Николай Кузнецов. Строптивый ставленник Сталина — страница 18 из 79

Вскоре Президиум Верховного Совета СССР утвердил новый текст военной присяги для Красной армии и ВМФ и новое положение о порядке ее принятия. Кузнецов принял ее одним из первых.

Глава 8. Молох флотских репрессий

Вопрос о репрессиях 1937–1938 годов остается одним из самых сложных в изучении сталинской эпохи. Отношение общества к ним прошло несколько этапов от их полной и безусловной поддержки до столь же полного и безусловного осуждения, после чего настала пора дискуссий. Больше всего споров — на тему, был ли в реальности заговор против Сталина и его политического курса. До сих пор в нашем обществе нет единого взгляда на причины репрессий, их неизбежность, личную ответственность определенных руководителей, а также на последствия репрессий для наших Вооруженных сил и государства в целом. Поэтому автор выскажет личную точку зрения по данном вопросу.

Ненависть старой «большевистской гвардии» к Сталину во многом была вызвана продвижением во власть молодых управленцев, способных заниматься не бесконечными дискуссиями и формированием оппозиционных групп, а вопросами народного хозяйства и государственного строительства. Большинство соратников Ленина и Троцкого прекрасно владели навыками конспирации и подпольной работы, умели агитировать массы, карать несогласных, но заниматься повседневным созидательным трудом не умели. При этом старый партийный и военный аппарат был потрясающе безграмотен. Число людей с высшим образованием среди партийного и военного руководства не превышало 7 процентов. Начинать с ними индустриализацию страны и готовиться к надвигающейся войне было просто немыслимо. К тому же большая часть этой «элиты» открыто выступала против индустриализации и милитаризации экономики.

Зрело недовольство региональных партийных лидеров, которые, ссылаясь на рост контрреволюционных настроений, требовали не допускать к выборам «белогвардейскую сволочь» и усилить репрессии. Сталину и его группе был фактически поставлен ультиматум. Он ответил энергичными кадровыми перестановками и жестокими чистками партийно-государственной и военной верхушки. Расправы с политическими противниками — вполне в духе времени и методов, унаследованных от времен Гражданской войны. Впрочем, исследователям еще предстоит разобраться, какие именно группировки сводили счеты с противниками под предлогом «очищения рядов». К середине 30-х годов многие из них стали приобретать черты законспирированных организаций со сложившейся внутренней иерархией и программой действий. Они интриговали и враждовали между собой, переманивали друг у друга наиболее значимых военачальников, вели переговоры и заключали соглашения о временном сотрудничестве и взаимной поддержке.

Несомненно, репрессии среди высшего руководства армии и флота были санкционированы лично Сталиным и его ближайшим окружением. Однако на среднее командное звено их обрушили в большинстве своем те военачальники, которые сами им подверглись. Демонстрируя беспощадность к подчиненным, многие стремились таким образом доказать свою лояльность, а заодно избавиться от неугодных.

Первыми уничтожались командующие высшего звена, связанные в прошлом с Троцким, причем не только по службе. Практически все они находились в 1918–1924 годах в его подчинении как наркома по военным и морским делам. Однако в условиях внутрипартийной демократии в 20-х годах немалая их часть принимала сторону Троцкого и в борьбе фракционных групп. Можно с уверенностью утверждать, что в большинстве случаев поддержка имела чисто карьерный смысл, реально в серьезных политических баталиях никто из них не участвовал.

То, что в последующем эти руководители официально раскаялись в старых ошибках и стали верными ленинцами-сталинцами, никакой роли уже не играло. По ним и пришелся основной удар. Командиров среднего звена, как правило, изгоняли из армии и флота или отправляли в лагеря. Когда волна схлынула, некоторое их количество было оправдано и возвращено в строй.

Разумеется, кровавый молох обрушился на множество совершенно невинных, оклеветанных людей, уничтожив одних и исковеркав судьбы других. Именно поэтому трагедия 1937–1938 годов до сегодняшнего дня является незаживающей раной нашего общества.

Большинство историков считает, что Сталин в подборе высших руководителей был очень недоверчив, полагая, что лучше перестраховаться от бывших троцкистов, чем ошибиться. При этом, обладая феноменальной памятью, он последовательно менял «старую гвардию», подбирая на ее место молодых выдвиженцев, не имевших троцкистского прошлого и не связанных ни с какой политической оппозицией. Пик этого нового набора пришелся как раз на 1937–1938 годы. Похоже, Кузнецов попал именно в эту обойму.

Из воспоминаний Н. Г. Кузнецова:

«Отношение к людям у него (у Сталина. — В. Ш.) было, как к шахматным фигурам и преимущественно пешкам. Он мог убрать любую фигуру с шахматной доски и поставить ее вновь, если игра требовала этого. В таких случаях он не был даже злопамятен, и репрессия, пронесшаяся над человеком по его же приказу, не служила препятствием для полного доверия к нему в последующем… Всем неправомерным поступкам Сталина ведь есть какие-то объяснения. Они кроются в его характере (возможно, болезненном), фактах вражеской деятельности, вредном влиянии его окружения и особенно влиятельных лиц, причастных к репрессиям. Конечно, самым простым является свалить все только на „культ личности“ Сталина и после смерти всю вину возложить на него одного. Но я был в свое время удивлен заявлением Ворошилова, что он „не верит в виновность И. К. Кожанова“, как будто он не несет ответственности за его гибель. Я считаю опасным стремление всю вину свалить на Сталина, и совсем не потому, что боюсь приписать ему что-либо лишнее. Опасность кроется в том, что, обвиняя одного Сталина, мы можем не обнаружить многих других ошибок и не принять меры к их недопущению в будущем»[22].

* * *

Сигнал к массовым репрессиям прозвучал на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года, где Сталин сделал доклад «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистов и иных двурушников». Фактически репрессии на флоте и в судостроении были начаты летом того же года, когда на совещании руководящих работников НКВД нарком внутренних дел Н. И. Ежов заявил, что, по мнению Сталина, «военно-фашистский заговор имеет ответвления и в руководстве Военно-Морских сил». Это стало сигналом к широким арестам и последующему уничтожению видных флотских начальников, включая наркомов ВМФ и командующих флотами.

При этом в связи со строительством Большого флота с июля 1937 по март 1939 года штатная численность командно-начальствующего состава ВМФ возросла с 9640 человек до 28 540, то есть почти в три раза.

Сразу же после пленума в Главном управлении кадров РККА был составлен список из 95 представителей комначсостава, включая семерых флотских руководителей. Это были те военачальники, кто активно поддерживал Троцкого в 1923–1925 годах, голосовал за его резолюции. Практически все арестованные флагманы дали показания о своем участии в деятельности подпольных троцкистских организаций.

С мая 1937 по сентябрь 1938 года в ВМФ были расстреляны, арестованы или уволены более 3000 человек. Пять раз сменилось высшее командование. Среди репрессированных в 1937–1938 годах было два последних начальника Морских сил, два первых наркома ВМФ и заместитель начальника ВМС — замнаркома ВМФ. Были арестованы и изгнаны с флота 8 начальников отделов и управлений центрального аппарата, 6 командующих и 5 начальников штабов флотов и флотилий, десятки командиров и специалистов более низких рангов.

Расстреляны были оба флагмана флота 1-го ранга (адмиралы) В. М. Орлов и М. В. Викторов. Из пяти флагманов флота 2-го ранга (адмиралов) расстреляны трое: И. К. Кожанов, Р. А. Муклевич и П. И. Смирнов-Светловский. Из 18 флагманов 1-го ранга (вице-адмиралов) репрессировано было десять. Из 41 флагмана 2-го ранга (контр-адмиралов) репрессировали 16 человек, из которых десятерых расстреляли.

Одним из первых был арестован флагман флота 1-го ранга В. М. Орлов. В своих прегрешениях он сознался очень быстро и начал давать показания, которые заняли сто страниц с перечнем большого числа участников заговора. Было ли его признание искренним раскаянием или бредом сломленного человека, неизвестно. Но так или иначе, массовые аресты командиров РККФ начались с показаний Орлова, и почти все арестованные по его списку подтвердили свое участие в заговоре. Самого его расстреляли 28 июля 1938 года.


Начальник Морских сил РККА флагман флота 1-го ранга В. М. Орлов. Осужден и расстрелян в 1938 г. Из архива журнала «Морской сборник»


Иначе повел себя Кожанов, некогда считавшийся любимцем Троцкого. Несмотря на все усилия следователей, он так и не признался в участии в троцкистском заговоре и не назвал ни одного имени. На фоне остальных флотских начальников, которые в первый же день ареста начинали строчить покаянные письма и составлять пространные списки соучастников своих «преступлений», Кожанов стоял до конца. Такое поведение вызвало уважение к нему даже у следователей.

Из воспоминаний Н. Г. Кузнецова:

В 1939 году в частной беседе К. Е. Ворошилов спросил меня, знаю ли я Кожанова. «Да, — ответил я, — он в течение трех лет во время учений плавал на крейсере „Червона Украина“, которым мне пришлось командовать». «Я не думаю, что он был врагом народа», — довольно определенно высказался К. Е. Ворошилов… чем просто ошеломил меня. Я был подчиненным Кожанова (командовал крейсером и не больше), а Ворошилов был много лет наркомом и его ближайшим начальником. Теперь он сказал, что не верит в его виновность, а мне казалось, что он знает обстоятельно, за что посадили Кожанова. Кому же, как не ему, твердо знать и ответственно сказать: «Да, он виновен, я в этом убежден». Или: «Нельзя сажать, пока не доказана виновность».