
Я спела пять песен, Николай Петрович внимательно слушал, а потом сказал: «Зря вы так волновались! Очень симпатичные песни. Давайте сделаем так: запишем песню «Я не солгу!», а потом будет видно!»
На прощание он поцеловал меня в щёку, и я произнесла такой же текст, который, вероятно, не сговариваясь, произносят все поцелованные им женщины: «Теперь я не буду умываться!»
Мы довольно быстро с Караченцовым записали песню «Я не солгу!». Кстати, она написана мною аж в 1976 году. Раньше я сама исполняла её как певица, с концертами ездила, пела под гитару. А спустя двадцать лет подарила Караченцову. С тех пор и началось наше сотрудничество.
Тогда сочинила новую песню для Коли – «Снова полюблю!». Записывали поздно вечером в Ленкоме, на студии у Бориса Оппенгейма. Караченцов был уставшим, после озвучания. Несмотря на переутомление, оставался доброжелателен. Пришёл и работал, как говорится, в полную ногу. Запись отдал Оксане Таран на радиостанцию «Маяк». Потом Оксана призналась Караченцову: «Николай Петрович, это щемящая песня, такое откровение. Мы крутили её постоянно, и она понравилась слушателям!»
Коля обычно в силу своей занятости не очень хорошо знал тексты. Сначала мы с ним всё пропоём. Через паузы. Поначалу он всегда старался как бы рассказывать. А потом потихоньку находил нужную интонацию и краски. По возрастающей развивал динамику произведения. Это дорогого стоило – увидеть, как Караченцов записывался. Коля мог любую композицию почувствовать и донести. Он многое прошёл в жизни, у него был опыт, он понимал, о чём поёт. Работа с Караченцовым подстёгивала, пробуждала чувство ответственности, создавала состояние полёта. Было и такое, что Коля просил исправить строчку. В песне «Снова полюблю!», например, была строчка:
Ну, а ты пока – гуляй,
Время даром не теряй.
И по толстому карману
Счастье в жизни измеряй!
Коля возмутился: «Что же мы будем мерить всех женщин под один аршин?» И вместе переписали так:
Я перезимую, я перезимую,
И весну другую встречу во хмелю.
Всех перецелую и найду такую,
Женщину святую и снова полюблю…
Песню «Акулы» мы раз восемь правили, и Караченцов наконец, сказал: «Как бабка не мучилась, а всё равно померла!» Шутил он постоянно. Перед просмотром новых стихов говорил: «Сейчас будем убивать блох». К текстам Коля относился очень серьёзно. Я понимала, что он для меня недосягаем, и тянулась до этой планки. Поэтому, когда писала что-либо для него, перед тем как ему показать, очень тщательно готовилась. Сама била себя по рукам и говорила: «Давай, думай, голова! Глубже, эмоциональнее!»