Впрочем, до обеспечения безопасности на арктических коммуникациях было далеко. В октябре 1943 года для изучения ситуации в Москву был вызван командующий Северным флотом вице-адмирал А. Г. Головко.
На совещании, где присутствовали все члены Политбюро и представители ведомств, связанных с Арктикой, разговор состоялся очень серьезный.
Головко доложил обстановку на театре, высказался о том, что, по его мнению, затрудняло действия Северного флота. В частности, отметил, что прекращение союзных конвоев через Северную Атлантику отнюдь не позволило нам высвободить часть боевых сил. Все равно мы обязаны поддерживать оперативный режим на внешнем направлении в пределах своей зоны и быть постоянно готовыми обеспечить безопасность конвоев. А возможности по-прежнему ограничены.
Вопросы, которые задавал Сталин, касались главным образом развертывания сил флота для прикрытия конвоев из Англии и США в нашей операционной зоне, а также появления немецких подводных лодок в Карском море.
Головко ответил, что прекращение конвоев помогло не нам, а немцам, которые высвободили часть своих сил и переместили их из Северной Атлантики к новоземельскому рубежу. Это и позволило «высвободившимся» немецким лодкам прорваться в Карское море.
Затем члены Политбюро взялись за Кузнецова, припомнив, что два месяца назад ему было поручено нацелить Головко на наведение порядка в Карском море. Головко же было поставлено в вину, что он не закрыл новоземельские проливы, чтобы сделать Северный морской путь недоступным для немцев.
Вице-адмирал А. Г. Головко. Из архива журнала «Морской сборник»
Кузнецов, как мог, оправдывал себя и подчиненного. Вместе с Головко они доказывали, что новоземельский рубеж — это тысячемильное пространство между Норвегией и Шпицбергеном, которое не закрыть силами флота, надводными и подводными. Не говоря уже об акватории к северу от Новой Земли. Достаточно вспомнить навигацию 1942 года, когда в Карское море проник мощный германский рейдер «Адмирал Шеер», обогнувший мыс Желания. К тому же у Северного флота на прикрытие всех направлений просто не хватает кораблей.
В результате совещания было принято решение об усилении Северного флота кораблями противолодочной обороны и самолетами дальнего действия. Для обеспечения готовности к приему союзных конвоев потребовали улучшении взаимодействия с руководством Севморпути.
Из дневника вице-адмирала А. Г. Головко:
«Скоро месяц после моего доклада-отчета в Ставке Верховного Главнокомандования. Результаты уже есть: нам на флот дано еще 100 самолетов — 60 истребителей и 40 двухмоторных машин. Один полк „бостонов“ с Карельского фронта также будет подчинен нам. Кроме того, намечено прислать к нам же одну дивизию авиации дальнего действия. Все, вместе взятое, дает довольно широкие возможности…»[55]
Вскоре Северный флот значительно пополнил и корабельный состав. С Тихоокеанского флота долгим южным путем туда были переведены 6 новых подводных лодок типа «С». Был решен вопрос и с большими надводными кораблями. Сразу же после капитуляции Италии в июле 1943 года Сталин вызвал Кузнецова и потребовал от него сведений о составе итальянского флота, который теперь переходил к союзникам как трофей.
Однако сведения нарком мог предоставить только приблизительные. В октябре 1943 года на конференции министров иностранных дел СССР, США и Англии в Москве В. М. Молотов поднял вопрос о разделе итальянского флота. При этом он предложил выделить СССР линкор, крейсер, 8 эскадренных миноносцев и 4 подводные лодки, то есть примерно треть трофейного флота. Министры иностранных дел США и Англии обещали немедленно передать эти предложения главам своих государств.
В декабре 1943 года на Тегеранской конференции Сталин поставил этот вопрос уже перед У. Черчиллем и Ф. Рузвельтом, добавив, что, если по каким-либо соображениям их сейчас нельзя передать в собственность Советскому Союзу, он согласен принять их во временное пользование. Рузвельт и Черчилль на это согласились. Уже после конференции они сообщили Сталину, что передадут во временное пользование линкор и легкий крейсер. Сталин напомнил им также об эсминцах и подводных лодках, и 7 февраля 1944 года союзники выразили готовность направить в СССР положенные 8 эсминцев и 4 подводные лодки. После этого Черчилль начал сетовать, что сейчас делить итальянский флот неудобно, так как этим можно настроить против себя итальянцев. Вместо трофейных кораблей он предложил старый линкор «Ройял Соверин» и восемь весьма потрепанных эсминцев и подводных лодок. Американцы согласились выделить старый крейсер «Милуоки».
Из воспоминаний Н. Г. Кузнецова:
«Я доложил в Ставке, что корабли нам передают старые…
— Рассчитывать на передачу нам более современных судов не стоит, — ответил Сталин. — Скажите лучше, где вы думаете их использовать.
— На Северном флоте. Там они еще смогут принести пользу. Пригодятся для эскортирования конвоев, противолодочной борьбы и охраны побережья.
— Хорошо. Перегоняйте их туда…
…Когда я предложил Г. И. Левченко на должность командира отряда трофейных кораблей, Сталин спросил: достаточно ли продумано это предложение? В конце концов утвердил его»[56].
Сомнения Сталина в отношении Левченко были понятны: тот провалил оборону Крыма в 1941 году, был снят с должности и разжалован. Забегая вперед, отметим, что с новым поручением Левченко справился блестяще, доказав, что как моряк он на своем месте.
До конца 1943 года английские корабли прийти на Северный флот не успели, однако задел на будущее был создан.
Следует отметить, что Сталин с подачи Кузнецова настоял перед Ф. Рузвельтом о передаче СССР по ленд-лизу и небольших боевых кораблей, которые с 1943 года начали поступать в первую очередь на Северный флот. До конца 1943 года его пополнили пять тральщиков и шесть больших охотников за подводными лодками, что сразу улучшило оперативную обстановку в северных и арктических водах.
В декабре 1943 года Кузнецов отправился на Северный флот, чтобы на месте разобраться с обеспечением внешних и внутренних морских коммуникаций и оказать помощь командующему. Поскольку Кировскую железную дорогу и Беломорско-Балтийский канал противник перерезал, морские коммуникации оставались единственной возможностью сообщения на Севере. Морем перевозились грузы из Мурманска в Архангельск. Связь с районами восточнее Архангельска осуществлялась также Северным морским путем, которым шли транспорты и с Дальнего Востока. На всех направлениях мешали льды, туманы и штормы. В Арктике навигация продолжалась всего четыре месяца в году, а проникновение туда немецких подводных лодок вынудило перейти на систему небольших конвоев. Головко предстояло вывести из Арктики в Белое море ледокол «Иосиф Сталин» и ледорез «Литке», которые были нужны для проводки союзных конвоев в зимнее время.
Вернувшись в Москву, Кузнецов доложил Сталину об улучшении ситуации с охраной морских коммуникаций, об успехах подводников Северного флота, которые только за четыре месяца 1943 года потопили и повредили более сорока немецких судов. ВВС флота также потопили до сорока кораблей и транспортов противника.
Лидер эсминцев «Баку» в Кольском заливе. 1943 г. Из архива журнала «Морской сборник»
Обкалывание льда на подводной лодке Северного флота после боевого похода. 1943 г. Из фондов ЦГА ВМФ
В том же 1943 году Ставка начала подготовку к снятию блокады Ленинграда. На Балтийский флот были возложены две основные задачи: обеспечить перевозку войск на Ораниенбаумский плацдарм и подготовить огневой удар всеми силами береговой и корабельной артиллерии по укреплениям противника в полосе нашего наступления.
Наступление началось 14 января, в результате были освобождены Красное Село и Ропша, а Петергофско-Стрельнинская группировка противника оказались в кольце. К 30 января Ленинград был деблокирован. Огромную роль в этом сыграла морская береговая и корабельная артиллерия и авиация Балтийского флота.
Теперь следовало выдавить противника из восточной части Финского залива. Поэтому 13 августа Кузнецов обязал своей директивой Балтийский флот развернуть борьбу за Нарвско-Гогландскую укрепленную позицию, являвшуюся первой блокадной линией противника, а также захватить десантом ключевые острова этой позиции — Гогланд и Тютерс. После прорыва блокады основной задачей Балтийского флота, в том числе подводного, являлся выход из Финского залива в Балтийское море.
Подводники, которые тремя эшелонами прорывались из Финского залива в Балтийское море, в 1943 году понесли большие потери. Если годом ранее такие прорывы, несмотря на определенные потери, считались в целом успешными, то в 1943 году ситуация изменилась. Зимой 1942/43 года немецкое командование приняло решение окончательно «закупорить» советские субмарины в Финском заливе. Для этого с весны 1943 года началась постановка сплошных сетевых заграждений и еще большее уплотнение минных полей. Так, в апреле 1943 года между островами Нарген и Порккала были поставлены двойные противолодочные сети глубиной около 60 метров и протяженностью по фронту около 30 миль. Чтобы сети успешно противостояли непогоде, их не углубили до самого дна, а промежуток между нижним обрезом сети и дном прикрыли двумя сотнями донных мин.
В 1943 году при попытках прорыва в Балтийское море на минах погибли еще 5 подводных лодок, без реальных успехов. Несмотря на это, командование флота продолжало настаивать на прорывах лодок. Это вызвало непонимание и ропот среди подводников, которых фактически гнали на верную смерть. Вмешался наркомат ВМФ и, несмотря на сопротивление командования Балтфлота, прекратил бессмысленные попытки прорыва через минные поля.
Существует стойкая легенда, что посылать лодки через заграждения и минные поля запретил лично Сталин, которому доложили о творящихся на Балтике безобразиях. Версия продолжает жить, хотя установлено, что вопрос был решен на уровне наркомата.