Еще задолго до путешествий по Франции Костомаров увлекался историей и культурой этой страны, овладел французским языком. Он вспоминал, что его отец еще в детстве внушал ему «вольтерианское неверие», что он имел необыкновенную память и ему ничего не стоило, «прочитавши раза два какого-нибудь вольтерова „Танкреда“ или „Заиру“ в русском переводе, прочитать ее отцу наизусть от доски до доски». Находясь во Франции, Костомаров месяц жил в Париже, ежедневно неутомимо осматривая его достопримечательности. Там он также консультировался у местного окулиста по поводу болезни глаз. Ученый очень интересовался французской периодикой, особенно освещением в ней вопросов истории Украины и России; откликался на статьи французского журнала относительно утверждения о неславянском происхождении россиян («Основа», 1861 год, № 2) и претензии поляков на украинские земли («Основа», 1861 год, № 10). по этому поводу он отметил в «Автобиографии», что его полемические статьи имели целью опровергнуть теории, которые опирались «на учение Духинского, получившего в свое время большое распространение во Франции». Костомаров был знаком с французскими учеными, общался с некоторыми из них на III Археологическом съезде в Киеве 1874 года. Эпизоды из истории Франции использованы в труде Костомарова «Книга бытия украинского народа». путешествуя по Франции и проезжая через Руан, он не смог проехать мимо. Поэтому он вышел из вагона и остался в этом городе на полдня, чтобы его осмотреть, особенно площадь, как указано в «Автобиографии», «на которой некогда происходило сожжение Орлеанской Девы». Находясь в Страсбурге, он ознакомился с городом, поднялся на колокольню его знаменитого собора. Во время второй поездки по Франции Костомаров много времени провел в курортном городе Ницца, который привлек его возможностью морских купаний. Однако вскоре он убедился, что напрасно доверился тому, что читал и слышал о нем. По его мнению, сложно найти город нуднее, чем Ницца летом. Ознакомившись с ее достопримечательностями, он поехал в Монако.
Путешествуя по Европе, Николай Иванович побывал и в Чехии. Он интересовался ее прошлым, писал об этой стране в научных, научно-публицистических и полемических работах. Приехав впервые в Прагу, ученый познакомился с патриархом чешского славянства, поэтом, философом, издателем и общественным деятелем Вацлавом Ганкой, который принял его как близкого знакомого. Они вместе осматривали Прагу, ездили в Градчин, где осмотрели собор Св. Витта с могилами чешских королей, дворец, посетили университетскую библиотеку, побывали в чешском театре. Ганка подарил Николаю Ивановичу свои произведения. В Карлсбаде Костомаров лечился водами. Второй раз в Чехии ученый побывал проездом во время своей поездки в Остенд на лечение и отдых. Он тогда остановился в Праге, которая на ту пору, по его мнению, «приняла славянскую физиономию». пражский иллюстрированный журнал «Светозор» посвятил Костомарову статью, поместив также и его портрет.
Обе поездки Костомарова в Швейцарию были в основном связаны с отдыхом. Впервые он был в Швейцарии летом и тогда совершил восхождение на вершину высокой горы Риги над городом Швиц, наняв коня с проводником в гостинице этого города, а немного позже на пароходе отправился в Люцерн. Второй раз совершил путешествие в Швейцарию вместе с Кулишом. Тогда они посетили Базель, Люцерн и другие города. Костомаров также осуществил переход через Альпы, достиг знаменитого Чертового моста, видел статую национального героя швейцарцев Вильгельма Телля и другие известные достопримечательности. Вспоминая в «Автобиографии» швейцарские горы, он писал: «Мы встречали затейливые вершины с глетчерами и множеством шумевших водопадов». переход через перевал Сен-Готард во время второго путешествия Костомарову запомнился больше, чем летом во время первой экскурсии, поскольку был май месяц, снег еще не успел растаять и все вокруг напоминало ему Русь зимней поры.
Путешествие Костомарова в Швецию предусматривало отдых и научные изыскания. Он осмотрел города Норд-Чопинг, Упсалу, побывал в их библиотеках, соборах и т. д. В частности, в Упсале он посетил музей древностей и местной истории. В Стокгольме Костомаров познакомился с пономарем русской церкви, который исполнял обязанности секретаря российского консула и предложил ученому свои услуги переводчика. В этом городе ученый-историк при содействии российского посланника князя Я. Дашкова получил доступ к Шведскому государственному архиву. Там он изучал документы периода, когда Новгород с частью своих земель находился в составе Шведской Короны, а также латинские, французские и немецкие материалы эпохи Северной войны. В архиве Костомаров встретился со шведским профессором Нордстремом и при его содействии познакомился с достопримечательностями Швеции, в частности с собором Св. Олафа и др. Найденные в Стокгольмском архиве документальные источники были использованы им в исследованиях «Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки», «Мазепа. Историческая монография» и др. по поводу своих архивных исследований в Швеции Костомаров писал: «Если бы меня не тревожило угрожающее состояние моих глаз, я бы, вероятно, остался в Швеции надолго и принялся бы основательно изучать шведский язык». В 1882 году в Стокгольме была опубликована в шведском переводе костомаровская «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей».
Свою каждую возможность побывать за границей ученый-историк использовал не только для отдыха и лечения, а в первую очередь для продолжения активной исследовательской работы, поиска новых архивных документов для своих научных трудов.
НИКОЛАЙ И АЛИНА: ИСТОРИЯ ЛЮБВИ
Этот необычный роман начался довольно обычно. Он и она – учитель и ученица… Он – Николай Иванович Костомаров, учитель Киевского института благородных девиц, она – Алина Крагельская, ученица выпускного класса, хорошенькая и способная девочка с беззаботным жизнерадостным смехом и веселыми черными глазами. Чудесно, портретно и четко, с иронической нежностью описывает Алина Крагельская тот день, когда в августе 1845 года пришел в их класс в «образцовом пансионе» г-жи де Мельян новый учитель, несколько позже – ее первая любовь, герой любовных девичьих снов. «Это был молодой человек (Костомарову было тогда 28 лет) с очень свежим лицом, среднего роста, крепкого, так сказать, коренастого телосложения, в вицмундире (обычная тогдашняя одежда учителей), в очень широких перчатках и в таких сапогах, что они вызвали смех своим размером. Вместо поклона Костомаров неловко нагнулся, встал, составил по-детски руки и покачал головой, словно желая освободиться от густых прядей волос, которые надвинул на лоб и глаза небрежно одетой шляпой».
В пансионе г-жи де Мельян ученицы часто смеялись над необычными деталями костюма нового учителя – этими мешками вместо перчаток, какими-то батистовыми фалборами вместо манжет. Немало было ужимок и передразнивания по поводу его моргания глазами и частого запрокидывания головой. «Я, – говорит Алина, – не могла удержаться от смеха, когда видела, как новый учитель закидывает голову, все время улыбается и никак не может избавиться от мерзких волос». ученицы пансиона нередко после лекции собирались вместе и обсуждали странные манеры их нового учителя. Вспоминая его гримасы и «чуфизы», они несдержанно смеялись. «Смешной!» – это основное впечатление от Костомарова. Его принимали за «блаженненького» или «юродивого», на него показывали пальцами. Увидев его, останавливались. Он со своими длинными волосами, невнимательным, странным, словно невидящим взглядом из-под очков, со своей то слишком поспешной, то медленной поступью невольно вызывал улыбку. Он ходил согнувшись. Собственно не ходил, а бегал, и его согнутая под острым углом фигура казалась особенно неуклюжей.
В пансионе г-жи де Мельян Костомаров преподавал всемирную и русскую историю. Дважды в неделю после двух часов он приходил в пансион читать лекции. Николай Иванович никогда не садился в классе, а обычно стоял. Он стоял или у столика, или возле большой черной таблицы, где он, чтобы ученицам облегчить записывать даты, неразборчиво мелом выписывал цифры. Баллы, которые он ставил в классном журнале, были такие же нелепые и непостоянные, как и он сам: чернильные карлики и гиганты, кривляясь, чернели на разграфленных страницах школьного журнала. Понятно, что только он вышел из класса после первой же лекции, как ученицы начали передразнивать его манеры, подтрунивая над его мимикой. Но очень скоро его искусство чтения лекций, умение высказываться четко, последовательно и доступно снискали ему уважение среди учениц пансиона и понимание, почему классные дамы и некоторые из учителей называли их молодого учителя истории «новым светилом исторической науки».
Прошло два-три месяца, как Николай Иванович начал преподавать в пансионе г-жи де Мельян. Как-то, опросив Алину и поставив «пять», он просмотрел ее баллы по другим предметам. Его заинтересовала эта способная черноволосая девочка. Посмотрев журнал, он взглянул на нее и сказал:
– Вы прекрасно учитесь!
– Я никогда не учусь! – был Алинин ответ. Подруги засмеялись. Николай Иванович вопросительно посмотрел на эту задорную и оживленную ученицу, подошел к ее месту и серьезно спросил:
– А что вы тогда делаете здесь, если не учитесь?
– Учусь, но не шибко, а слегка, пока есть учитель в классе, а потом играю на рояле, вышиваю, бегаю, шалю.
Ответив на вопрос, она в манере, свойственной Николаю Ивановичу, передразнивая его, быстро замигала глазами и сложила руки в «кулачки». Но близорукий учитель не заметил этой шалости своей ученицы.
Таким вот образом состоялось первое близкое знакомство Николая Ивановича Костомарова и Алины Крагельской, по первому мужу Кысиль, 1830 года рождения. Она происходила из семьи военного, выросла и воспитывалась в Киеве. Панночка Крагельская была талантливой девушкой, музыкально одаренной (в свое время на нее обратил внимание известный венгерский пианист Ференц Лист, чьи гастроли проходили в Киеве в 1847 году, и приглашал продолжить учебу в консерватории в Вене).