Распоряжение Н. Г. Кузнецова командованию Балтийского флота во время советско-финской войны. 1940 г. Из фондов ЦГА ВМФ. Публикуется впервые
Линкор «Октябрьская революция» (бывший «Гангут»), участвовавший в боевых действиях против Финляндии в 1939 г. Из архива журнала «Морской сборник»
Третьей, не менее важной задачей являлось уничтожение финского флота. Для этого, казалось бы, имелись все предпосылки. Места базирования финских кораблей были известны, подлетное время к этим базам было невелико, но опять что-то пошло не так. Главной целью наших ВВС были два финских броненосца береговой обороны, которые финны старательно прятали. Их все же обнаружили в Турку, после чего начались непрерывные воздушные атаки на вмерзшие в лед корабли. Однако оба остались целы и невредимы. Когда Сталину доложили о неуязвимости двух затертых льдами кораблей от всех ВВС Балтийского флота, он был в шоке. Хозяин вызвал к себе Кузнецова и предложил ему направить к финским берегам подводные лодки, чтобы топить корабли и суда противника, совершавшие переходы вдоль береговой линии. Нарком аргументированно возразил, что посылать к финскому берегу подводные лодки нельзя, так как там много шхер с подводными камнями. Сталин аргументам внял. Неясно, однако, почему Кузнецов не предложил использовать вместо подводных лодок канонерские лодки и сторожевые корабли…
Оправданием наркома и Главного Морского штаба может служить лишь то, что оперативное руководство флотом у них отобрали. Пожалуй, Балтфлот справился только с двумя задачами: овладел финскими островами в восточной части Финского залива и обеспечил защиту собственных коммуникаций. Однако заслуга в этом наших моряков, прямо скажем, невелика: острова финны оставили заранее, понимая бесполезность сопротивления, а пять финских подводных лодок за все время войны так ни разу никого не атаковали.
Что касается Северного флота, то фактически он воевал всего два дня, занимаясь в основном патрулированием побережья Норвегии на случай, если англичане попробуют отправить в помощь Хельсинки северным путем экспедиционный корпус.
Отметим, что в разгар финской кампании Кузнецов был одним из самых частых посетителей сталинского кабинета в Кремле. В январе 1940 года, по подсчетам историка В. Н. Киселева, он пробыл там 1805 минут, то есть более 30 часов, или четыре полных рабочих дня. Дольше Сталин общался лишь с семью руководителями: наркомом обороны Ворошиловым, председателем Совнаркома Молотовым, начальником оперативного управления Генштаба Василевским, начальником Генштаба Шапошниковым, заместителем наркома обороны Куликом и сотрудником ЦК ВКП(б) Савченко. А наркома судостроения Тевосяна Сталин за это время принял всего один раз на 15 минут. Вне всяких сомнений, он обсуждал с Кузнецовым вопросы боеготовности ВМФ, перебазирования Балтийского флота в порты Прибалтийских республик, но только ли это?
В своих воспоминаниях Кузнецов писал, что даже накануне войны он «не присутствовал ни на одном совещании, где бы рассматривался вопрос готовности Вооруженных Сил и флотов в целом к войне». «Мне, — рассказывал флотоводец, — были известны многочисленные мероприятия распорядительного порядка по Советской Армии, но до Наркомата ВМФ не доходили указания о повышении готовности или поступках на случай войны…
Мне могут возразить, что это, возможно, и делалось… но только без ведома и учета точки зрения Военно-Морского Флота. Но какие могли быть секретные разговоры на эту тему без учета целого вида Вооруженных Сил? Руководство Красной Армии не могло иметь полноценных планов обороны без учета действий Военно-Морского Флота».
Что ж, хотя вопросы и выглядят риторическими, трудно не согласиться с наркомом, который их поставил.
Глава 11. На пороге войны
Между тем война подходила к границам СССР все ближе и ближе. Оценивая возрастающие тревожные тенденции в международных отношениях, Сталин еще в январе 1934 года в отчетном докладе XVII съезду ВКП(б) заключил, что «болтовня о разоружении» сменяется «деловыми разговорами о вооружении и довооружении».
С середины 30-х годов начался и новый виток гонки военно-морских вооружений. События в Испании и начало агрессии Японии против Китая наглядно демонстрировали роль военных флотов. Следует отметить, что Сталин был уверен в неизбежности войны не только с Германией, но и с Японией.
Именно тогда президент США Ф. Д. Рузвельт заявил: «Пактам веры нет. Главная гарантия — это сильный флот… Посмотрим, как выдержат японцы морское соревнование». Это высказывание было ответом на предложение Советского правительства от 21 июня 1937 года заключить союз против Японии. Рузвельт своим ответом ясно давал понять Сталину, что игра на международной арене без сильного флота бесперспективна. Вряд ли Сталин этого намека не понял. Однако форсировать создание Большого флота не удавалось.
В апреле 1939 года Сталину поступило приглашение об отправке одного из советских кораблей на открытие Нью-Йоркской международной выставки. Сталин позвонил Кузнецову, день назад принявшему дела наркома, и предложил отправить крейсер «Киров», но тот доложил, что на корабле еще устраняют недоработки строителей. Больше новых больших кораблей в советском ВМФ на тот момент не было, а старый Сталин с Кузнецовым решили не посылать.
Тревожные события на Западе ясно давали понять, что флоту воевать придется, так и не дождавшись серьезного пополнения корабельного состава, с тем, что есть.
И в Германии, и в Италии политические лидеры, прекрасно осознавая значение военно-морского флота, лично участвовали в мероприятиях, символизирующих военно-морскую мощь. Так, Гитлер присутствовал на спуске суперлинкора «Бисмарк», а Муссолини на подъеме флага на линкоре «Литторио».
После захвата Германией Судетов независимость Чехословакии оказалась под угрозой. Опасность нависла также над Польшей и Литвой. На повестку дня Гитлер поставил «возвращение в лоно немецкого отечества» Клайпедской области, входившей в состав Литвы. 23 марта 1939 года Гитлер отбыл из Свинемюнде на «карманном линкоре» «Дойчланд» в Клайпеду. Следом двигались еще два «карманных линкора» и легкие корабли. Итог похода — захват Клайпеды и 150 тысяч граждан, обретших германское подданство. Теперь германское руководство нацелилось на балтийский порт и город Данциг.
Датой начала Второй мировой войны принято считать 1 сентября 1939 года, когда Варшава подверглась налету германской авиации, а немецкие танковые дивизии перешли границу Польши. Правительство бежало из столицы. Практически без всякого сопротивления прекратил свое существование и польский военно-морской флот. Корабли в большинстве своем так и не смогли покинуть Данцигскую бухту, выход из которой перекрыла германская эскадра. Вырваться удалось немногим. В Данциг Гитлер въехал 19 сентября 1939 года, демонстрируя всему миру, что его слова не расходятся с делом: несколько ранее фюрер объявил, что город и порт Данциг является исконно немецкой землей.
Несмотря на заключение 23 августа 1939 года советско-германского договора о ненападении, Сталин прекрасно понимал, что рано или поздно военное столкновение неизбежно. В марте 1940 года, отправляя военную делегацию в Берлин для закупки боевой техники, он откровенно сказал руководителю группы: «У нас, конечно, договор с Германией о ненападении, но вы учтите, что фашизм — наш злейший враг и война у нас с ним неминуема».
Положение осложнялось тем, что после подписания пакта Молотова — Риббентропа Англия превратилась из потенциального союзника в потенциального противника. Чувствуя уязвимость юга Советского Союза от сил британского флота, господствовавшего в Средиземном море, и основываясь на прошлом историческом опыте, Сталин не исключал возможности удара англичан со стороны Черноморских проливов. Именно поэтому в день, когда Британия объявила войну Германии, Молотов через советского посла в Анкаре Терентьева призвал руководство Турции рассмотреть возможность советской помощи «в случае нападения на нее извне в районе проливов или Балкан».
Легкий крейсер «Киров» — первенец будущего океанского флота. 1939 г. Из архива журнала «Морской сборник»
Легкий крейсер проекта 68-К «Чкалов». Из архива журнала «Морской сборник»
С осени 1939 года, когда немцы напали на Польшу, война стояла на пороге. При этом в СССР не существовало специального государственного органа для подготовки страны к войне. Генеральный штаб, считавшийся высшим оперативным органом, занимался главным образом вопросами Наркомата обороны и флотских вопросов не касался, если не считать мобилизации и призыва.
Когда Кузнецов обращался к наркому обороны Тимошенко или в Генштаб, то неизменно получал отписки: дескать, обращайтесь к Сталину. Не увенчались успехом и его попытки убедить Тимошенко заняться морскими делами. Тот, как мог, уклонялся от приглашений на заседание Главного военного совета ВМФ. Что касается начальника Генштаба Г. К. Жукова, тот, по своему обыкновению, обложил Кузнецова, чем навсегда отбил охоту общаться без крайней необходимости. Притом в Генеральном штабе не было ни одного флотского представителя, который мог бы консультировать армейских начальников по морским вопросам.
Имея за плечами опыт испанской войны и хасанских событий, наблюдая за развернувшейся войной в Европе, Кузнецов с тревогой убеждался, что боеготовность советских Вооруженных сил крайне низка. Доказать необходимость специальных оперативных мероприятий Генштабу не удавалось, добиться разработки плана оперативных готовностей для всех Вооруженных сил — тоже. И Кузнецов решил заниматься этим самостоятельно в рамках ВМФ.
21 февраля 1940 года нарком приказывает Военным советам флотов и командирам соединений доложить свои соображения и вероятные действия на каждом флоте в связи с подготовкой флотов по системе готовностей.
26 февраля 1940 года Кузнецов — безусловно, с ведома Сталина — издает специальную директиву флотам, в которой указывает на возможность одновременного выступления против СССР коалиции, возглавляемой Германией и включающей Италию, Венгрию, Финляндию. Важность документа состояла в том, что она ориентировала командующих флотами и соединениями на реального противника, несмотря на недавно заключенный пакт Молотова — Риббентропа.