Отметим, что Абанькин особенно любил ездить по флотам, нагоняя страх, выявлять недостатки в работе, писать разгромные справки по проверкам и снимать с должностей командиров различных рангов. В преддверии войны с Японией такой «принципиальный» инспектор дел на Тихоокеанском флоте и на Амурской флотилии был весьма полезен.
Кроме того, Сталин прекрасно понимал, что к 1945 году значительно вырос авторитет и амбиции маршалов и генералов. Чтобы держать их под контролем, лучше всего подходила политика «сдержек и противовесов». При каждом находился специально поставленный человек, пусть не обладающий высокими профессиональными качествами, зато склонный к доносительству, а еще лучше, имевший личные счеты с «подопечным». Такую кадровую политику не Сталин изобрел, так действовали все умудренные опытом правители и до, и после него.
Что касается Кузнецова и близких к нему адмиралов, появление П. С. Абанькина в ранге заместителя наркома было встречено с тревогой. Все понимали его роль соглядатая за лояльностью высшего командного звена ВМФ, и в первую очередь самого наркома. Однако снятие Кузнецова с должности главкома ВМС сразу же вознесло Абанькина вверх по карьерной лестнице.
По итогам работы упомянутой комиссии поста лишился не только Кузнецов. От своих должностей были отстранены и адмиралы из «команды Кузнецова» Алафузов и Галлер. И совершенно не случайно сразу же после фактического разгрома «команды Кузнецова» на повышение пошли старые недоброжелатели Николая Герасимовича. Адмирал Октябрьский стал первым заместителем главкома ВМС, а вице-адмирал Абанькин — заместителем главкома по кораблестроению и вооружению. Данная должность в период выполнения очередной амбициозной кораблестроительной программы являлась весьма престижной и перспективной. Об участии обоих в интригах против Кузнецова откровенно рассказал автору в свое время адмирал флота Н. Д. Сергеев. Именно эти двое приложили руку к обострению отношений между Кузнецовым и Булганиным.
Из воспоминаний Н. Г. Кузнецова:
«Он (Ф. С. Октябрьский. — В. Ш.) явно торжествовал, когда в 1947 г. я был снят с работы. Его назначили заместителем наркома ВМФ… Это был довольно своеобразный адмирал со многими положительными качествами и одновременно недостаточно правильно решавший некоторые вопросы. Он имел обыкновение слишком возомнить о себе, когда дело у него шло хорошо, и критиковать своих подчиненных, если случались неудачи»[75].
После снятия с должности Кузнецова и его соратников в руководстве ВМС оказались: главнокомандующий ВМС — адмирал И. С. Юмашев, начальник Главного штаба ВМС — адмирал А. Г. Головко, первый заместитель главкома ВМС — адмирал Ф. С. Октябрьский, заместитель главкома ВМС по кораблестроению и вооружению — вице-адмирал П. С. Абанькин и заместитель главкома ВМС по боевой подготовке — адмирал Г. И. Левченко.
К сожалению, после снятия с должности Кузнецова его недоброжелатели не успокоились. Очень скоро они нанесут по нему и его ближайшим соратникам еще один сокрушительный и, как они надеялись, нокаутирующий удар, после которого обычно уже никто не поднимался…
Глава 22. Дело четырех адмиралов
В первые послевоенные годы Сталин и Жданов начали резко закручивать гайки, искореняя якобы появившийся «несвойственный советским людям дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада». Действительно, жизнь советских людей не шла ни в какое сравнение с западноевропейской. Ну а материя, как известно, всегда первична. Именно поэтому и понадобилось срочное завинчивание идеологических гаек, и против «низкопоклонства» была развернута массированная кампания. В этой ситуации Сталину и отвечавшему за партийную идеологию Жданову и пришла идея о реанимации в СССР судов чести.
Всего до конца 1947 года в различных сферах было проведено 82 суда чести, самая известная и запутанная история связана с привлечением сразу четырех известных адмиралов. Началась она с письма капитана 1-го ранга В. И. Алферова, где он выражал протест по поводу передачи американцам изобретенной им торпеды высотного торпедометания 45–36 АВА, о чем его, как автора, даже не уведомили. В незаконной передаче своего изобретения иностранцам Алферов обвинил бывшего наркома Кузнецова и его ближайших соратников адмиралов Галлера, Алафузова и Степанова. При этом почему-то считается, что свое письмо Алферов адресовал напрямую министру Вооруженных сил Н. А. Булганину и заместителю председателя Совета Министров СССР Л. П. Берии, курировавшему работу МВД, МГБ и Министерства государственного контроля. Те якобы доложили Сталину, после чего вся история и завертелась. На самом деле все было иначе.
Герой Социалистического Труда контр-адмирал В. И. Алферов — автор письма, послужившего основанием для возбуждения судебного процесса над Н. Г. Кузнецовым и его товарищами. Из архива журнала «Морской сборник»
Да, Алферов действительно написал письмо с обвинениями руководства ВМФ в рассекречивании и разбазаривании придуманного им секретного механизма. Негативную реакцию на действия командования ВМФ со стороны изобретателя понять можно, он лишь желал восстановить справедливость. Письмо он направил, как положено, на имя заместителя главнокомандующего ВМС по кораблестроению и вооружению вице-адмирала П. С. Абанькина. Он явно рассчитывал, что с проблемой разберутся на уровне командования ВМФ, но никак не выше. То, что произошло позже с его письмом, от самого Алферова уже никак не зависело. Абанькин же на ближайшем совещании был обязан доложить главкому Кузнецову о факте получения данного письма и предложить решение поставленного вопроса.
Как ни странно, о его обсуждении руководством ВМФ не сказано ни Кузнецовым, ни другими участниками и свидетелями процесса 1948 года. Возможны два варианта. Первый: Абанькин доложил Кузнецову о письме, но тот не придал ему значения, а просто отмахнулся. Второй: Абанькин Кузнецову не доложил, а переправил письмо в высшие инстанции.
Что касается первого варианта, то он маловероятен. Алферов никуда больше не обращался, а значит, его письмом занимались. Однако не сам Кузнецов и не его ближайшее окружение. А значит, Абанькин письмо Кузнецову не показывал и сразу направил его министру Вооруженных сил СССР Булганину. Причем он придержал его у себя до тех пор, пока Кузнецова не сняли с должности главкома. Теперь Абанькин должен был передать письмо новому главкому ВМС Юмашеву, сопроводив его своей пояснительной запиской. Зная характер адмирала, можно с большой долей вероятности сказать, что на этом бы история с письмо Алферова и закончилась. Юмашев не любил выносить сор из избы и сделал бы все, чтобы спустить этот вопрос «на тормозах».
Поэтому письмо от Абанькина, минуя Юмашева, странным образом оказывается сразу у Булганина. Есть версия, что одновременно оно попало и к Берии. Таким образом, истинным организатором всей истории с «делом четырех адмиралов» был не кто иной, как адмирал Абанькин. Более того, капитан 1-го ранга В. И. Алферов являлся однокашником Абанькина по Военно-морскому училищу имени М. В. Фрунзе, да и после окончания училища они некоторое время служили вместе. А значит, можно предположить, что инициатором самого письма также стал Абанькин, решивший разыграть грандиозную интригу. Косвенным доказательством этому служит тот факт, что письмо было написано лишь спустя четыре года после передачи американцам торпеды 45–36 АВА.
Письмо о незаконной передаче высотной торпеды попало в руки Булганина как раз кстати, когда к Кузнецову и его ближайшему окружению накопилось немало вопросов по их несанкционированным контактам с англичанами и американцами в конце войны. Ну а давно враждовавший с Кузнецовым Булганин, выбрав время, подсунул письмо Алферова под горячую руку Сталину.
В своих воспоминаниях Кузнецов прямо называет инициатором раздувания дела именно его, при этом не особо стесняясь в выражениях. В интерпретации Кузнецова, тот свел с ним счеты из-за старого спора о помещении для Наркомата ВМФ. Тогда Булганин приказал выселить моряков из одного принадлежащего Наркомату ВМФ дома. Кузнецов попросил предоставить замену. Булганин отказался. Кузнецов доложил Сталину. Тот поставил Булганина на место, и последний пообещал Кузнецову это припомнить.
Впрочем, нельзя все сводить к одной лишь мести Булганина и интриге Абанькина. Дело в том, что, оставляя за наркомом ВМФ право на прямые контакты с союзниками, Сталин запретил ему принимать какие-либо серьезные решения без личного вмешательства Молотова, курировавшего международные контакты Наркомата ВМФ. В дальнейшем Кузнецов будет оправдывать свои действия тем, что из-за большой загруженности Молотов не всегда мог уделять внимание флоту и ближе к 1945 году ряд вопросов, связанных со взаимоотношениями с союзниками, он начал решать сам, не уведомляя куратора.
Маршал Н. А. Булганин. Из открытых источников
Возможно, что все в истории с Кузнецовым и близкими к нему адмиралами и закончилось бы не столь трагически, если бы не внутриполитическая ситуация в СССР. Вдобавок к борьбе с «космополитизмом» началась кампания по выявлению фактов вывоза из Германии большого количества ценностей отдельными маршалами и генералами. Одновременно начался и ряд политических процессов среди генералитета, затронувших окружение Жукова и ВВС.
У адмиралов ВМФ нашлась другая «ахиллесова пята» — прямые контакты с бывшими союзниками, доходившие практически до дружеских. Если во годы Второй мировой на них смотрели сквозь пальцы (как-никак союзники!), то с началом холодной войны с Западом их легко можно было представить чуть ли не изменой Родине.
Вождь очень нервно реагировал на излишнюю самостоятельность подчиненных в вопросах внешней политики и международных связей, ибо это всегда было чревато контактами с зарубежными разведками. Кузнецов и его окружение больше всего контактировали с адмиралами и офицерами английской и американских морских миссий, где, разумеется были и кадровые разведчики.