казом.
Нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов в Анапском учебном отряде. Май 1942 г. Из архива А. А. Раздолгина
Из воспоминаний адмирала Ю. А. Пантелеева:
«Разговор происходил по телефону „ВЧ“… Николай Герасимович резко и громко ответил: „Послушайте, Мехлис! Этого вы не посмеете сделать и права на это не имеете“. С шумом бросив трубку на рычаг телефона и весь покраснев, Н. Г. Кузнецов произнес, ни к кому конкретно не обращаясь: „Вот же прохвост какой“. А в кабинете в это время сидели на докладе заместитель наркома ВМФ Л. М. Галлер и я, как Врио начальника Главморштаба (начальник ГМШ был в госпитале). Мы переглянулись с Галлером и промолчали, чувствуя, что нарком на эту тему говорить не хочет. Должен добавить, что Сталин скоро убрал Мехлиса с фронта, но злобу на Кузнецова последний, конечно, затаил»[43].
Схема боевых действий Черноморского флота во время обороны Кавказа в 1942 г. Из архива А. А. Раздолгина
В ночь на 14 мая маршал С. М. Буденный разрешил эвакуацию с Керченского полуострова. Ее осуществляли корабли Черноморского флота, кроме того, адмирал И. С. Исаков распорядился выслать в Керчь все суда, находившиеся в этом районе. Всего с полуострова удалось эвакуировать до 120 тысяч человек. Потери составили около 160 тысяч человек убитыми, ранеными и пленными, около 200 танков, 417 самолетов, более 4 тысяч орудий и около 10 тысяч единиц автотранспорта.
Немцы овладели Керчью 16 мая, после чего судьба осажденного Севастополя была предопределена. Покончив с Крымским фронтом, командующий 11-й немецкой армией в Крыму Э. Манштейн усилил морскую и воздушную блокаду города.
И все же удерживать его нужно было до последней возможности. Узнав, что защитникам не хватает оружия, Кузнецов послал в Ставку ВГК телеграмму следующего содержания: «В базах ЧФ имеется до 5000 прекрасных бойцов, могущих быть использованными для обороны Севастополя, но не имеющих оружия. Убедительно прошу в срочном порядке выделить 5000 винтовок».
Положение на южном фланге советско-германского фронта значительно ухудшилось. Теперь противник угрожал вторжением на Северный Кавказ через Керченский пролив и Таманский полуостров. Вернувшись с Северного Кавказа в Москву, Кузнецов поднял на совещании в Ставке вопрос о смене командования в Севастополе, считая Октябрьского малопригодным для руководства обороной города в столь сложных условиях.
— А кого бы вы предложили командующим Севастопольским оборонительным районом вместо Октябрьского? — спросил Сталин.
Тот ответил, что самой подходящей кандидатурой является генерал С. И. Кабанов, хорошо проявивший себя при обороне Ханко и Ленинграда. Сталин промолчал. А 10 апреля уже сам Октябрьский обратился к Кузнецову, что ему трудно руководить флотом из осажденного Севастополя. Действительно, штаб его находился на Кавказе, к тому же Азовская флотилия и кавказские военно-морские базы оперативно подчинялись различным сухопутным начальникам. Через несколько дней Кузнецов доложил свои предложения по реорганизации Сталину. Тот не возражал, но поинтересовался мнением Октябрьского. Когда Кузнецов снова с ним связался, тот попросил время для раздумья, а затем неожиданно заявил, что он против.
Сталину сообщили, что вице-адмирал и не собирался покидать Севастополь. Интрига Октябрьского удалась: он продемонстрировал Сталину свою храбрость и одновременно выставил в негативном свете Кузнецова.
Правда, главком Юго-Западного направления маршал С. М. Буденный подвел итог метаниям Октябрьского, направив ему 28 мая 1942 года директиву: «Предупредить весь командный, начальствующий, красноармейский и краснофлотский состав, что Севастополь должен быть удержан любой ценой. Переправы на кавказский берег не будет». Победить или погибнуть… Что и говорить, директива не просто жесткая, но и откровенно жестокая. По сути, это пролог к знаменитому приказу И. В. Сталина № 227 от 28 июля, известному под названием «Ни шагу назад!».
Третий штурм Севастополя немцы начали 7 июня. Упорная борьба и контратаки защитников продолжались более недели. Сообщение с «большой землей» морем было фактически прервано. В течение нескольких дней на подходе к Севастополю и в бухтах были потоплены эсминцы «Совершенный» и «Свободный» транспорты «Абхазия», «Грузия» и «Белосток», танкер «Михаил Громов», несколько мелких судов. Но Севастополь продолжал обороняться.
Сталин 12 июня направляет защитникам города телеграмму: «Вице-адмиралу Октябрьскому, генерал-майору Петрову. Горячо приветствую доблестных защитников Севастополя — красноармейцев, краснофлотцев, командиров и комиссаров, мужественно отстаивающих каждую пядь советской земли и наносящих удары немецким захватчикам и их румынским прихвостням. Самоотверженная борьба севастопольцев служит примером героизма для Красной Армии и советского народа. Уверен, что славные защитники Севастополя с достоинством и честью выполнят свой долг перед Родиной. Сталин». Телеграмма фактически подтверждала директиву Буденного — сражаться до последнего вздоха.
Катер Черноморского флота в боевом походе. 1942 г. Из архива А. А. Раздолгина
17 июня на южном участке обороны немцы вышли к подножию Сапун-горы, а 19 июня их артиллерия уже могла обстреливать Северную бухту. 26–27 июня в Севастополь прорвался последний корабль — лидер «Ташкент», вывезший из города более двух тысяч человек. 29 июня пала Сапун-гора, и теперь немцы простреливали весь район Севастополя и мыса Херсонес. 30 июня пал Малахов курган, но защитники города продолжали яростно обороняться.
После телефонного разговора с Кузнецовым Буденный отдал распоряжение начальнику штаба Черноморского флота контр-адмиралу И. Д. Елисееву: «…все находившиеся в строю катера МО, подлодки и сторожевые катера и быстроходные тральщики последовательно направлять в Севастополь для вывоза раненых, бойцов и документов»[44].
Отметим, что распоряжение не касалось командного состава Черноморского флота и Приморской армии. Однако Октябрьский истолковал его по-своему.
Утром 30 июня он прислал телеграмму Кузнецову: «Исходя из данной конкретной обстановки прошу Вас разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 июля вывезти самолётами 200–500 человек ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова»[45].
Возникает вопрос: почему вице-адмирал обратился к Кузнецову, а не к маршалу Буденному, которому был подчинен? Ответ очевиден. Он прекрасно помнил директиву непосредственного командира — защищать Севастополь до последней возможности, а потому пытался договориться с Кузнецовым за его спиной.
Николай Герасимович оказался в сложном положении. Выход был один — сообщить Сталину о просьбе Октябрьского, что Кузнецов и сделал. Теперь перед нелегкой дилеммой оказался уже Сталин. Он, разумеется, мог одернуть Октябрьского, приказав ему до конца оставаться в Севастополе. А если тот попросту сдастся немцам со всем своим штабом?
Из двух зол Сталин выбрал меньшее, приказав Кузнецову дать Военному совету Черноморского флота телеграмму: «Эвакуация ответственных работников и Ваш выезд разрешены». Все произошло именно так, как и рассчитывал Октябрьский.
Он приказал немедленно отозвать из сражающихся частей всех командиров от майора и выше для эвакуации. Их уход с линии фронта полностью дезорганизовал оборону Севастополя.
Вместо себя Октябрьский намеревался оставить командующего Приморской армией генерал-майора И. Е. Петрова, о чем известил Кузнецова. Соглашаясь с эвакуацией Военного совета флота из Севастополя, нарком на это и рассчитывал. Однако руководить обороной Петров наотрез отказался. В телеграмме 1 июля Октябрьский донес: «Старшим начальником в Севастополе оставлен комдив-109 генерал-майор П. Г. Новиков, а его помощником по морской части — капитан 3 ранга А. Д. Ильичев». Это было для Кузнецова и Буденного полной неожиданностью и поставило их в трудное положение перед Ставкой. Они еще не знали, что и Новиков попытался сбежать, едва убыли Октябрьский с Петровым…
— Вы же докладывали мне, что в Севастополе останется генерал-майор Петров? — заявил Кузнецову Сталин.
Ему ничего не оставалось, кроме как сослаться на первую телеграмму командующего флотом и на свой ответ, который подразумевал, что в Севастополе останется генерал Петров. Так обстановку понимал и Верховный Главнокомандующий. Теперь же все изменилось, и надеяться на организованное сопротивление и эвакуацию оставшихся войск было уже нельзя.
Сражавшийся до конца боев на мысе Херсонес полковник Д. И. Пискунов впоследствии писал: «Эта так называемая эвакуация была похожа на бегство начальства от своих войск…»
Отозванные из войск и свезенные на мыс Херсонес командиры были там брошены и в подавляющем своем большинстве погибли. Они располагались в казематах 35-й береговой батареи. Улетая из Севастополя, Октябрьский приказал батарею немедленно взорвать, что и было исполнено…
По советским архивным данным, число брошенных в городе солдат и матросов превышало 80 тысяч человек. О потере Севастополя Совинформбюро сообщило 3 июля 1942 года. При этом по распоряжению Сталина в сводку во избежание упадка морального духа в стране и в армии была вставлена фраза «Бойцы, командиры и раненые из Севастополя эвакуированы…» Конечно, это была ложь, но Сталин не мог поступить иначе — именно в те дни в окружении под Харьковом рухнули Юго-Западный и Южный фронты, и противник устремился к Волге и Кавказу… Решалась судьба страны.
После потери Севастополя боевые действия на Черном море не прекратились, а, наоборот, стали еще ожесточённее. Кузнецов 26 сентября издал специальную директиву Черноморскому флоту, в которой указал на необходимость усилить активность флота по нарушению морских перевозок у западного побережья Черного моря и особенно на путях сообщения с Крымом и Северным Кавказом. Тогда же на Балтийском и Черноморском флотах по инициативе Кузнецова была введена должность заместителя командующего флотом по сухопутным войскам, а на фронтах — заместителя командующего войсками фронта по морской части. Новшество, однако, не прижилось, и вскоре от него отказались.