Благорасположение вождя подкреплялось его ближайшим окружением. В июле 1939 года Кузнецов вместе с куратором ВМФ от ЦК ВКП(б) Ждановым отправился в Ленинград. На верфях ознакомился с ходом строительства новых кораблей, затем занялся военно-морскими училищами, которым после расширения уже не хватало старых помещений. Найти новые в центре Ленинграда было непросто, помог авторитет Жданова. Кузнецов добился также передачи здания Фондовой биржи на Васильевском острове военно-морскому музею.
Затем оба посетили Кронштадт, где Жданов выразил желание посмотреть учения Балтийского флота. Вместе с Галлером и командующим эскадрой Несвицким они вышли в море на линкоре «Октябрьская революция». В недолгом походе обсуждали перенесение главной базы Балтийского флота ближе к устью Финского залива — в Таллин. После подписания договора с Эстонией о размещении на ее территории частей РККА и ВМФ СССР базирование Балтийского флота значительно расширилось, а пребывание штаба флота в Кронштадте усложняло управление. Жданов с мнением моряков согласился и обещал поддержать Кузнецова. Позже, в мае 1940 года, Сталин его предложение принял.
Оценку учений Кузнецов дал на обсуждении в Доме флота. Отметил немало недостатков и вновь обратил внимание на доктрину «первого залпа». Она подразумевала упреждение противника в артиллерийской дуэли, причем на уровне не только отдельных кораблей, но и соединений. С тех пор борьба за «первый залп» не сходила с повестки дня всех флотов. Так началось введение знаменитой «кузнецовской» системы боеготовности.
Первые шаги нового наркома продемонстрировали, что он хорошо представляет круг первостепенных задач и серьезно взялся за их решение. В числе важных его достижений следует отметить тот факт, что ему удалось отстоять подчинение морской авиации флоту. Начальником управления назначили генерал-лейтенанта С. Жаворонкова, с которым Кузнецов служил на Черноморском и Тихоокеанском флотах.
Вскоре после своего назначения наркомом ВМФ Кузнецов женился. Избранницей его стала молодая девушка-москвичка Вера Николаевна Шитохина, которая будет ему верным другом до конца жизни. В 1940 году у них родился первенец Николай.
После своего образования Наркомат ВМФ занял особое положение. Если остальные наркоматы, за исключением НКО, НКИД и НКВД, замыкались на одного из заместителей предсовнаркома, то этот подчинялся непосредственно Сталину. Это было и хорошо и плохо. Хорошо, потому что некоторые важные вопросы решались быстро в самой высшей инстанции, а плохо потому, что никто, кроме Сталина, даже Молотов, решать их не мог. При этом вопрос создания Большого флота, которым Сталин много занимался до осени 1939 года, был отложен до лучших времен.
Один из первых докладов наркома ВМФ на имя И. В. Сталина об учебном походе кораблей Балтийского флота с его резолюцией. 1939 г. Из фондов ЦГА ВМФ. Публикуется впервые
Первое время после назначения наркомом Сталин относился к Кузнецову с особой заботой — учил, поддерживал, объяснял и поправлял, помогал «встать на крыло». Кузнецов же был в это время предельно послушен и беспрекословно исполнителен. Впоследствии этот период он назовет «медовым месяцем» их отношений. Спустя некоторое время Сталин, посчитав, что молодой нарком уже освоился с делами, перестал его опекать и стал относиться так же, как и ко всем другим наркомам, — предельно требовательно, взыскующе и сурово.
Перемена в отношении Сталина Кузнецова задела. Видимо, он полагал, что особое отношение вождя к нему сохранится навсегда. Поэтому в ответ молодой нарком порой фрондировал, излишне категорично отстаивая свою позицию по вопросам, в которых считал себя правым. Иногда это ему удавалось, иногда нет. Прямой (и даже дерзкий) характер Кузнецова Сталину импонировал, но когда тот переходил границы, вождь его осаживал, порой весьма резко.
Разумеется, Кузнецов знал, чего хотел. Уже с начала работы в Москве его, как моряка-профессионала, озадачивали некоторые сталинские решения. Так, выслушав доклад, в котором Кузнецов доказывал большое значение зенитного вооружения для современных кораблей, Сталин заявил, что «драться возле Америки мы не собираемся», и отверг его предложения по усилению ПВО кораблей.
Отправив вождю очередной документ, Кузнецов обычно оставлял копию в своем портфеле на тот случай, если сумеет попасть к нему и доложить суть вопроса устно. Порой таких копий у него скапливалось по пять-шесть. Вызванный в Кремль по какому-нибудь стороннему вопросу, Кузнецов брал их с собой. Обычно в кабинете Сталина находилось несколько человек из его окружения, всегда торопивших Кузнецова, но он все равно выбирал момент и просил разрешения обратиться к Хозяину по «срочным и важным» вопросам. Тот обычно соглашался выслушать. Сидевшие рядом начинали коситься на Кузнецова: дескать, что лезешь с какими-то посторонними делами. Но адмирал, достав свои копии, уже докладывал. Сталин выслушивал и тут же накладывал свою визу-резолюцию. После этого все вопросы решались без задержки. Хуже, когда Сталин поручал кому-нибудь разобраться. Это означало, что предстоит длинный путь согласований и утрясок.
К концу 1940 года Кузнецов уже закончил «сталинские университеты», и вождь отправил его в «самостоятельное плавание». Так, в журнале посещений за декабрь 1940 года Кузнецов отметился у Сталина всего один раз в течение 30 минут. Прибыл, доложил, получил указания и убыл. Обычная рабочая ситуация и обычные рабочие взаимоотношения начальника и подчиненного.
При этом все оперативные вопросы и вопросы боевой готовности были в предвоенное время фактически поручены Сталиным наркому обороны Тимошенко и начальнику Генштаба Жукову, которые, к сожалению, ограничивали свои функции и ответственность делами исключительно собственного Наркомата обороны. Моряки оставались в подвешенном состоянии.
Когда однажды Кузнецов затронул вопрос совместного оперативного планирования Генштаба и ГМШ, Сталин ответил, что «когда будет нужно, вы получите указания». Возможно, он боялся раскрыть секреты и не ждал скорой войны…
Что касается Молотова, то он по возможности помогал Кузнецову, решая определенные вопросы, но большинство важных дел обязательно докладывал Хозяину. Так же поступал и Жданов. Впрочем, порой бывало, что, обещая вначале поддержать Кузнецова, они меняли свое мнение прямо в кабинете Сталина.
Когда Кузнецов начинал надоедать своими просьбами Молотову или Жданову, те прямо говорили ему, что он, как нарком, должен добиваться приема у Сталина. Однако чем ближе к войне, тем дальше Сталин уходил от текущих флотских вопросов. Данная ситуация, при всей ее неоднозначности, приучила Кузнецова к определенной самостоятельности и вынуждала в ряде случаев принимать ответственные решения на свой страх и риск.
В целом, несмотря на сетования в своих мемуарах, Кузнецов работал с курировавшими ВМФ Молотовым и Ждановым достаточно плотно и продуктивно.
Едва ли не ключевая проблема, которую пришлось решать молодому наркому, — кадровая. Еще раз обратим внимание, что начало создания Большого океанского флота совпало с массовыми репрессиями и в стране, и в ВМФ. В 1935 году укомплектованность РККФ была почти стопроцентной, теперь же он испытывал небывалый кадровый голод. Нехватка опытных командиров на кораблях была огромной. А ведь на стапелях уже были заложены целые эскадры.
Приказ наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова о преобразовании военно-морских училищ в высшие учебные заведения в рамках создания Большого флота. Из фондов ЦГА ВМФ. Публикуется впервые
Общий некомплект командного состава достигал 30 процентов, в штабах — больше двадцати. И хотя уровень образования командиров на флоте был все же выше, чем в РККА, он был явно недостаточен. Из 365 штабных командиров только 40 процентов имели военно-морское образование в объеме училища, а Военно-морскую академию окончили менее девяти. Почти половина из них имела стаж штабной работы не более двух лет.
Опыт командиров также оставлял желать лучшего. Наш герой, буквально «проскочивший» две серьезные должности, заместителя командующего и командующего флотом, не был уникален. В. Ф. Трибуц за три года стремительно взлетел от командира эсминца до командующего Балтийским флотом. Но настоящий рекорд во флотской карьере поставил майор Г. Ю. Хасанов, который в течение месяца из рядового летчика сделался начальником штаба 10-й авиабригады Балтфлота.
На Балтике, по данным историка П. В. Петрова, с 1 мая 1937 по 15 мая 1938 года сменилось от трети до трех четвертей командиров разных уровней. К осени 1938 года ситуация только ухудшилась. А в 1940 году из восьми командиров дивизионов подводных лодок лишь три были старшими офицерами, остальные — в звании капитан-лейтенантов. Среди командиров подлодок (кораблей 2-го ранга) 40 процентов носили звание старших лейтенантов, «малютками» командовали даже лейтенанты, а катерами — старшие сержанты.
Не лучше обстояли дела и на Северном флоте. На заседании флотского Военного совета 4 июня 1939 года с участием Кузнецова было озвучено, что «из 7 командиров СКР только 1 командует второй год. Из 17-ти командиров ПЛ (3-я бригада ПЛ) только 1 допущен к самостоятельному управлению. Большая часть командиров командует первый год». Это значило, что из семнадцати технически готовых подводных лодок в реальности выйти в море и выполнить боевую задачу может только одна.
Справедливости ради необходимо подчеркнуть, что кадровые проблемы ВМФ накануне Великой Отечественной войны нельзя объяснять одними только репрессиями. В предвоенные годы флот многократно вырос: с января 1933 по июнь 1941 года общая списочная численность личного состава ВМФ увеличилась более чем в восемь раз. Другое дело, что предшественники Кузнецова не позаботились о том, чтобы подготовить для него профессиональное пополнение. Система военно-морского образования с запросами флота не справлялась. А ведь через несколько лет со стапелей должны были серийно спускаться мощнейшие линкоры, крейсера, сотни эсминцев и подводных лодок… Надо было что-то срочно делать.