В развитие директивы Ставки от 31 марта 5 апреля Кузнецов подписал приказ о формировании морских отделов и морских групп. Положение о морских отделах утвердили начальники Генерального и Главного Морского штабов, что значительно улучшило взаимодействие этих органов. Впоследствии проекты оперативных директив Верховного Главнокомандующего, где ставились задачи флотам, стали разрабатываться непосредственно в Главном Морском штабе, а затем его начальник или сам Кузнецов согласовывали их с начальником Генштаба, после чего они поступали на подпись Сталину.
Для Кузнецова 1944 год отмечен двумя государственными наградами. В июле он одним из первых был удостоен ордена Ушакова I степени, а в ноябре ордена Красного Знамени. Тогда же от имени трудящихся города Златоуста ему был вручен именной почетный кортик.
Описывая в своих воспоминаниях 1944 год, Кузнецов все время отмечает, что Сталин именно тогда стал обращать внимание на моряков, выделять их, не скупясь на поощрения и награды. Характерный эпизод: «Я был у Сталина, когда командующий Карельским фронтом по телефону докладывал об освобождении Петрозаводска.
— Говорите, моряки отлично действовали? — переспросил Верховный и после некоторой паузы добавил:
— Хорошо, это будет особо отмечено в приказе».
Здание Нахимовского военно-морского училища на Петроградской набережной Ленинграда, лично выбранное Н. Г. Кузнецовым. Из фондов ЦГА ВМФ
Похоже, однако, Кузнецов в этот период чересчур уверовал в особую миссию своего ведомства, что вызвало конфликты на самом высоком уровне. Так, осенью 1944 года разгорелся нешуточный скандал между наркоматами ВМФ и морского флота из-за портового буксира «Беломорец». Изначально он принадлежал Наркомморфлоту, но с началом войны вместе с четырьмя другими был включен в состав Северного флота. Осенью 1944 года в Мурманском порту сложилась критическая ситуация. Из-за изношенности механизмов сразу два портовых буксира встали на ремонт, и оставшийся маломощный буксир «Кола» не мог справиться с обработкой прибывающих в большом количестве транспортов союзных конвоев. При этом буксиры, переданные Северному флоту, по мнению руководства порта, не были загружены. Оно пыталось договориться с его командующим, а потом с наркомом ВМФ о временной (до окончания ремонта двух буксиров) передаче им «Беломорца» из Беломорской военной флотилии. На эту просьбу Кузнецов ответил категорическим отказом, после чего руководство Наркомата морфлота обратились за помощью в Совнарком. Дело рассматривали лично Ворошилов и Микоян. В результате появилось специальное распоряжение за подписью Ворошилова, в котором Кузнецову предписывалось в трехдневный срок возвратить Мурманскому порту буксир «Беломорец» на время ремонта портовых буксиров. Речь шла о военных ленд-лизовских грузах…
Удачный день. Нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов на Балтийском флоте. 1944 г. Из архива А. А. Раздолгина
Противодействовал Кузнецов и передаче Речного аварийно-спасательного управления (РАСУ) Волжского, Донского и Днепровского бассейнов (то есть уже освобожденных районов) из наркомата ВМФ в наркомат речного флота. В результате вопрос решился постановлением ГКО от 5 августа 1944 года.
Притом, когда Кузнецов видел в сотрудничестве со смежными наркоматами пользу для себя, он вполне умел договариваться, а если надо, без всяких сантиментов обращался в вышестоящие инстанции. Так, осенью 1944 года, после освобождения Севастополя, возник вопрос о размещении в Балаклавской бухте бригады торпедных катеров. Быстро решить его можно было, только передав Наркомату ВМФ территорию, причалы, здания и сооружения местного рыболовного завода, а штольни Инкерманского завода шампанских вин — под торпедный арсенал. Кузнецов лично встретился с наркомом рыбной промышленности А. А. Ишковым, наркомом пищевой промышленности В. П. Зотовым и первым секретарем Крымского обкома ВКП(б) П. Ф. Тюляевым. Зотов повел себя так же, как сам Кузнецов в аналогичной ситуации с буксиром «Кола». Теперь уже Кузнецову пришлось обратиться за справедливым решением, причем даже не в Совнарком, а в ГКО. В результате упрямый нарком пищевой промышленности был немедленно «поставлен на место» и три четверти штолен были переданы Наркомату ВМФ.
Хозяйственная рутина, особенно на фоне драматизма боевых действий, особого внимания историков не привлекает. Однако именно в ней проявляется отношение руководителя к своему делу. Кузнецов, ревностно отстаивая интересы своего ведомства, в иных случаях мог выступить и заодно с другими наркомами.
Письмо наркома морского флота П. П. Ширшова заместителю председателя СНК СССР В. М. Молотову от 14 января 1944 года:
«Управлением Кировской железной дороги наложен штраф в сумме 2 036 631 р. на Союзпромэкспорт за простой вагонов с хромовой рудой в ноябре — декабре 1943 г. и в январе 1944 г. … Отгрузка хромовой руды в Мурманский порт производилась промышленностью в соответствии с обязательством Наркомвнешторга о поставке этого товара в США. Хромовая руда грузилась на американские пароходы в качестве балласта, необходимого для следования пароходов в обратные рейсы. Поступление хромовой руды совпало с прибытием значительного количества импортных грузов. В условиях военного времени Мурманский порт, несмотря на привлечение воинских частей и рабочих промышленных предприятий, испытывал острый недостаток рабочей силы, вследствие чего не имел возможности обеспечить одновременную выгрузку импортных грузов с пароходов и их загрузку хромовой рудой. Во избежание задержки иностранных пароходов по загрузке в Мурманском порту, рабочая сила была портом направлена на разгрузку. В связи с этим простой вагонов с хромовой рудой не может быть поставлен в вину ни Союзпромэкспорту, ни Мурманскому порту. На основании вышеизложенного, Нарком морского флота, Нарком внешней торговли, Нарком ВМФ просят СНК признать штраф, наложенный управлением Кировской железной дороги, не подлежащим взысканию. Нарком морского флота Ширшов, заместитель наркома внешней торговли Крутиков»[60].
Если Кузнецов как нарком ВМФ на протяжении всей войны Сталина устраивал, то начальники Главного Морского штаба (ГМШ) менялись постоянно. Начавший в войну в должности начальника ГМШ адмирал Исаков в июне 1942 года был назначен заместителем главнокомандующего войсками Северо-Кавказского направления и Северо-Кавказского фронта. На его место пришел контр-адмирал В. А. Алафузов, а затем началась настоящая чехарда. В начале 1943 года внезапно для всех начальников его сменил вице-адмирал Г. А. Степанов. Алафузова же отправили в «ссылку» — начальником штаба Тихоокеанского флота. Считают, что при обсуждении в Генштабе ситуации на Черном море и в Крыму он слишком пылко поддержал командующего Черноморским флотом вице-адмирала Владимирского, критикуя при этом действия командующего Приморской армией генерала Петрова…
Новый начальник Главного Морского штаба вице-адмирал Г. А. Степанов (представитель старой морской династии и участник Первой мировой войны) продержался на должности меньше года и был отправлен в почетную отставку — начальником Военно-морской академии. Вместо него Сталин снова вернул В. А. Алафузова, но ненадолго. Буквально через несколько месяцев новым начальником ГМШ назначили вице-адмирала С. Г. Кучерова (бывшего начальника штаба Северного флота), слабо подготовленного профессионально и не умеющего работать с людьми. Почему Сталин остановил на нем свой выбор, неизвестно. Впрочем, и Кучеров на новой должности долго не засидится…
Наиболее впечатляющих успехов добился в 1944 году Северный флот. Прежде всего он пополнился кораблями союзников в счет будущего раздела итальянского флота. 30 мая 1944 года состоялась передача ВМФ СССР английского линкора, получившего название «Архангельск», и нескольких подводных лодок. Эсминцы из-за ремонта пришли несколько позднее. Американский крейсер «Милуоки» получил новое название — «Мурманск». Пройдя 1880 миль, оба корабля вместе с эсминцами и подводными лодками 24 августа прибыли в Кольский залив. Вся операция заняла около 4 месяцев. После этого приказом Кузнецова на Северном флоте была сформирована полноценная эскадра надводных кораблей.
Теперь Северный флот мог выделять для прикрытия полярных конвоев уже до 40 боевых кораблей в дополнение к двум авиационным дивизиям, и потери транспортов снижались. В одном из переходов произошел эпизод, ярко характеризующий личность Кузнецова. О нем вспоминал Ю. А. Пантелеев, командовавший в 1944 году Беломорской военной флотилией. Осенью 1944 года он вел из Карского моря в Архангельск два десятка ледоколов и транспортов. Перед этим прибыв в Москву, он лично доложил наркому план операции и для соблюдения скрытности перехода попросил разрешения соблюдать полное радиомолчание. Кузнецов на это кивнул.
Корабли, переданные СССР в счет итальянских репараций. Линкор «Архангельск» и крейсер «Мурманск» Северного флота. Баренцево море. 1944 г. Из архива журнала «Морской сборник»
Когда конвой вышел в море, на маршруте была обнаружена «волчья стая». Успешно отбив атаки, конвой от подводных лодок оторвался. А вскоре Пантелеев получил радиограмму от наркома ВМФ: «Приказываю показать свое место». Заподозрив, что это работает немецкая разведка, Пантелеев не ответил. Проигнорировал он и еще несколько последующих радиограмм. По прибытии в Архангельск его немедленно вызвали на связь с наркомом, который начал отчитывать его за молчание в эфире. Когда Пантелеев напомнил о договоренности, нарком помолчал, потом кратко ответил:
— Правильно сделали, у меня все!
В отличие от многих, Кузнецов умел признавать свои ошибки и никогда не подставлял подчиненных — а ведь в данном случае указание он давал устно…
После того как Красная армия, освободив Карелию, вышла к государственной границе, создались благоприятные условия для разгрома немцев на мурманском направлении. К этому времени Ставка уже разработала Петсамо-Киркенесскую операцию, в которой предстояло участвовать 14-й армии Карельского фронта и Северному флоту. Руководство действиями флота на морском и приморском направлениях была поручена адмиралу А. Г. Головко, оперативное же руководство Северным флотом осуществляли Главный Морской штаб и лично Кузнецов.