Какие-либо другие документы на Кузнецова, которые могли его скомпрометировать в те страшные годы, в архивах отсутствуют. Сразу же отметим, что лично Кузнецов доносов не писал и арестам никак не содействовал. По тем временам это было не так уж и мало — оставаться честным перед самим собой среди творящейся вокруг кровавой вакханалии. Более того, он предпринимал попытки к спасению флотских командиров, за которых мог поручиться.
Его положение осложнялось, однако, тем, что на Тихоокеанском флоте, в отличие от Черноморского, он не знал практически никого, за исключением однокашников по училищу и Военно-морской академии. Их-то он и пытался вытащить в первую очередь. Но даже в этих случаях приходилось соблюдать осторожность. Ведь под Кузнецова тоже «копали». По воспоминаниям его арестованного товарища Е. А. Краснощека, следователь усиленно пытался добиться у него информации о преступных контактах Кузнецова с Блюхером, который к этому времени сидел под арестом.
Служебная записка особого отдела НКВД об отношениях Н. Г. Кузнецова с бывшей женой. Из фондов ЦГА ВМФ. Публикуется впервые
Когда Кузнецов перебрался в Москву и стал наркомом, он наводил справки по своим репрессированным товарищам, и кого-то ему удалось вытащить. Спасенных и амнистированных он старался пристроить на достойные, но не слишком заметные должности, чтобы они пришли в себя. Упомянутый Е. А. Краснощек был одним из них. Его по распоряжению Кузнецова разыскал начальник особого отдела Наркомата ВМФ в особой тюрьме Владивостока. Нарком добился его освобождения и приказал доставить лично к нему. Такое могли позволить себе немногие.
Очень скоро Кузнецову пришлось напрямую столкнуться и с другой проблемой. Вслед за руководителями, командирами и политработниками ВМФ волна преследований докатилась до представителей военно-морской науки и преподавателей. Волна политических репрессий коснулась десятков ученых, конструкторов и организаторов судостроения, что негативно сказалось на темпах и качестве выполнения Большой кораблестроительной программы. В НИИ Военного кораблестроения Морских сил РККА в связи с полным «изъятием» руководящих кадров дело дошло почти до полного паралича…
Только после смещения Ежова в ноябре 1938 года сменивший его Л. П. Берия свернул «большой террор». На состоявшемся в марте 1939 года ХVIII съезд ВКП(б) к теме борьбы с «врагами народа» Сталин уже не возвращался, а в дальнейшем порою проявлял труднообъяснимую снисходительность. Так, например, случилось, когда 2 сентября 1939 года на достраивавшемся в Ленинграде легком крейсере «Максим Горький» произошла тяжелая трагедия — во время стоянки корабля в доке после митинга обвалилась сходня, в результате чего погибло 37 человек. Казалось бы, за столь серьезное ЧП, повлекшее за собой массовую гибель людей, Сталин имел все основания отправить в лагеря и флотских, и заводских руководителей, но отделался лишь серьезным внушением.
Действительно, спрашивать с новоиспеченных начальников по всей строгости было невозможно. Массовые репрессии отбросили флот по уровню боеготовности далеко назад, резко возросла аварийность. Новые командующие и штабы флотов, командиры кораблей вынуждены были начинать чуть ли не с нуля. Однако они сразу усвоили: главное — избегать плохих оценок по боевой подготовке и тем более аварий. Любая инициатива наказуема. А чтобы обезопаситься, лучше максимально упрощать задачи. Дошло до того, что подводники практически прекратили погружения и сдавали все задачи в надводном положении, обозначая в отчетах, что «погружались условно». Аналогичная ситуация была и в ВВС ВМФ, где летчики летали только в дневное время и в хорошую погоду. Результатом этого стало резкое снижение уровня боевой подготовки всех категорий военнослужащих ВМФ от адмиралов до краснофлотцев.
Произошло резкое омоложение, лучше сказать — «озеленение», комсостава. Участник Великой Отечественной войны на Севере контр-адмирал в отставке М. П. Бочкарев рассказывал автору этих строк о малоизвестном эпизоде. В 1942 году в Полярный дивизион пришли две английские подводные лодки. По результативности они сразу оставили далеко позади себя советских подводников. Ситуация вызвала зависть, раздражение, а также пристальный интерес особых органов. Когда начали разбираться, выяснилось: оба английских командира начали службу в подплаве еще в Первую мировую войну, прослужив, таким образом, на подводных лодках почти четверть века. Командир дивизиона всю Первую мировую прошел в должности командира подводной лодки. А вот среди командного состава Северного флота не было ни одного человека, включая самого командующего флотом А. Г. Головко, кто имел бы опыт Первой мировой войны и участия в масштабных боевых действиях с серьезным противником.
Глава 9. Назначение наркомом
В декабре 1938 года Кузнецов направляется в столицу на XVIII съезд партии как делегат от Приморья. Ехал он вместе с Григорием Штерном, которого только что назначили командующим Дальневосточным округом вместо арестованного Блюхера.
На съезде, открывшемся 10 марта 1939 года, станет ясно, что Фриновский полностью потерял доверие Сталина. Впрочем, это было понятно и раньше, так как буквально перед съездом тот написал Сталину рапорт, в котором просил освободить его от должности наркома ВМФ «ввиду незнания морского дела». Добровольной отставкой он рассчитывал сохранить себе жизнь.
Хотя Фриновский на съезде присутствовал, в президиум его не выбрали и даже не предоставили слова. Вместо него в президиум попал Кузнецов, и он же, единственный из моряков, выступил перед делегатами.
Из выступления Н. Г. Кузнецова:
«…Современные средства борьбы на море исключительно сложны и разнообразны… Мы должны иметь сильный морской флот, который должен служить нам опорой мира… Исходя из этого, мы должны строить различные классы кораблей применительно к нашим морским театрам и применительно к возможному противнику… В дни хасанских боев мы убедились, насколько крепка связь частей флота с частями нашей Красной Армии и населения Дальнего Востока. Эту связь мы будем укреплять и углублять дальше… Мы должны еще крепче нажать на боевую подготовку… Противника на Дальнем Востоке мы не боимся, но которого недооценивать было бы опасно… Мы не увлекаемся успехами, работаем и учимся и готовы бить врага, если он полезет. У нас в Приморье есть Сучанская долина, которая, кроме угля, славится еще незабудками. И когда японцы захватили в 20-х годах Приморье, они говорили, что пришли, дескать, рвать сучанские незабудки. Но если японская военщина забыла, как их били на Хасане, и если они все же будут забывать и попытаются прийти морем или по суше, то сучанские и вообще советские дальневосточные незабудки действительно будут для них незабываемыми…»[26]
Делегаты XVIII съезда ВКП(б). Из открытых источников
Как прокомментировать его речь? Обычные заверения в преданности партии и укреплении обороноспособности, разве что с попыткой политического каламбура. Однако большего и не требовалось. Появление на трибуне съезда — это обозначение определенного политического статуса. В данном случае Сталин представил партии своего нового избранника. Мало того, в перерыве между заседаниями он вызвал Кузнецова к себе на беседу и как бы между прочим ознакомил его с рапортом Фриновского.
Дальше — больше. По итогам съезда Кузнецов был избран в состав ЦК ВКП(б). При этом, несмотря на то что кампания по обмену партийных билетов закончилась в 1936 году, Кузнецову, как новому члену ЦК, выдали новый партбилет за № 34. Таким образом, было фактически определено его место в партийной иерархии. Отметим, что ни нарком ВМФ Фриновский, ни один из его заместителей (не говоря уже о командующих флотами) в члены ЦК не вошли. Теперь уже ни у кого не оставалось сомнений, что именно Кузнецов в ближайшее время возглавит Наркомат ВМФ. Не мог этого не понимать и мастер закулисных интриг, старый чекист Фриновский.
Далее события развивались стремительно. После съезда Кузнецов заторопился было во Владивосток, но уехать не успел. Замещавший наркома П. И. Смирнов-Светловский приказал ему задержаться.
Ночью пришел приказ срочно прибыть в Кремль. Там Николая Герасимовича принял Сталин. Кузнецова он встретил, стоя у длинного стола, за которым сидели несколько членов Политбюро, и некоторое время молча смотрел на прибывшего, как бы изучая. После этого начал задавать вопросы о службе на Тихом океане, о работе наркомата. И спросил:
— Как вы смотрите на работу в Москве?
— В центре я не работал, да и не стремился к этому, — честно ответил Кузнецов.
На этом визит завершился.
На следующее утро Кузнецова вызвали на экстренное заседание Главного военного совета ВМФ. Заседание открыл П. И. Смирнов-Светловский, сразу предоставивший слово А. А. Жданову.
— Предлагаю обсудить, соответствует ли своей должности первый заместитель наркома Смирнов-Светловский, — объявил неожиданно Жданов.
Председательствующий помрачнел и опустил голову. Прений не получилось. После паузы Жданов продолжил:
— В Центральном комитете есть мнение, что руководство наркоматом следует обновить. Предлагается вместо Смирнова-Светловского первым заместителем наркома назначить товарища Кузнецова.
Несколько голосов не очень уверенно поддержали предложение Жданова.
В тот же день Кузнецову вручили красный пакет с постановлением о его назначении на новую должность. Принять дела у Смирнова-Светловского не получилось, так как через день того арестовали.
Став первым заместителем народного комиссара Военно-морского флота, Кузнецов не увидел и самого наркома. Говорили, что Фриновский… отдыхает на даче. Не зная, с чего начинать, Кузнецов поехал к Жданову посоветоваться, как быть.
— Решайте сами, а по наиболее крупным или сомнительным вопросам звоните мне, — ответил тот. — Если будет надо, поможем.
Постановление СНК о присвоении очередных званий флотским командирам. Из фондов ЦГА ВМФ. Публикуется впервые